Дезмонд ответил кривой улыбкой.

- Нельзя пробовать на вкус его мальчика?

Вся лёгкость внезапно покинула тело Андрэ, и он необыкновенно отчётливо осознал, что только что произошло.

- Дезмонд, он нас и правда убьёт. Потому что я… Я и правда его.

Дезмонд, заметивший приближение приступа паники, обхватил его свободной рукой и, притянув к себе, заставил уткнуться носом себе в основание шеи.

- Значит, мы сообщники, - сказал он неожиданно резко.

Андрэ дёрнулся, но вырваться не смог. Он потрепыхался ещё немного, но Дезмонд держал крепко, и только когда Андрэ успокоился, ослабил хватку и провёл кончиками пальцев по цепочке острых позвонков у него на спине.

- Андрэ, я не пытаюсь вам угрожать.

Он помолчал какое-то время, а затем добавил:

- Я не хотел вам говорить, но его люди нашли это место. Один из них ушёл живым и позовёт подмогу, а значит, завтра они уже будут здесь.

Андрэ вскинулся и внимательно посмотрел ему в глаза.

- И вы отдадите меня?

Дезмонд криво усмехнулся.

- Конечно, нет.

========== Глава 11. Поиски ==========

Ричард был удивлён тем, что Андрэ никак не отреагировал на подарок. Конечно, в последнее время их отношения стали особенно сложными, но Андрэ всегда знал, когда пора остановиться. На сей же раз он явно перегибал палку. Сам Ричард уже пошёл на немыслимые уступки, разрешив виконту покинуть дворец, но, судя по молчанию, Андрэ этого подарка не оценил.

Ричард впервые задумался об этом вечером того же дня, когда Андрэ был послан в подарок жеребец. Вечером, освободившись от супружеских обязанностей, он вернулся в свои апартаменты и спросил у слуги, есть ли ответ от Андрэ – но ответа не было.

Тогда Ричард приказал привести к себе мальчика. Слуга исчез, но, вернувшись через полчаса, сообщил, что Андрэ в его комнатах нет.

Новость королю не понравилась. Он приказал найти Андрэ, и когда слуга исчез, сам уселся у огня, размышляя о том, какого чёрта поздним вечером виконта нет на месте.

Идея с супругой оказалась не самой удачной – мало того, что у Лукреции оказался весьма сухой и капризный характер, она была ревнива и требовательна, этот брак отнимал драгоценное время и не позволял ему самостоятельно заняться воспитанием Андрэ. Ричард отлично понимал, что все его подарки, посланные через слуг, имеют в два раза меньше силы, чем если бы он сам вручал их и сопровождал комплиментами. Он давно уже понял, что Андрэ не тот, кого можно покорить силой. Быть может, когда ему было четырнадцать, угрозы и срабатывали ещё, но с каждым годом удерживать внимание Андрэ было всё труднее. Юноша, казалось, не боялся своего покровителя ни капли, и даже несколько показательных наказаний не помогли изменить ситуацию – Ричард догадывался, что беда в том, что он наказывал лишь поклонников и приятелей Андрэ, но поднять руку на него самого не мог. Слишком нежной была кожа юноши, слишком хрупкими казались плечи…

Когда Андрэ было четырнадцать, он походил на свою мать, и именно это привлекло Ричарда. Но тогда это было лишь телесное сходство – такой же изящный, с той же щемящей грацией в каждом движении и с такими же подёрнутыми мечтательной дымкой глазами.

Ричард частенько утешал себя мыслями о том, что такой хрупкий юноша не смог бы выжить и найти себе место в жизни без его помощи. Андрэ не был рождён ни для меча, ни для мушкета. Даже игры с дворовыми мальчишками казались слишком грубой забавой для него.

Ричард, правда, опасался поначалу, что с годами тело Андрэ изменится, как это бывает обычно, и он станет таким же мужиковатым, как многие мелкопоместные дворяне, или, хуже того, раздуется, как его отец – неуклюжий и безвольный барон Бомон.

Но чем больше проходило времени, тем сильнее убеждался Ричард в том, что он откопал в грязи бриллиант. Андрэ оставался похожим на мать и только на мать, как будто бы отца у него не было вовсе. Он заимствовал всё – её манеры, её взгляд, её острый ум… и, к великому неудовольствию Ричарда, её хитрость и её холодность.

Королева Мария, удалившая Элизабет от двора и запретившая Ричарду видеться с его недолгой любовью, была права тысячу раз – теперь Ричард понимал это абсолютно чётко. Но было уже слишком поздно. Он увяз, заболел её сыном так же, как когда-то болел матерью. И сын, так же как и мать, не стеснялся брать от влюблённого дурака любые подношения.

Если вначале Ричард замечал, что Андрэ трудно даётся его роль, то с каждым годом всё труднее становилось ему самому. Андрэ изучил все его слабости. Он знал, как задеть Ричарда острым словом и приласкать своевременной похвалой. Знал, когда следует быть мягким и уступчивым, а когда можно настоять на своём. Виртуозно читал настроение короля по его глазам и всегда использовал в свою пользу. Сам же Ричард зачастую понимал, что его обвели вокруг пальца, только на следующее утро, кода колдовской дурман спадал и прояснялся взгляд.

