Эльвира согласно кивает. На самом деле она ничем не лучше, потому что можно было заявить, а уже потом ставить Олега перед фактом. Он бы уже ничего не смог сделать, информация все-равно бы просочилась в прессу. Но они оба хотят получить свое любой ценой, и не важно, скольких людей зацепит шрапнелью их «хотелок».

Глава сорок шестая: Даниэла

— У вас же есть связи, - вдруг срывается на ноги моя гостья. – Вы известная личность. Вы могли бы помочь. Может быть, нанять детективов. Я не знаю. – Эльвира хрустит пальцами и я, не выдержав, прошу ее этого не делать. Звуки такие, словно при мне разламывают тушку голубя. – Кате нельзя обратно в ту больницу. Ей просто нужен дом, уход и любовь.

— От меня вы чего хотите?

Эльвира продолжает мяться, но, наконец, подбирает нужные слова.

— Катюша обязательно попытается с вами связаться.

— Убить меня, вы хотели сказать?

Странно, что эти слова пугают меня до скользкой дрожи между лопатками, а вот Эльвира никак на них не реагирует. И вот так я понимаю, что она пришла ко мне именно потому, что сразу догадалась, куда и с какой целью может пойти ее племянница. Рассчитывала, что я расплачусь и соглашусь стать добровольной приманкой? Что позволю стать наживкой для еще одной сумасшедшей?

Злые мысли шипят в черепной коробке, но я усилием воли держу себя в руках. Все равно ничего не добьюсь, только сделаю хуже: сейчас эта Эльвира просто сбежит, и тогда мне даже не с кем будет пойти в полицию, чтобы написать заявление. На фоне происходящего в прессе, если я заявлюсь в участок сама и буду утверждать, что неизвестная сумасшедшая дочь экс-мужа собирается меня убить, меня просто подниму на смех. В крайнем случае скажут, что просто хочу раздуть скандал в отместку, потому что Олег чего только не делает, чтобы все СМИ денно и нощно поливали нас с Каем грязью и откровенно выдуманными сплетнями. Кажется, в последний раз, когда я натыкалась на новости о себе, журналистка с огромными губищами а-ля вареники, интонацией «я это точно знаю» рассказывала, что я – известная брачная аферистка, а Олег Никольский – просто агнец божий.

— Вы же можете нанять частного детектива? – заискивающе заглядывает мне в лицо Эльвира.

Я понимаю, что она в отчаянии, но, по-моему, совершенно неадекватно оценивает ситуацию. Где-то там, на улице, шатается сумасшедшая девчонка, которая объявила меня виновницей всех своих бед, а я должна играться в Агату Кристи?

— Что собирается делать Олег? – вопросом на вопрос отвечаю я. Нужно выжать из нее максимум, прежде, чем сделать следующий ход.

Я не буду сидеть и ждать неизвестно чего. Не стану той девочкой из сказки, которая послушно усядется на лопату и позволит затолкать себя в печь.

— Я не знаю, что он собирается делать, - ведет плечами Эльвира. – Он ведь и с вами не особо делился своими планами и секретами, я так понимаю?

Эта попытка меня задеть ничего не значит. Просто боль, которую она сцеживает, чтобы облегчить собственные страдания, поэтому я оставляю попытку задеть меня без внимания.

Достаю телефон и листаю телефонную книгу в поисках нужного имени.

— Что вы собираетесь делать? – волнуется Эльвира. И начинает энергично натягивать пальто. Получается у нее только со второй попытки, да и то рукав чуть не по швам трещит, потому что она слишком резко втолкнула в него локоть.

Я тянусь за сумкой, делаю вид, что прошу не мешать мне говорить, а тем временем нащупываю баллончик. И прежде, чем Эльвира успевает сделать хоть шаг к двери, вытягиваю руку, медленно поднимаю брови в немом предложении не делать глупостей. Прикладываю трубку к уху и мысленно тороплю гудки.

— Я думала, вы… как женщина меня поймете! – срывается на крик Эльвира. – А вы такая же, как он: только о себе думаете. Что вам несчастный ребенок, что вам чья-то загубленная жизнь.

— Простите, Эльвира, но мне есть дело до моего ребенка и его жизни, - отвечаю без тени сожаления. Почему-то совершенно уверена, она бы не стала рыдать над моим трупом, а просто нашла бы еще одно оправдание своей «особенной девочке Катюше».

Трубку берет Сергей Николаевич Строгов – мой знакомый генерал из внутренних дел. Сразу спрашивает, что стряслось, потому что я всего дважды ему звонила, и оба раза, когда у меня были проблемы со слишком надоедливыми поклонниками. Года три назад, еще до Олега, кто-то начал подбрасывать мне анонимки с угрозами, и Строгов подключил нужных людей, которые быстро нашли умника и избавили меня от его назойливого внимания.

Я вкратце описываю проблему. Он просто спрашивает, живу ли я до сих пор по тому же адресу и говорит, что пришлет толковых ребят. Эльвира дергается было к двери, но я кладу палец на кнопку и этого хватает, чтобы остудить ее пыл.

— Вы просто бездушная стерва, - окончательно потухнув, говорит Эльвира. – Я надеялась, что мы поймем друг друга.

