Дана Делон - Артур, Луи и Адель

Молчание затягивается, около нас останавливается толпа туристов с гидом. Маленькая женщина писклявым голоском вещает:

– Еще в пятнадцатом веке здесь находилась окраина города за стенами Луврской крепости с публичной свалкой и добычей глины для производства плитки – отсюда и название Тюильри![11] – Туристы с интересом кивают, а женщина, перескакивая от холода с ноги на ногу, продолжает: – Первый парк начали разбивать в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом году по приказу Екатерины Медичи, по ее указу здесь также был выстроен новый дворец Тюильри, это был ее сад для прогулок. К сожалению, во времена Французской революции дворец сгорел дотла и не был восстановлен. Остался лишь сад!

– Интересно, – шепчет Адель и, поймав мой взгляд, признается: – Знаешь, все-таки это до ужаса странное ощущение. Я помню это место летом или весной. В голове так отчетливо воспроизводится картинка солнечного дня и зеленых деревьев.

Она смотрит внимательно, прямо в глаза, и я не вижу в ее взгляде стеснения и робости, скорее решительность. Она высоко приподнимает подбородок – такой знакомый жест, такой родной, такой любимый… Она сейчас выглядит прежней собой. Сильной, стойкой, упрямой. И до меня наконец доходит, что она все тот же самый человек, та же Адель. Моя Адель.

– Еще я помню твои глаза, – начинает она уверенно, – и более загорелую кожу. Это было не здесь… кажется, мы были на море. Я помню тебя без майки, в голове вспыхивает воспоминание: твой пресс и подтянутая грудь, а еще капельки, стекающие по коже. – Адель подходит ближе и, не пряча взгляда, продолжает: – Я также помню свое смущение и симпатию. Мне нравилось на тебя смотреть, но я почему-то не могла делать это в открытую. – Она замолкает, будто ждет, что я отвечу и объясню, но у меня в горле пересохло, ведь она подошла слишком близко. – Правда странно: я помню некоторые эпизоды, но не могу вспомнить главного?

Я не выдерживаю взгляда пристальных черных глаз, поэтому возобновляю движение.

– Ты ничего мне не скажешь? – немного разочарованно спрашивает она, и я решаю дать ей хоть что-то:

– Мы познакомились три года назад на Антибах.

– Мне было шестнадцать, а тебе?

– А мне двадцать.

– Тогда понятно…

– Что именно?

– Почему я чувствую себя ребенком рядом с тобой. Хотя на подсознательном уровне меня это очень сильно бесит.

– Ты никогда не была ребенком в моих глазах, – хрипло говорю я и про себя думаю: «В этом и заключалась вся проблема».

Адель подходит ко мне. Снова слишком близко. Носы моих кроссовок упираются в ее ботинки. Я чувствую ее запах и делаю шаг назад.

– Ты боишься меня? – изучающе спрашивает она и делает шаг вперед, становясь в очередной раз вплотную, так что я вижу темные пятнышки в карих глазах. Она всегда была упрямой.

– Я боюсь тебе навредить, – честно признаюсь я.

– Ты не можешь мне навредить.

А потом она неожиданно наклоняется и утыкается носом в мою шею. Я замираю, ощущаю ее вибрирующее дыхание на коже и едва уловимое прикосновение губ. Я не могу сдержаться. Мои руки начинают жить своей жизнью, они приобнимают ее и крепко притягивают к себе.

– Знаешь, что я чувствую? – шепчет она мне на ухо. – Что нашла то, что искала. Я не знаю, почему именно ты, но это ты.

Ее шепот ускоряет биение моего сердца. Дыхание становится тяжелым. Я чувствую ее запах, глажу волосы, закрываю на мгновение глаза и ощущаю то, о чем и мечтать не мог. Покой. Последние месяцы после случившегося мне казалось, что я больше никогда не смогу испытать умиротворение и безмятежность. Но рядом с Адель все иначе, она вносит мир в мою душевную разруху. Восстанавливает и исцеляет меня изнутри своим теплом.

Мы стоим так несколько минут. В какой-то момент нас толкает турист, он так старается запечатлеть все вокруг на телефон, что даже не замечает нас. Он смущенно извиняется и опять утыкается в экран, а нам приходится отстраниться друг от друга.

– Без тебя холодно… – как-то по-детски лепечет Адель.

– Хочешь горячего шоколада? – спрашиваю я, зная о ее слабости к этому напитку. – Ларек с горячими напитками стоит позади тебя, можем купить его прямо тут.

И, к моему огромному удивлению, Адель отвечает:

– Конечно, он будет приготовлен не по нашему фирменному рецепту, но почему бы и нет? Согреться сейчас не помешает.

