Лена вскидывает бровь, продолжая читать журнал, скулы сводит с силой – вижу, как они ходят под фарфоровой кожей.

– Чтобы он – что? Поведал мне, как мы хреново жили?

– Мы хреново жили, Горский?

Не выдерживает и отбрасывает журнал. На глазах превращается в фурию, а мне только это и нужно. Всяко лучше, чем беседовать с куклой, у которой чуть что – «позвоню адвокату».

– Хреново, Лен. Без любви когда – хреново.

– Пф!

Она запрокидывает голову и начинает истерично хохотать, за чем наблюдаю с вежливым интересом. Пусть потешится. Похохочет, истерику устроит, пару пощёчин мне влепит. Знаю – потом рыдать будет, потому что дурёхой всегда была, готовой на всё ради того, чтобы мне приятно сделать и рядом удержать. А сейчас пора осознать, что это всё. Конец.

– Это ты сейчас… понял? – Отирает слёзы рукой. Зло, и в голосе тоже злость сквозит. – Когда она с тобой е*аться стала? Что ты в ней нашёл, Горский? Нет, мне правда интересно.

Она вскакивает с шезлонга, хватает со столика сигарету, подкуривает трясущимися руками.

– Я же понимаю, что тебе она надоест. Всё понимаю. И что кинешь её скоро, как ненужную вещь. Только не пойму одного – ты чего на ней так зациклился сейчас?

– И не поймёшь.

– А ты объясни.

– Зачем? Если это не твоего ума дело.

Сигарета выпадает из тонких пальцев, смотрю на Лену и понять не могу, чего ожидать от неё. Только по лицу пытаюсь прочесть, в какую сторону в разговоре мне дальше двигаться. Этот истеричный словесный понос со стороны жены меня мало трогает. Перебесится и найдёт себе кого-нибудь другого. Которого так же будет типа хотеть, типа любить и типа интересоваться его жизнью. Сейчас важно другое узнать – насколько всё серьёзно в словах Ларина.

– Кир…

– Что?

– Кирчик… – Садится возле моих ног, обхватывает их руками и начинает тереться о них, будто кошка. – Ну у нас же всё так хорошо было. Ну правда. Ты сейчас уже не думаешь об этом, но вспомни… Как нам было круто. И в постели, и вне её. Я же на всё готова была. И до сих пор готова!

Никогда не видел такого лихорадочного блеска в глазах – ни у одного человека. Это даже пугает – такая одержимость. Мной. Б*я, кажется, я что-то упустил, и всё гораздо серьёзнее, чем мне казалось.

– Я же могу сейчас сделать вид, что ничего не случилось. Веришь? Я смогу. А ты когда натрахаешься там, ты ко мне вернёшься. Хорошо?

– И отца своего попросишь нас с Тоней не трогать?

– В смысле?

Такое искреннее непонимание сквозит в чертах Лены, что мне и переспрашивать дважды не нужно. Она реально ни черта не знает. Ни о визите Ларина, ни о том, что именно ему нужно было. Только вот сейчас сам себя подставить могу, если расскажу то, что Ленке знать совсем необязательно.

– Ну… он же на Тоню подсел, ты сама говорила.

– И?

– И я не хочу, чтобы он сейчас к ней лез. По крайней мере, пока я с ней.

Никогда не думал, что ложь мне так тяжело даваться будет. Когда выжимать из себя приходится каждое слово. Но сейчас так нужно. Главное – Тоню обезопасить, остальное неважно.

– Да и не полезет он, – в голосе снова недоумение. – Или ты думаешь, что она и его настолько заинтересовала?

В кривоватой улыбке – изумление, неверие, оторопь, всё то, чего боялся. Лишь бы не стала теперь копать там, где ей не место, дура.

– Нет, малыш. – Протягиваю руку и глажу по щеке тыльной стороной. – Не думаю. Но пока видеть никого рядом не хочу, идёт?

Всего на мгновение в тёмном взгляде полыхает ненависть – жгучая, острая, опаляющая. Но тут же гаснет, когда Лена смиряется с тем, что я ей сказал. Отлично – её готовность лечь на спину и сделать всё, что ни скажу, сейчас, как никогда, играет мне на руку.

– А теперь я поеду, окей?

– Поцелуй меня…

Просит тихо, почти моляще. Наклоняюсь, и мягко касаюсь губ ртом, что Лена воспринимает за повод углубить поцелуй. Проталкивает язык, понуждает отстраниться.

– Ты же хорошей девочкой быть собиралась, м? Ждать меня. Вот и жди.

Поднимаюсь, заставляя Лену отпрянуть. Не знаю, о чём она думает, когда смотрит мне в спину, только тупую боль между лопаток чувствую. Потому что противно от самого себя, но иначе никак.

Значит, ей ничего не известно – или я просто не увидел в жене шикарную актрису. Об этом я подумаю на досуге, а пока главное – решить проблему с Лариным.


Домой удаётся вырваться часа через три. Как назло – встречи, которых не планировал, но которые нужно провести кровь из носу, чтобы не схлопотать излишнего внимания со стороны Ларина ещё и на фирме. Пока занимался делами – на мысли не было ни сил, ни желания. Зато стоило сесть за руль, они налетели сразу отовсюду, будто вороны на падаль.

Итак, Лена ничего не знала, но вполне могла завести беседу с отцом о моём визите. Ларин… Этот старый хер не шутил, и ждать мне нового хода предстояло не так уж и долго. Значит, пока нужно сказать Тоне, чтобы была осторожнее. Или вообще не появляться в нашей с ней квартире, пока не решу, что со всем этим дерьмом делать.