— Простите, но мне не понять, как можно предлагать человеку стать наживкой.

Да, я злая. Я очень злая, потому что мне есть кого защищать.

До самого приезда полиции Эльвира молча сидит на диване и лишь изредка скребет ногтями по плотной ткани пальто. Ее отводят в соседнюю комнату, допрашивают, составляют какой-то протокол. Берут все данные. Я не особо разбираюсь в работе полиции, но уверена, они все делают правильно. Когда звонит Олег, я быстро выдумываю убедительную отговорку: застряла в пробке. Миролюбивой интонацией – насколько это вообще возможно в наших отношениях – прошу его подождать еще немного.

Сегодня мы должны подписать заявление, а потом… потом у нас с Каем и нашего малыша, наконец, будет спокойная счастливая жизнь.

— На чужом несчастье счастья не построишь, - накаркивает беду Эльвира, когда ее выводят за дверь. Кажется, для завершения всех формальностей ее еще до вечера будут полоскать в участке.

Но от того, как эта женщина смотрит, прежде, чем исчезнуть за дверью, мне становится не по себе. Я встряхиваюсь, чтобы избавиться от наваждения, и уговариваю себя, что это был просто еще один неприятный шип из прошлого, который мне посчастливилось обойти.

И, наверное, как только вернусь, позвоню в охранное агентство. Будет лучше, если за мной и Каем будут присматривать профессионалы, пока эту ненормальную не найдут.

Я беру ключи, бросаю на себя взгляд в зеркало, пощипываю щеки, чтобы вернуть им цвет, и быстро выхожу. Все будет хорошо, потому что мы с Каем и так заплатили судьбе наперед.

Каким-то чудом мне удается добраться до ЗАГСа без пробок, и я опаздываю всего минут на десять. Олег стоит на улице и курит, хоть, кажется, бросил давним давно, еще до меня. Я друг понимаю, что в последний раз мы виделись в тот день, в больнице. После этого – только короткие звонки, сугубо «по делу». Он не запугивает, не пытается найти компромисс, видимо считая это ниже своего достоинства. Просто травит меня на каждом углу, как будто это может помочь Оле или повлиять на наше с Каем решение не давать делу задний ход. Адвокаты Кая говорят, что все доказательства против нее и максимум, на что может рассчитывать Олег – тянуть время, пока немного утихнет общественный резонанс, чтобы уладить историю по-тихому. Конечно, с нами это у него точно не получится.

Я мысленно даю себе установку не нервничать, не реагировать на провокации и сделать все, чтобы эта встреча никак не повредила ребенку.

Олег замечает меня, бросает окурок и размазывает его носком. Смотрит на меня долгим взглядом, скользит по шее, груди и задерживается на животе, который я инстинктивно прикрываю ладонью.

— Хорошо выглядишь, родная, - говорит он, и я морщусь от неуместности этого слова.

Он всегда называл меня именно так, кажется, с первого дня нашего знакомства. Тогда сказал, что я какая-то особенная женщина для него. Фатальная. И те слова оказались пророческими.

Мы могли бы и не встречаться сегодня лицом к лицу. Просто доверили бы дело адвокатам и получили на руки подписанный документ о разводе. Никакой лишней нервотрепки, никаких рисков, что один из нас сорвется и совершить необдуманный поступок. Но Олег настоял, что хочет сделать это по старинке. Наверняка хочет заполучить что-то вроде индульгенции: нас по-тихому сниму на камеры, а потом распространят в прессе с заголовком в духе «Он тоже человек, и он страдает».

Пусть будет так. Я не против. Главное, что я знаю – эту войну выиграем мы с Каем. Не мы ее начали, но мы неплохо сражаемся и из обороны перешли в нападение.

Весь остальной процесс занимает около получаса. Мы подписываем заявление, не обмениваясь при этом ни полусловом. Заполняем какие-то бумаги – и даже не смотрим друг на друга. У нас нет взаимных материальных претензий, и все «шкурные» вопросы строго урегулированы брачным договором. Работница ЗАГСа даже не спрашивает, хотим ли мы подумать: просто забирает все бумаги и просит подождать, пока нам сделают свидетельство о расторжении брака. Очевидно, что и с ней уже провели работу.

— Как твои дела? – спрашивает Олег, пока мы стоим в коридоре, в ожидании документа, который официально сделает нас чужими людьми. – Выглядишь уставшей.

Я понимаю, что это лишь его эго брошенного мужчины. Может быть, он так не думает на самом деле, но обида заставляет уколоть меня хотя бы на прощанье. Лучшее, что я могу сделать – игнорировать провокацию, но я смотрю на него, и думаю: «какого черта?» Это его дочь, его грязное белье и старый скелет в шкафу, но почему-то разгребать все это приходиться мне, один на один с тайнами, о существовании которых до сегодняшнего дня я даже не догадывалась.

— Ко мне приходила Эльвира, - говорю сухо. Пусть не думает, что меня это задевает по какой-либо причине, кроме того, что его трусость и неспособность принять ответственность, теперь портят мою жизнь. – Так, которая, как ты говорил, твоя сотрудница. Но теперь и я в курсе, кто эта женщина. Она все мне рассказала, Олег.