Она хватает меня за руку и тянет в сторону ларька. Я по привычке переплетаю пальцы с ее – сейчас, как никогда, хочется ощущать тепло ее кожи. Она внимательно разглядывает наши руки, и на лице появляется улыбка. Но я не могу улыбнуться в ответ, я с содроганием думаю о том, что фирменный рецепт принадлежал Луи… Мне становится не по себе, и меня волнует один-единственный вопрос: «Как скоро она вспомнит его?» Про себя молюсь об одном: чтобы этот день никогда не настал. Никогда. Не. Настал.

ЛУИ

ЛЕТО НОМЕР ДВА началось проще, чем мы могли себе представить. Все благодаря дедушке Адель – месье Дени. Он был отцом Анны, но настолько разных людей я никогда не встречал. Весельчак, любитель поесть и выпить кардинально отличался от сухой, угрюмой женщины, которая была его дочерью. Именно Дени привез Адель на юг Франции.

– Так, секс, наркотики, рок-н-ролл есть в программе? – весело шевеля усами, спросил он.

Если честно, я не смог скрыть своего удивления и уставился на него с широко раскрытыми глазами, чем сильно насмешил Адель. Она захохотала в голос и играючи стукнула дедушку по плечу.

– Не пугай его!

– Скучно живете, молодежь, – хмыкнул Дени.

На прощание он пожал мне руку и поцеловал Адель.

– Смотри не проколись: никаких фотографий в соцсетях! Ты со мной на острове Мюстик, пьешь кокосовое молоко и валяешься в гамаке под пальмой!

С этими словами он запрыгнул в ярко-красный кабриолет, посигналил на прощание и уехал.

– Нам повезло, что в прошлом году он крутил роман с престарелой актрисой, иначе бы мама отправила меня к нему, и мы бы так и не встретились. А в этом году повезло, что роман подошел к концу и мама решила напомнить ему об обязанностях перед внуками.

– Я думал, нам придется красть тебя из дома, уже готовился к амплуа преступника, – шутя сказал я, и Адель усмехнулась:

– На самом деле я тоже думала, что мне придется убегать, но, повторюсь, мне повезло! Папи услышал наши с мамой препирания на тему каникул. Точнее сказать, это был сущий скандал, в конце которого меня отправили в комнату с криком навсегда забыть о тебе с Артуром. Ее аж трясло. Знаешь, некоторые люди любят раздувать из ничего проблему вселенского масштаба, свято верить в эту проблему и пытаться ее решить всеми возможными способами. Словно Дон Кихот, который спасал принцессу и дрался с воображаемыми драконами.

– Ты хочешь сказать, что я не дракон, а всего лишь мельница?

– Именно! – весело согласилась Адель. – Так вот, пока я сидела в комнате, папи с напыщенным видом обещал моей маме присмотреть за внучкой, а мне потом сказал, что нет ничего плохого в том, что я хочу увидеться с друзьями. Слава тебе господи, помимо придурков, в мире существуют адекватные люди, способные здраво мыслить.

– И он решил нас прикрыть?

– Да! Самое смешное, что идея целиком и полностью принадлежала ему. Честно говоря, я и подумать не могла, что дедушка до такого додумается. Хотя он частенько бывает моей единственной палочкой-выручалочкой в нашей семье. Когда домашние на пределе, я бегу в гости к его другу детства Августину. Там меня всегда ждет десерт, чай и хорошая компания. А еще у него не квартира, а настоящий музей! Может, однажды мы все-таки встретимся в Париже, и я покажу тебе. У Августина целая коллекция импрессионистов. Музей д’Орсе блекнет на его фоне!

– Никогда не увлекался живописью, но ради тебя пойду куда угодно. Ну а дедушка у тебя правда классный, надо бы нам выкрасть для него бутылочку вина из семейного погреба.

Я внимательно разглядывал ее, стараясь не упустить ни малейшего изменения. За год она немного вытянулась, стала красить глаза и выглядела чуточку иначе. Я не мог объяснить, что именно изменилось. Адель просто стала старше. Нет, она не повзрослела в одночасье. Но все равно была другой. Однако одна вещь оставалась неизменной. То, что я чувствовал… Стоило мне увидеть ее, эмоции захлестнули. Радость, влечение, наслаждение, возбуждение. Удовлетворенность, что она стоит такая красивая, живая, настоящая прямо передо мной.

– Он оценит жест, только я не хочу, чтобы у тебя возникли в будущем из-за этого проблемы. А папи у меня единственный, – сказала она более серьезным тоном, – родителей отца не стало, когда я была совсем маленькая. Говорят, я похожа на свою бабушку, у нее были аргентинские корни. А мамина мама умерла при родах… грустно, конечно. Но, знаешь, несмотря ни на что, мой дед все равно любит жизнь. Сначала я решила, что он отчасти очень легкомысленный, а сейчас мне кажется, что нужна как раз огромная воля и внутренняя сила, чтобы не впасть в уныние, а продолжать жить после того, как нечто страшное и непоправимое случается.

Я невольно стал сравнивать Дени со своим дедушкой.

– Мой так и не смог оправиться после смерти сына, – признался я, а Адель положила руку мне на плечо и тихо спросила: