Но он знал, что просто так все не успокоятся еще очень долго. Пожалуй, посовещаться все же стоило. Фатих распорядился подать ужин на двоих и вызвал Эмине.

Главную жену он обожал, был благодарен ей за старшего сына и за первый приобретенный опыт в любовных утехах. Она была родом с Балкан, из знатной семьи, отлично воспитана и очень красива. Четырнадцатилетнюю Эмине привез в гарем отец Фатиха, султан Мурад II, и полностью угодил сыну. Сейчас Повелитель уже и не помнил, когда спал с ней в последний раз, она давно стала ему если не сестрой, то надежной и верной подругой точно.

Эмине была умна и остра на язык, прекрасно понимала Фатиха, помогала ему управляться с гаремом. Ей разрешалось многое из того, о чем другие жены не смели и мечтать. Они знали друг друга с ранней юности, с ней Фатих мог позволить себе быть просто мужем и отцом, а не грозным Правителем империи, она одна обладала исключительным правом общаться с ним на равных и говорить все, что думает – в разумных пределах. Но как раз благодаря уму и воспитанию разумные пределы Эмине знала четко.

Она стремительно вошла через услужливо распахнутые двери, на ходу небрежным жестом открывая лицо. Прямая спина, гордый профиль, наследие старинного рода, прямой, без турецкой горбинки, нос с раздувающимися ноздрями, как у арабского скакуна; все еще черные вьющиеся волосы закрыты тончайшей шелковой косынкой. Фатих невольно залюбовался женой, приветственным жестом приглашая ее к трапезе.

– Лекарь приходил?

– Но, но! Не забывайся! И ты туда же. Слушай, Эмине, не перестаю сам себе удивляться, как тебе удалось до сих пор не расстаться со своим очаровательным язычком.

– Ну, меня это не удивляет. Помнится, в свое время ты ценил этот язычок больше всех остальных частей тела.

– Да? Я не помню.

Фатих улыбнулся. Он и сейчас ценил этот язычок, с удовольствием слушая жену.

– Как Баязид? Я еще не стал в очередной раз дедом?

– Пока нет, но вот-вот станешь. Не беспокойся, Повелитель, ты, как всегда, узнаешь об этом первым.

– Не сомневаюсь… Иногда мне кажется, что мы с тобой узнаем о появлении внуков раньше, чем он о появлении детей. По-моему, он уже сам путается в своих женах.

Эмине даже не улыбнулась.

– Завидуешь, Фатих? – вопрос прозвучал ехидно и крайне двусмысленно. – Вроде бы ваши вкусы во многом совпадают. Кстати, я думала, что подарок из Греции ты привез ему. А оказывается, себе…

– Эмине, что с тобой? Ты ревнуешь что ли? – Фатих хитро прищурился. – Мне только этого еще не хватало!

Жена склонила голову и тихо, без тени иронии спросила:

– Ты же не о внуках говорить меня позвал, Фатих?

– Да, не о внуках.

Эмине почтительно ожидала, когда он нарушит молчание, но Фатих не знал, с чего начать.

– Почему ты не ешь?

– Спасибо, я не голодна, – она посмотрела на него с жалостью, почти с состраданием, как на тяжелобольного.

– Что, настолько хороша, Фатих?

– Да, то есть… да, – он опять замялся.

Жена уважительно помолчала.

– Ладно… Я понимаю. Но ты перешел все границы разумного, Фатих.

– Как там обстановка?

– Смута, но пока просто болтают.

– Я распорядился о подарках, Эмине.

– О, благодарю, мой Господин! Махмуд-паша уже сообщил мне. Постараюсь всем угодить.

Они опять помолчали.

– Как долго ты собираешься ее здесь держать, Фатих?

– Не знаю… Я не отдам ее в гарем!

– Думаешь, не услежу? Скажи, как ты хочешь, чтобы ее содержали, я все устрою.

– Не уследишь. И потом… Она нужна мне каждую ночь, Эмине. Будет только хуже.

Жена посмотрела на него взглядом, полным изумления.

– Что?! Ты… влюбился, Фатих?! О, Аллах! Да что там такое?!

– Сам не понимаю, Эмине. Она… другая, она особенная, она необычная и…

– Фатих осекся, увидев глаза жены.

– Ты уверен, что тебе не нужен лекарь? – она спрашивала совершенно серьезно. – Я не узнаю тебя, мой Повелитель.

– Пожалуй, я сам себя не узнаю, но лекарь мне не нужен.

– Стареешь, султан, становишься сентиментальным.

В который раз Фатих поразился прозорливости своей жены. «Хорошо, хоть не сказала про старую портовую б**дь и про котят», – подумал он.

– Возможно. И мне это очень нравится.

– Ладно, надеюсь, это скоро пройдет… Не могу поверить! – Эмине улыбалась. – В любом случае можешь на меня рассчитывать.

– Наверное, пройдет, Эмине, но я так не хочу, чтобы скоро.

Фатих с благодарностью улыбнулся жене.

– Прошу тебя, следи за гаремом получше. При любом подозрении сразу дай мне знать.

– Конечно! Все же усиль охрану девочки, Фатих.

– Уже усилил.

– Но как ты будешь разбираться с советом…

– Разберусь! Уже разобрался.

– Только не становись наивным, Фатих, там тебе предстоит бой посложнее, чем за Константинополь.