Б*я! Не думал, что когда-нибудь вляпаюсь в такую отборную кучу.

Скрежет ключа в дверном замке кажется зловещим. Даже не знаю, что именно пугает, но это ощущение забирается под одежду, ледяными щупальцами страха проводит вдоль позвоночника. Даже аромат домашней еды кажется каким-то едким и приторным, будто трупный запах. И главное – понимаю, что Тони нет.

Она не просто вышла из квартиры за хлебом или прогуляться. Она просто исчезла.

Чёрт… Растираю лицо рукой, мечусь по квартире, как бешеный. Вроде бы и вещи её на своих местах, только самой Тони – нет.

Натыкаюсь взглядом на белый прямоугольник, лежащий на столе, и хватаю, жадно вчитываясь в строки, написанные торопливым почерком:

«Я ушла. Так будет лучше для всех. Не ищи меня, прошу».

Вот и всё.

Пиз*ец…


Когда мысли скачут с одной на другую, остановиться и понять, что в этом хороводе важное и главное – невозможно. Это как крутить перед глазами трубку калейдоскопа, вроде бы и есть какой-то рисунок, но он такой нечёткий, словно перемешанный пазл. И надо постараться, напрячься, вытащить из этого вороха то, что реально поможет отрезвиться. Что даст один-единственный грёбаный шанс на ту здравую ниточку, последовав за которой, раскрутишь весь клубок.

– Ваш кофе. Что-нибудь ещё?

Официантка ставит передо мной седьмую порцию американо, и я снова, как и пятнадцать минут назад, отрицательно качаю головой на её вопрос. Мне совсем не нужно, чтобы меня спрашивали «чего я хочу ещё?». Мне нужен покой. Несколько часов покоя, когда я если не вычленю для себя что-то, за что пытаюсь ухватиться всё то время, пока сижу в этом полутёмном кафе, то хотя бы выстрою мысли относительно ровно.

Сегодня на работу я не пошёл. Наверное, зря. И хотя раньше совершенно нормальным было взять несколько выходных, чтобы поехать куда-то с Ленкой, понимаю, что теперь моё отсутствие может быть интерпретировано по-особому. С утра снова ездил к Тоне, и планировал скататься после этой самой, седьмой, чашки кофе. Хотя понимал – наверняка дома её не будет.

На работе она тоже не появлялась, на звонки не отвечала. Пропала с радаров, как и было написано на клочке бумаги.

«Не ищи меня».

Чёрта-с-два. Она обо мне ничего не успела узнать, если считала, что я вот так просто последую этой «просьбе».

«Не ищи меня».

По правде, фраза выглядела так, словно её вырвали из контекста дешёвых латиноамериканских сериалов. Больше подошла бы Лене на заре наших отношений, когда жена могла закатить что-то мыльное, но никак не Тоне. Так насколько велика вероятность, что к этому исчезновению, да и к этой записке в частности приложил руку кто-то из Ларина или его дочери?

Огромная. Почему мне стало вдруг очень важным это именно сейчас? Потому что сейчас всё выстроилось в относительно логическую цепочку. Сначала отыскать Тоню, потом понять, насколько глубоко Ларин запустил свои ручонки в её жизнь. Причастна ли к этому Лена, в общем-то, в этом случае становилось не таким уж и важным.

Потому что дальше мне предстояло бороться со многим. Прежде всего, с самой Тоней, ибо я напрочь не знал, что именно она ответит на моё предложение свинтить из России-матушки к чёрту на рога. И документы-визы и прочая херь в этом всём казались той проблемой, решить которую было реально щелчком пальцев. Но если Тоня вдруг вобьёт себе в голову, что она не хочет покидать «несчастного отца» или какую-нибудь подобную ересь, я даже представить не мог, что стал бы делать в этом случае.

Начиная закипать, я залпом допил подостывшую порцию американо, чувствуя на языке горький вкус и едва не морщась от него. Всё на х*й. Поеду к дому Тони и буду ждать возле её подъезда. Хоть неделю, хоть сто лет. Только если ожидание растянется надолго – ей же и не поздоровится в первую очередь.


Потирая руки, которые свело от вечерней прохлады, я вышел из машины и сделал несколько кругов вокруг трёх берёзок, что росли одинокой группкой на пустыре. Этот маршрут проделывал несколько раз, пока не начало мутить от однообразного вида. Я был зол. Наверное, с того самого момента, как припарковал тачку возле подъезда Тони, только сейчас злость превратилась в агрессию. То состояние, когда начал изобретать самые идиотские планы, набирало обороты, и хоть пока я мог от него отмахнуться, понимал, что рано или поздно оно возьмёт надо мной верх.

23:47.

Она не придёт – это стало ясным ещё полчаса назад. А значит… значит, я за себя уже не ручался, хоть и пытался сдерживать самоконтроль, висящей на тоненькой ниточке.

Поднявшись на этаж Тони, прищурился, видя, что входная дверь в их с отцом квартиру не закрыта. Такая волна паники и оторопи поднялась из нутра, что забыл, как сделать следующий вдох. Она дома и это коллекторы?

Перед глазами сразу встали картинки того, как долбил по морде суку в чёрном на этой самой лестнице. Б*я… Если она или её урод-отец настолько беспечны после того, что случилось каких-то пару дней назад, я вытрясу душу из обоих…