– Мне нужно время, – хрипло говорю я ему. – Мне нужно время, чтобы простить тебя, а понять тебя я никогда не смогу.

Папа не останавливает меня, лишь поджимает губы и провожает взглядом. Мне кажется, он хочет что-то сказать, но, быть может, у него не хватает сил это сделать…

Я выхожу из дома с рюкзаком на плече и быстрыми шагами направляюсь к метро. Артур не выглядит удивленным при виде меня; я кидаю рюкзак на пол и бросаюсь ему на шею.

Луи как-то сказал мне, что любовь – это принятие. Мне кажется, он попал в яблочко. Потому что «Я люблю тебя» означает, что я принимаю тебя таким, какой ты есть, вижу все твои минусы, но без ума от твоих плюсов. «Я люблю тебя» – значит, я буду рядом и буду поддерживать тебя даже в худшие времена. Пусть горит весь мир синим пламенем, я люблю тебя, и это самое главное. «Я люблю тебя» означает, что я знаю все твои самые страшные тайны и не осуждаю за них. «Я люблю тебя» означает, что я буду бороться за нас, взлетать и падать вместе с этой любовью.

Я люблю Артура до одури, до умопомрачения, до безумия. Люди часто боятся этого чувства, боятся так отдаться другому человеку. Я не боюсь. Я хочу касаться его как можно чаще, крепко обнимать и целовать до беспамятства. А сейчас я рыдаю у него на груди и знаю: я еще долго буду плакать, зализывать свои раны. И долго буду успокаивать его и зализывать его раны тоже. Но этот путь мы пройдем вместе. Он и я. Рука об руку. Потому что я люблю его, а он любит меня.

* * *

Я частенько вспоминаю один вечер с Луи. Я бы не сказала, что это мое самое любимое воспоминание, потому элементарно не могу сделать выбор в пользу одного-единственного. Я помню, как однажды мы сидели ночью в беседке, было очень поздно, часа три ночи. Мы втроем проговорили весь вечер, спать абсолютно никто не хотел. Мы обсуждали прошедшую вечеринку и смеялись над одной девушкой.

– «Я занимаюсь стрип-пластикой», – томно сказала она мне, – подтрунивал Луи, – а эти ее накладные ресницы… я думал, она улетит на них!

Мы в голос смеялись, он же кривлялся. Справедливости ради стоит отметить, что с девушкой он вел себя крайне галантно. Но она оказалась слишком приставучей, и, когда флирт не сработал, решила козырнуть своей пластикой. Но Луи это только насмешило.

– Нет, ну вы видели ее на танцполе? Она дергалась так, будто в нее вселился демон и где-то рядом стоит Константин и пытается извергнуть исчадие ада!

Я громко хохотала, Артур же нахмурился.

– Как я мог пропустить такое зрелище?

– Не беда! – сказал Луи другу. – Врубай музыку – она научила меня парочке коронных движений, так и быть, продемонстрирую тебе.

Артура не надо было просить дважды.

– Стой, я принесу колонку. Давай откровенно: для стрип-пластики необходимо крутое звучание, – поиграв бровями, пошутил он с умным видом и побежал в дом.

Возвращался же он под громкий ритм Despacito[28], орущий на всю округу.

– Давай, детка, залезай на стол, покори нас всех! – крикнула я, и Луи, усмехнувшись, тыкнул в меня указательным пальцем и гнусавым тоном пропел:

– Чур, сильно не завидуй, детка! Не всем суждено родиться королевами.

Он забрался на стол и действительно начал очень смешно дергаться под латинский ритм песни.

– Вот вам и стрип-пластика! – покачивая бедрами на клоунский манер, кричал он.

Выглядело это все настолько комично, что я просто валялась на полу, и от смеха мне не хватало воздуха.

– Подожди, подожди, уступи танцпол мастеру! – провозгласил Бодер и тоже забрался на стол.

– Зря ты это сделал, Артур! Я тебя сейчас как соблазню! Чувствую, в небе загорится новая голубая звездочка.

Артур прыснул со смеху, но со стола слезать не стал. Они танцевали, дурачились, а потом подняли меня за руки и по очереди кружили под музыку. До сих пор загадка, как нас выдержал стол, ведь мы не просто танцевали, мы прыгали, как стадо слонов!

Этот сумасшедший танец – словно яркое описание нас троих, его можно смело назвать «Артур, Луи и Адель». Ребята, которые вместе дурачились, смеялись, сходили с ума, расстраивались, плакали, разочаровывались, злились. Ребята, которые ловили момент или теряли суть, путались в действительности и жизни. Ребята, которые очень сильно любили друг друга.

Эпилог

МЫ ИДЕМ С АРТУРОМ рука в руке, на улице очень холодно, но в моей душе тепло. Да, внутри меня много боли. Внутри меня настоящее горе, я вижу отражение собственной печали в глазах Артура и знаю: это никогда не пройдет. Может, немного утихнет, не будет так больно. Но не пройдет… никогда. Но было бы сущей неблагодарностью по отношению к Луи отвести в наших сердцах место лишь для боли, печали и грусти. Я хочу помнить, как он улыбался, как его волосы развевались на ветру и блестели на солнышке, как зеленые глаза сверкали!