Султан рассмеялся.

– Ну, это был не такой уж и сложный бой, летописцы больше приукрасили.

Напряжение беседы незаметно спало.

Эмине вздохнула:

– Бедная девочка, да поможет ей Аллах!

– Ты преувеличиваешь мои способности, дорогая, – султан опять рассмеялся.

Жена поднялась:

– И все же будь очень осторожен, Фатих. Ты идешь сейчас один против всех. И из-за кого?! Из-за какой-то девчонки!

Она собралась уходить, закрывая лицо, но вдруг остановилась:

– Ты позволишь зайти к ней?

– Нет, не надо. Может быть, позже. Я скажу.

– Доброй ночи, мой Господин!

– Доброй ночи, любимая!

Будучи почти за дверями, Эмине бросила через плечо:

– Старый извращенец!

– Ты все-таки останешься однажды без языка!

Двери захлопнулись.

Султан выдохнул с облегчением. Хотя бы один союзник у него уже есть.


На родном острове Нике не приходилось сталкиваться с хищными зверями, их там попросту не водилось. Она жила в мирном окружении овечек, лошадей да еще собак, жизнерадостно виляющих хвостами при встрече, поэтому не имела представления о повадках настоящих матерых хищников. Ника не знала, что даже к прирученному волку, берущему пищу с руки, никогда нельзя поворачиваться спиной, потому что он, даже когда ест, пристально следит за хозяином и лишь выбирает удачный момент для совершения стремительного броска. Достаточно расслабиться на мгновение, как клыки вопьются в шею слабого противника, и волк, порвав все цепи, бросится в лес к желанной вольной жизни. Волк не прощает зависимости, он всегда внутренне свободен и до конца своих дней будет биться за обретение реальной свободы.

Ника была уверена, что любовь – это мама и папа, которые, может, и поругают за какие-либо провинности, но потом обязательно простят, приласкают и будут любить ее еще больше, чем прежде. Именно такой любви она и просила у своего Господина, и он откликнулся на ее просьбы: был очень ласков и осторожен с ней ночью. Ника доверилась ему и искренне считала, что теперь так будет и дальше. Наивная девушка не осознавала, что никогда свободолюбивый волк не превратится в овцу, тем более за одну ночь. Разве что прикинется мирным, чтобы выбрать время для нападения.

Проснувшись утром на шелковых простынях и обнаружив на шее вместо ошейника бриллиантовое колье, Ника решила, что угодила своему Повелителю, и очень обрадовалась. Раз он так щедро наградил ее, значит остался доволен, значит можно не опасаться плеток и ножей, значит больше не придется сидеть на цепи в мерзком ошейнике. Все, что происходило в этот день дальше, напоминало сказку и лишь подкрепляло в ней эту уверенность.

Вместо серой холодной кельи она оказалась в шикарных апартаментах с удобной кроватью, огромным зеркалом и окном, через которое (о, счастье!) комнату заливал солнечный свет. Все те же рабыни не отходили от нее ни на шаг, предвосхищая малейшую потребность, и даже смотрели по-другому, с подобострастным уважением, украдкой с восхищением косясь на колье и браслет. Она наелась досыта и (наконец-то!) была облачена в одежды из нежнейшего шелка, приятно ласкающие кожу. Жизнь показалась прекрасной, но тело болело все: и снаружи, и внутри.

Еще утром обычные манипуляции девушек, как ни старались они прикасаться к ней осторожно, вызывали у Ники непроизвольные стоны. Хуже всего дело обстояло с отправлением естественных надобностей. Ника как могла крепилась и откладывала этот момент, но организм все-таки взял свое. Сначала она долго собиралась с силами, чтобы напрячь живот, а потом горячая струя так обожгла пах, что она взвыла в голос, благо одалиски деликатно оставили ее одну. Нике очень хотелось посоветоваться с какой-нибудь опытной женщиной, но, кроме рабынь, она ни с кем не общалась, а задавать вопросы им пока стеснялась. Впрочем, одалиски весь день усердно трудились над ее измученным телом, видимо, хорошо понимая состояние своей новой госпожи и изо всех сил стараясь облегчить ее страдания.

Кровь из Ники уже не текла, стертая кожа перестала саднить, умащенная всевозможными маслами, мышцы постепенно расслаблялись от массажа. Занимаясь своей работой, девушки не проявляли особого беспокойства, и Ника решила, что с ней все в порядке, так и должно быть в первый раз и скоро все пройдет. Ей было невдомек, что во дворце хорошо известного своими зверствами Фатиха уже давно никто не проявлял особого беспокойства даже по поводу отрубленных голов, к этому привыкли и считали почти нормой.

Ближе к закату солнца появился врачеватель, задал несколько ничего не значащих вопросов, дрожащей от страха рукой пощупал пульс, осмотрел кожу на запястьях, посовещался с рабынями и, выдав ей какое-то горькое снадобье, убрался восвояси. Уже совсем стемнело, когда одалиски наконец оставили ее в покое и удалились.

Ника с наслаждением растянулась на широкой кровати и окончательно расслабилась, настраиваясь на длительный ночной отдых. Она была уверена, что опытный Фатих не потревожит ее сегодня, так как прекрасно понимает, что его рабыне нужен покой и восстановление после пережитой ночи. И напрасно! Бедное наивное дитя решило выспаться в логове волка!