Кажется, она делала ошибку за ошибкой, иначе бы в её жизни не появился Кирилл. Дёрнул же Тоню чёрт так бурно отреагировать на излияния Лены, которую отчего-то стала безосновательно считать своей подругой. Увязшая по уши в дерьме, она решила посоветовать то, в чём ни капли не разбиралась, за что и поплатилась. Но, доведённая до отчаяния, была готова на всё, и в тот момент, когда Кирилл озвучил ей свои условия, они показались ей если не нормальными, то весьма к этому близкими.

Тоня продаст своё тело, а взамен получит то, что ей жизненно необходимо – деньги. Лишь на краткие мгновения в голове мелькнули сомнения. Стало стыдно даже не перед собой – перед мамой, которая уже не могла увидеть, до чего докатилась её дочь. Но матери не было, а Тоня… Тоня столкнулась с той стороной жизни, которая диктовала свои правила.

Всё изменилось, когда они были на дне рождения Ларина. То, что сотворил тогда Кирилл, родило внутри неё не только отвращение, но и возбуждение. Никогда ни с одним мужчиной она не чувствовала себя такой… откровенной. Когда брали, не спрашивая, и ей это нравилось. Где-то в глубине души, но нравилось.

Это после она множество раз обдумает случившееся, будет уговаривать себя, что это было мерзко, но в тот момент, когда Кирилл сделал с ней всё, чего хотел, Тоня поняла, что завелась.

И после та ночь в его квартире. Такого наслаждения, которое он ей дарил, она не испытывала ни с кем. Граничащее с болью, порождающее желание закрыться, спрятаться, но одновременно просить о большем, оно сводило с ума. Какой неправильной она сама себе казалась в эти моменты. Кирилл был женат. Да, в его семье, если верить рассказам Лены, такое было нормой, но существовало одно «но». Для самой Тони это нормальным не было. До сих пор.

– Тонь! Ты чего зависла? Чаю, говорю, не подлить?

Пышнотелая и никогда не унывающая Надя, давняя подруга Тони, зависла рядом с ней с заварником.

– Нет, спасибо, этот ещё не допила.

– А. Ладно. А я, пожалуй, портвишка.

Они сидели в Надиной крошечной кухне, куда Тоня часто забегала вечерами после особенно тяжёлых дней, и как обычно болтали обо всём. Точнее, в этот раз болтала Надя, а Тоня делала вид, что слушает про очередных ухажёров и поднятие аренды на рынке, кивала и думала о своём.

– Слушай, я тут отца твоего встретила, – издалека начала Надя, опрокинув в рот спиртное и закусив чёрным хлебом. – Совсем плох стал. Может, в клинику его какую?

Тоня вскинула на подругу взгляд, вздрогнула, как будто по кухне порыв ледяного ветра пронёсся, и быстро отвела глаза. Сама не раз думала об этом, но, начитавшись в сети всякого, поняла, что это не выход.

– Нет. Выпустят быстро, а он мне после вообще жизни не даст.

– Ясно. Может, тогда попытаться банкротом его сделать? Я говорила, в маршрутке объявление видела.

– Об этом тоже думала. Но не уверена, что он тогда в криминал какой-нибудь не вляпается.

Если бы не огромный долг и коллекторы-бандиты, которые уже перешли, по мнению Тони, все возможные границы, она бы потратила деньги, взятые у Кирилла, на лечение отца. Определила бы его в дорогую клинику, где ему обязательно бы помогли. Может, стоило просить больше? Для Горского эта сумма не была слишком уж большой, а Тоню могла выручить.

Она вздохнула, когда её мысли перешли на отца Лены. Ларин был неизменно предупредителен, и Тоня чувствовала, что нравится ему как женщина. Скорее всего, за этими симпатиями не стояло ничего, кроме желания затащить её в постель, но если он всё же имел на неё серьёзные планы, это могло стать выходом.

От этих размышлений стало тошно. В кого она превращается? Да нет – уже превратилась, когда пошла на поводу у Горского. Тогда и шлюхой себя почувствовала, и удовольствие от этого получила. Тоня очень сомневалась, что с Лариным испытала бы то же самое. Как мужчина он ей был не интересен. Но и подумать о себе в первую очередь не помешало бы.

– Тонь… – тихо, будто боялась напугать, позвала её Надя, понуждая встрепенуться. – Ты морщишься-то чего?

От себя она морщилась. От того, какие мысли в голове появлялись. От того, что гнать их не собиралась, дойдя до точки невозврата.

– Да просто. Голова немного побаливает, – соврала она. – Я пойду, Надь. Спасибо за чай и за советы.

Тоня поднялась из-за стола и отправилась в прихожую обуваться, чтобы возвращаться домой, ехать не до десятого этажа, а до восьмого, боясь встретить возле двери в квартиру тех, кто рано или поздно придёт, чтобы стребовать с неё огромный долг.


В тот день, когда всё начинает неуловимо меняться и нестись к какой-то пропасти, в которой впоследствии окажусь, я думаю о том же, что занимало мои мысли и раньше. О Тоне, о наших с ней встречах, о том, чего не испытывал с другими. Впервые появляется чувство, что мне начинают перекрывать кислород, а я ни черта не могу с этим поделать. В первую очередь – осознать, откуда придёт чёртова асфиксия, когда буду задыхаться, пытаясь глотнуть хоть каплю воздуха.

– Кирилл Дмитрие… – начинает секретарь, заглянув ко мне в кабинет после стука, но её тут же отстраняет с дороги Лена.