Мы будем помнить тот смех и те слова, что ты когда-то сказал каждому из нас! Мы будем помнить тебя живым и до конца жизни любить!

Артур крепко стискивает мою руку и подбородком указывает на маленькую елочку.

– Может быть, возьмем ее?

Я улыбаюсь и говорю ему:

– Да.

Через неделю Рождество, мы живем вместе в студии, и это место – истинный рай на земле. В этом году в первый раз за всю нашу историю мы отпразднуем вместе праздники. Как настоящая семья. Я уже приготовила ему подарок и спрятала на верхнюю полку шкафа. Даже если он нашел его, я уже упаковала его, и он никогда в жизни не догадается, что там! Наша маленькая студия вся в гирляндах и рождественских украшениях, по всему полу рассыпаны блестки, и, сколько бы я ни пылесосила, они неизменно сыплются с предметов декора. Но мне нравится! Вечерами мы не включаем свет, а зажигаем свечи, они сладко пахнут ванилью.

Мы позвонили нашей любимой няне и проговорили с ней целый час. Она все еще на вилле и никуда не собирается уходить.

– Это дом Луи, – прошептала она мне в трубку, – здесь каждый уголок пропитан им. Я никогда не оставлю это место.

Мы решили летом поехать к ней в гости – она нуждается в нас, а мы нуждаемся в ней. Мы нуждаемся друг в друге…

Я до сих пор не разговариваю с папой. Может, однажды в нем проснется совесть, он извинится за все, что сделал Артуру, и мы сможем попробовать наладить наше общение. С мамой я говорю, как ей и обещала; к моему большому удивлению, она не выступает в роли дипломата в наших с отцом отношениях. Марсель не хочет возвращаться в старую школу. Мне кажется, его покорил Париж или, быть может, Сесиль. Честно сказать, я за него очень рада. Последний раз его глаза так сверкали, он столько шутил и выглядел таким беззаботным! Взаимная любовь – это прекрасно! И я счастлива, что мой брат нашел ее.

Я смотрю на Артура и не могу поверить в свое собственное счастье. Мне так нравится наше маленькое убежище. На одной стене я развесила наши фотографии. Там много тех, с которых улыбается Луи своей теплой улыбкой. Появились и новые, где мы с Артуром дурачимся, целуемся, создаем новые воспоминания. Я стараюсь запечатлевать наши счастливые мгновения. На другой стене, конечно, висит Эдгар Дега и его балерины, как же без этого! Артур очень терпеливо помогал мне развешивать новую коллекцию.

Мы платим за елку, и продавец желает нам счастливого Рождества. Я вприпрыжку бегу домой, Артур смеется над моим дурачеством, но бежит вслед за мной.

– Скорее, скорее, – прошу я его, как только мы переступаем порог нашего дома. – Ставь ее около окна, я сейчас притащу игрушки.

И я, словно молния, мечусь из одного угла в другой, собирая весь инвентарь. Мы наряжаем ее во всевозможные елочные игрушки, во все, что было найдено в доме. Я с таким энтузиазмом погружаюсь в это дело, что немного путаюсь в мишуре и дождиках, но Артур, мой личный супергерой, спасает меня, аккуратно и терпеливо распутывая завитки.

– Думаешь, мы не переборщили? – скептически интересуется он. – Иголок вообще не видно!

Я же скачу вокруг нее и думаю, что у Моники Геллер[29] случился бы нервный срыв, увидь она столь безвкусно и нелепо разряженную елку. Но мне безумно нравится!

– Это самая прекрасная елка в мире! Думаю, в следующем году нам поступит предложение от «Галери Лафайет»[30], – шучу я. – Вот увидишь: они будут умолять нас украсить их рождественскую елку!

Я прыгаю ему на спину, он ловит меня и смеется:

– Как была обезьянкой, так и осталась! Думаешь, сможем поставить пальму вместо елки в «Лафайет»? Развесим на ней маленьких обезьянок, самую милую назовем в твою честь!

Я наклоняюсь и целую его в щеку, а затем вдыхаю самый любимый запах… его запах…

– Посмотрим «Друзей»? – спрашивает он, и я, конечно же, соглашаюсь.

Артур знает их наизусть, а я лишь сейчас открываю для себя этот маленький мир, но с первой серии он покорил меня окончательно и бесповоротно. Бодер включает серию, и мы ложимся на диван. Он обнимает меня со спины, и я чувствую себя очень уютно.

– Как думаешь, из меня получится учительница начальных классов? – задумчиво спрашиваю я где-то в середине третьей серии.

Я чувствую, как он замирает, затем аккуратно поворачивает мою голову в свою сторону.

– Конечно, из тебя получится абсолютно все, что ты захочешь.

И я наклоняюсь к его губам и с благодарностью целую. Он отвечает на мой поцелуй с такой нежной страстью, что я просто таю в его руках. Он притягивает меня ближе, и я тут же начинаю его раздевать. Быстро, торопливо, проворно. Артур тихо посмеивается, наблюдая мной.

– Ничего смешного, я не виновата, что без одежды ты мне нравишься больше.

Еще один счастливый смешок слетает с его губ.