Когда Андрэ исполнилось восемнадцать, он взялся дразнить короля. До того и не помышлявший об измене Ричард раз за разом находил на любимом теле то запахи чужих духов, то следы, похожие на следы болезненных поцелуев. Он кричал, грозил, едва ли не метал молнии, но ничего не помогало. Андрэ мог посмеяться, а мог отступить – но никогда не прекращал своих забав.

Впрочем, и Ричард не собирался быть шутом. Он приставил к Андрэ самых надёжных людей и лично принимал доклады каждый вечер. Всем, кто смел подходить к Андрэ, он давал понять, что они трогают его, королевскую собственность – пока однажды, не выдержав, не приказал казнить горожанку, которая подарила Андрэ цветок.

Это помогло. Андрэ остановился. Больше не было ни духов, ни алых следов – почти четыре года. Но Андрэ всё равно оставался холодным, как покрывшийся льдом осколок дымчатого хрусталя. И вот теперь, когда Ричард решился на роковой для себя шаг, женился в третий раз, чтобы только продемонстрировать Андрэ, как недолговечен его фавор, Андрэ лишь стал ещё дальше от него.

В глубине души Ричард и сам ждал того, что произошло – исчезновения Андрэ. Он знал, что виконт не сможет, даже не попытается сбежать далеко. Андрэ лишь хотел подразнить покровителя – в этом Ричард был уверен. Он не удивился. И когда через полчаса стало ясно, что пропала ещё и охрана, лишь приказал выслать патрули, проверить все дороги, но вернуть беглеца под страхом смерти.

Мёртвые тела верных людей, приставленных к Андрэ, нашли под утро. По дороге, где они были обнаружены, пустили гончих, но собаки плутали больше суток, прежде чем привели людей к побережью Ле фонт Крос – туда, куда и собирался уехать Андрэ. Однако король узнал об этом только на четвёртый день – когда единственный выживший солдат приполз в караулку едва живой и рассказал, что след ведёт к заброшенной крепости во владениях герцога Корнуольского.

Ричард был в ярости.

***

Андрэ всё же удалось поспать – но совсем недолго. Дезмонд не оставлял его до самого утра, будто боялся, что Андрэ сбежит и сам найдёт людей короля, посланных за ним.

Андрэ же отчего-то вовсе не хотелось, чтобы его нашли так скоро. Первый испуг прошёл, и он снова был уверен, что Ричард не решится причинить ему вреда, однако душные и пыльные залы дворца казались ему теперь темницей, а суровый и холодный замок Дезмонда – островком спокойствия и свободы.

Всю ночь Дезмонд лежал рядом с Андрэ без сна. Рассматривал острые, почти птичьи черты лица, преодолевая подступающее иногда желание коснуться и проверить, в самом ли деле существует на свете это существо с полупрозрачной белоснежной кожей, или это просто сгусток сумерек. И всё это время он думал. Дезмонд вовсе не горел желанием поднимать мятеж и тем более с небольшим отрядом встречать армию короля – а в том, что король может позволить себе бросить на выполнение собственного каприза куда больше людей, чем он сам, Дезмонд не сомневался.

По уму следовало вернуть Андрэ королю. Дело, в сущности, было сделано – стена недоверия пробита. Быть может, ещё слишком рано, чтобы предоставлять Андрэ письма, но во всяком случае Дезмонд был уверен, что тот не откажется видеться с ним, а значит, рано или поздно Дезмонд должен был добиться своего.

Но Дезмонд не хотел отдавать Андрэ. Он не хотел думать, что этот призрачный юноша будет спать в чьей-то чужой - не его - кровати. Что его губы будут касаться тела короля с таким же трепетом, с каким только что касались его собственной груди. И вопрос Андрэ, произнесённый с лёгким волнением и едва заметным испугом на самом дне серых глаз, поставил точку в молчаливом споре Дезмонда с самим собой.

Он не собирался идти на попятную, и тому была тысяча причин, – но ему хватило бы и одной. Он так решил.

Принимать бой, тем не менее, было бессмысленно, и к утру Дезмонд разработал новый план – не слишком комфортный, зато, как он считал, достаточно надёжный.

Он взялся будить Андрэ незадолго до рассвета. Юноша мёрз и во сне изо всех сил прижимался к своему похитителю, мешая Дезмонду думать и заставляя незнакомую трепетную нежность щемить сердце.

Дезмонд всё-таки провёл пальцами по щеке Андрэ, рисуя незримую линию, которая заканчивалась где-то в изгибе плеча, и когда тот зашевелился, стараясь избавиться от щекотки, поймал губы Андрэ своими.

Не успевший проснуться Андрэ сначала замер, явно не успевая сообразить, где он и что происходит, но потом расслабился и поддался – открыто и умело, без тени стеснения, к тому же у самого бедра Дезмонд почувствовал, как напрягается его пах. Это оказалось упоительно сладко - сжимать такое хрупкое и изящное существо в своих руках, ощущать, как оно прогибается, стараясь поймать каждое прикосновение твоей грубой руки - и нет в его движениях ни похоти, ни корысти, только неприкрытая, обнажённая нежность.