– Стоп!


– Здесь очень жарко, под этими лампами, – сказал Макс наконец. – Может быть, нам лучше прекратить это? Игра зашла слишком далеко.

– Конечно, ты прав, – ответила я, думая совершенно противоположное.

Я совсем не хотела останавливаться, я только разошлась. Вся ситуация была абсолютно, потрясающе нереальной.

– Не ешьте, пожалуйста, хлеб, – сказал бутафор, бросая несколько кусков хлеба в нашу корзинку. – Картина в кадре не должна меняться.


– Еще раз! Всем занять исходные позиции!


За несколько столиков от нас Вики и Тоби вырывали друг у друга меню. Официант застыл рядом.

– Твоя грудь наполнит обе мои ладони? – говорил Макс, складывая руки ковшиком. Он ничего не упускал.

Когда они переставили камеры так, что профиль Макса попадал в кадр, я решила, что он прекратит меня соблазнять, но я ошиблась.

– А что, если твою малину покрыть взбитыми сливками? Тебе бы это понравилось? – спросил он.

Я почти не обращала внимания на съемки, проходящие рядом, но они очень скоро перешли к последней части, когда официант пытался забрать у Натали нагрудник, а она отчаянно держалась за него.

– Знаете что? – говорила Натали голосом Вики совсем рядом с нами. – Это такой симпатичный нагрудник, я хочу его купить. Вы не против? Как ты считаешь, это прикольный нагрудник, Тоби? В Лос-Анджелесе сейчас все такие носят. Гвинет Пэлтроу, например, она моя близкая подруга, у нее такой же, только из телячьей кожи.


– Если ты не хочешь эту малину, я ее сам оближу, – сказал Макс.


– Снято!

– Проверка входа!

– Всем спасибо! Если вход отснят нормально, мы закончили с этим кафе и переходим на вторую площадку для съемки следующей сцены.

– Вход нормальный!


Послышались аплодисменты, и все немедленно принялись собирать оборудование. Они переходили прямо на улицу Портобелло, чтобы снять несколько кадров для монтажа, как Тоби и Вики просто идут по улице. В этой сцене участвовали другие статисты, которые уже ожидали своей очереди.

Я подняла руки, потянулась и зевнула, но тут же опустила руки, потому что заметила, какое впечатление произвела на Макса моя натянувшаяся майка.

– Что будет дальше? – спросила я его.

– Дальше, – начал он, но Натали уже оказалась рядом и положила руку ему на плечо. – Привет, дорогая! – сказал он ей. – Ты была великолепна.

– Спасибо, милый. Ты пойдешь с нами на Портобелло, Линди? Ты, наверное, сможешь поснимать между дублями. Спроси у Дана. Я уверена, он не будет возражать.

– Знаешь, может быть, сейчас неподходящий момент, чтобы это обсуждать, – сказала я, – но «Сливки» настаивают на интервью. Если не будет интервью, я, скорее всего, вообще не смогу использовать фотографии.

Мне было очень неловко. Противно, что приходилось так упрашивать Натали. Это было бы слишком большое одолжение с ее стороны.

– Но ведь в этом нет ничего особенного, – заметил Макс. – Линди может взять у тебя интервью. Уверен, что у вас нет секретов друг от друга.

Я устояла перед искушением посмотреть на него, пока он говорил это.

– Мне очень жаль, Линди, но это невозможно. Это никак не связано с тобой. Но ты ведь понимаешь почему, правда?

– Да, конечно, я понимаю. В самом деле. Не обижайся, что я спросила.

– Зачем им вообще понадобилось интервью? – возмутилась она. – Вполне могли бы обойтись фотографиями.

Хорошо, что она отказалась. Я почувствовала облегчение. Я и так мучилась угрызениями совести из-за того, что Макс так откровенно соблазнял меня. Натали ничего не была мне должна. Я сделаю снимки и как-нибудь оплачу расходы. Может быть, их напечатают где-нибудь еще без интервью. Может быть.

– Я спрошу у Дана разрешения пойти с вами на Портобелло.

Я встала, чтобы пойти поговорить с режиссером, но ноги едва держали меня. Я промямлила несколько слов, которые, к моему изумлению, он понял и сказал «да», нормально, если пофотографирую, если я буду держаться в стороне и не буду снимать во время дублей. И еще надо было сказать об этом Венди, той самой девушке с белой челкой. Мне оставалось заскочить домой за оборудованием. Каким образом провести с Максом пять минут наедине? Это возможно? Я побрела назад к Натали и Максу и сказала, что мне нужно взять дома фотоаппараты и пленки, а потом я подъеду к ним.

– Пусть Винс тебя отвезет, – предложил Макс и посмотрел мне в глаза чуть дольше, чем требовалось, прежде чем он отвернулся и пошел рядом с Натали, как примерный маленький мальчик.

Пока Винс вез меня домой, мне с трудом удавались даже односложные ответы на его реплики.

– Все эти съемки такая скучища, правда? – сказал он.

– Д-да.

– Вся эта толпа целый день на ногах. Что они все делают? Там не меньше полсотни человек.

– Да. Ужас!

– Что за тип этот режиссер?

– По-моему, вполне терпимый.

– Не отказался бы от его доходов! Ха-ха!

– Ага. Ха-ха.

Дома я схватила свои фотоаппараты, экспонометр и кучу разных пленок: черно-белую, цветную, тридцатипятимиллиметровую, среднего формата. Все это не дешево, если платить самой. Хоть бы эти фотографии кому-нибудь понадобились, иначе я разорюсь!


На улице Портобелло Натали сидела под большим белым зонтиком, а Изабелла поправляла ей грим. Я подошла сказать «привет», старательно избегая смотреть на Макса.

– А, привет, – ответила Натали. – Ты собираешься снимать меня в такой обстановке?

– Ты против? – Я уже достала фотоаппарат.

– Нет. Только помни: ты обещала, что я порву все фотографии, на которых буду выглядеть ужасно.

– Я думаю, что невозможно снять тебя так, чтобы ты ужасно выглядела.

– Значит, это будет сюрприз! – Она засмеялась, но как-то горько. – Ты не помассируешь мне спинку, дорогой?

Пока Макс массировал Натали плечи, она откинулась назад и закрыла глаза, а он смотрел на нее с обожанием. Щелк! Портрет звезды во время массажа. Изабелла отошла в сторону. Натали открыла глаза и посмотрела на Макса. Щелк! Портрет счастливой пары. Затем она снова закрыла глаза, а Макс посмотрел прямо в мой объектив. Я пыталась разобрать выражение его глаз, но не поняла, что он хотел сказать. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы застучавшее о грудную клетку сердце успокоилось.

Щелк!


Когда они начали снимать, Макс с холодным, непроницаемым лицом сел рядом с Даном за монитор. Он смотрел в мою сторону так редко, что никто из наблюдавших за ним не мог бы ничего заподозрить.

Ассистенту режиссера пришлось нелегко.

– Слушайте, сколько раз можно повторять, что у нас сегодня еще полно работы! – орал он. – Уберите немедленно эти чертовы каштаны и займитесь наконец своим делом!

Звукооператор и его ассистент сконфуженно прекратили игру в каштаны на полуфинальной стадии и взялись за работу. И во время съемок каштаны тихонько заталкивались в карманы.

Годились ли на что-нибудь фотографии, которые я делала? Я не имела понятия. Я измеряла освещение, заряжала камеру и снимала, как в тумане. Натали, идущая к камере, ее лицо в фокусе на размытом фоне. Натали, отдыхающая под деревом, ее лицо сквозь листву освещено послеполуденным солнцем.

Когда они наконец закончили съемки, Натали мгновенно оказалась рядом с Максом и взяла его за руку.

– Это был потрясающий день, – сказала я ей. – Спасибо, что позволила мне прийти сюда сегодня.

– Нам было приятно, что ты с нами, правда, Макс? – ответила она.

– Это было здорово, – согласился он.

– Ладно, – сказала я. – Надеюсь, скоро увидимся.

– Винс отвезет тебя домой, – предложила Натали. – Мы с Максом доедем до отеля с Даном.

– А вам это удобно? Спасибо большое, – ответила я.

– Да, чуть не забыл, – сказал Макс. – Я нашел номер телефона того американского журнала, о котором ты спрашивала.

– Отлично, спасибо.

Я представления не имела, о чем он говорит, но инстинктивно включилась в игру.

– Он у меня в машине. Я провожу тебя и отдам.

Когда мы уже шли к лимузину и не могли быть услышаны, Макс сказал:

– Я действительно получил удовольствие от сегодняшнего дня.

– Да, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал сурово. – Я это знаю.

– Я все время думал о том, какая у тебя грудь.

Лимузин стоял около грузовика, в который десяток техников грузили телеоборудование.

Я так хотела поцеловать его, что думала, я умру, но вокруг было слишком много свидетелей.

Макс поцеловал меня в щеку под внимательными взглядами Винса и двух дюжих грузчиков.

– До скорого, – сказал Макс, и я села на заднее сиденье. Он смотрел, как я отъехала, подняв руку в знак прощания.


Когда этим вечером Эндрю пришел домой, я ждала его в шелковом китайском халате, надетом на голое тело. Литературное выражение «сгорать от страсти» слабо передавало мое состояние. Он едва успел проговорить: «Привет, зайчик! Как дела?» – как я уже тащила его в спальню.

– Эй! – радостно воскликнул Эндрю. – Что это на тебя нашло?

Вместо ответа я бросила его на постель и принялась стаскивать с него туфли.

– Тебе надо почаще ходить на съемки, – одобрительно сказал Эндрю.

Я расстегнула «молнию» на его брюках и стащила их. Эндрю начал развязывать галстук.

– А что у нас под халатиком? – спросил он, приподнимая полу халата. – Голенький зайчик!

Как я хотела, чтобы он замолчал и делал свое дело. Я горячо поцеловала его, расстегнула халат и потерлась голой грудью о его волосатую грудь.

Когда он поцеловал меня, я… абсолютно ничего не почувствовала. С таким же успехом я могла бы поцеловать бутерброд с сыром. Что, черт побери, со мной происходило? Я закрыла глаза и попыталась испытать страсть, любовь, какое-нибудь чувство к моему мужу. Я хотела думать об Эндрю, но в голове звучало: «Макс, Макс, Макс…» Я снова смотрела в его голубые глаза. Видела его мягкие желанные губы. «Хочешь, я оближу их для тебя?» – повторялось в моих ушах.