Жена – не частый гость у меня на работе, потому я мгновенно напрягаюсь, когда она подходит к моему рабочему столу и садится на его краешек. Киваю секретарше, давая понять, что она может быть свободна, и когда дверь в кабинет закрывается, поворачиваюсь к Лене.

Она смотрит на меня пристально, остаётся только гадать, что именно хочет прочитать по моему лицу.

– Кофе, чай, виски?

– Какой ты галантный, Горский. Давай лучше запрёмся и ты покажешь мне как скучал, пока я была у родителей.

Она стаскивает туфлю, ставит ногу, обтянутую чулком, мне на колено и двигается ступнёй по бедру вверх.

– У меня встреча через полчаса, – мягко, но с силой перехватываю лодыжку, не давая подняться выше.

– Мы успеем. Будет такой экспресс-секс.

Вот о чём я не думал, так это о выполнении супружеского долга, а следовало. Лена любила трахаться, со мной в том числе. А я пока вообще никого не хотел кроме Тони.

– Ты ведь не за этим сюда приехала.

Сняв с себя её ногу, встаю из-за стола и направляюсь к окну. В последнее время я стал грёбаным созерцателем. Успокаивает вид по ту сторону чисто вымытого стекла.

– Горский… а ты меня неплохо изучил.

Когда поворачиваюсь к жене, вижу, что она уже заняла моё место и вытаскивает из объёмной сумки какую-то цветную хрень.

– Я подумала… нам с тобой не помешает съездить куда-нибудь вдвоём. В Питере гадко. Ненавижу дождь. Но если не хочешь в тепло, можно поехать в горы, покатаемся на лыжах, – говорит она деловито, листая туристический каталог.

– У меня форум через две недели, ты забыла?

Мне напрочь не нравится это желание Лены… поиграть в крепкую семью, что ли. Когда оба понимаем, насколько всё иначе в наших отношениях.

– Не забыла. Я поговорила с отцом, он сказал, что найдёт кем тебя заменить.

Она произносит эту фразу совершенно спокойно. Будто всё уже решено, и верная шавка Кирилл Горский сделает всё, чего бы ему ни приказали. Это, сука, злит.

– Прекрасно, Лен. Только я ни х*я не собираюсь никуда ехать.

Она вскидывает на меня взгляд. Смотрит с таким удивлением, что я поражаюсь, как рот не приоткрыла, настолько ошарашена. А я продолжаю испытывать агрессию, такую острую, что на части разрывает.

– Это из-за неё? – тихо спрашивает Лена, и я выдыхаю. Вся злость испаряется, потому что жена ступила на ту территорию, которая принадлежит только мне. И где я никого не хочу больше видеть.

– Нет, – лгу ей, растирая шею ладонью. Впрочем, не совсем лгу. Наличие в моей жизни Тони хоть и влияет на на то, что сказал жене, но не является основополагающим. – Я реально никуда не хочу. Потому что меня зае*ало, что всё решают за меня. Что мне приходят и говорят, что я еду хер знает куда и меня уже отпросили «у папочки». Причём не у моего. А у меня уточнить забыли.

Лена сидит, вперившись взглядом в свой чёртов буклет, губы поджимает, и вижу, что ей не по себе. Только бы не расплакалась, дурёха, потому что слёз я терпеть не могу.

Приходится подойти, присесть возле неё на корточки и заглянуть в лицо.

– Лен, я сейчас вообще никуда не хочу. И дело не в «ней», в работе или в чём бы то ни было. Просто не хочу и всё, окей?

Раньше бы жена сразу кивнула, давая понять, что она со всем согласна, но не теперь. Сейчас смотрит колючим взглядом, от которого становится не по себе уже мне. Долго смотрит, так что у меня мышцы затекают от неудобной позы, после чего вздыхает.

– Кир, я редко тебе мозг полощу своими проблемами, ты знаешь. У нас с тобой всё чётко, и как мы с тобой говорили, обоих это устраивает. Но если мне плохо от происходящего…

Если ей плохо от происходящего – а такое было в последний раз, дай бог памяти, лет пять назад, когда Лену начало заедать, что я сплю с другими – пиши пропало.

– Я всё понял. Правда. Будем проводить больше времени вместе.

Поднявшись, провожу тыльной стороной руки по щеке жены, и она прикрывает глаза и улыбается. Как мало ей надо, в общем-то, для какого-то выдуманного ею же счастья. Снова чувствую себя му*аком, только теперь – на поводке. Как будто петлю на шею накинули и затягивают, и я ещё могу дышать, но вскоре подача кислорода прекратится.

– Давай сегодня поужинаем вместе? – предлагаю то, что может на время успокоить Лену. – Выбирай, где хочешь.

– Точно?

– Да, я же сказал.

– Круто. Тогда как обычно, на Ваське.

Она суетливо запихивает буклет в сумку, будто боится, что если останется и будет мельтешить перед глазами, я передумаю и отменю наш вечер. Но когда идёт к выходу, произносит то, что попадает точно в цель.

– Будет у нас сегодня двойной ужин. Папа Тоню тоже куда-то поведёт. Может, с ними сходим?

Ревность, чёрная, отравляющая своим ядом. Ударившая клыками под кожу, где-то в районе затылка, который холодеет, и я отчётливо чувствую, как на нём выступают капельки пота. Всё это настолько нетипично – вся эта херь с подобными чувствами, с тем, что меня настолько трогает женщина и её жизнь вне моей постели – что я ощущаю ледяной озноб вдоль позвоночника.