Мари Князева - Барышня-певица, или наследство польской бабушки

- Чем же мы отличаемся? - я ужасно волновалась, но в то же время было любопытно и смешно, как он будет сравнивать меня со мной.

- Она очень вульгарно красится, причёсывается и одевается, - начал Гаяр с главного.

- Но ведь это дело поправимое. Женитесь на ней - и объясните, как надо выглядеть.

Он покачал головой:

- Такие вещи девушка должна знать сама, не могу же я её контролировать 24 часа в сутки.

- Всё равно это несерьёзная претензия. Может быть, так случайно вышло. Стечение обстоятельств. Что ещё?

- Она неуклюжая - обляпала мне брюки своей Магдой - даже ожог остался на память.

Я хихикнула:

- Девушка волновалась - вот и проявила неловкость.

- Советуешь присмотреться к ней получше?

Не дай Бог! Ещё увидит, что это я...

- Нет... Если не нравится, то не надо.

- И правильно. Я всё равно не стану. Потому что главное ваше отличие - это голос. Твой ангельский голосок поработил мою душу, я не смогу больше без него жить.

- А у Лайлы нет голоса?

- Когда я с ней познакомился, она говорила шёпотом.

- Почему?

- Не знаю. И мне не интересно.

- Может, это временно?

- Если бы она пела так, как ты, её мать непременно сообщила бы нам об этом. Она так старательно расписывала достоинства дочери, но про голос не обмолвилась ни словом.

Я чуть было не ляпнула, что, мол, может быть, мама Лайлы совсем не гордится талантом дочери, но, к счастью, успела сообразить, что это прозвучит совсем как признание. Гаяр наверняка легко сложит два и два: он ведь уже понял, что я скрываю свои выступления от родителей.

- А почему вы думаете, что я привыкла к достатку? - вспомнилось не к месту.

- Я вижу. Одежда, манеры, речь... бумага, в конце концов.

Я закусила губу. Как много мелочей он замечает, а я даже не могу предположить, что в них кроется ниточка к настоящей мне!

- Сначала я думал, что ты поёшь из-за нужды, - продолжал Гаяр. - Но это явно не так. Тогда само собой напрашивается - ради славы. И опять не сходится. Что это за слава, если никто не знает, как ты выглядишь? Получается, всё это ради... искусства? Тебе просто хочется, чтобы кто-то тебя слушал?

Я вздохнула. Что тут скажешь? И так всё ясно.

- Тебе нужно записывать свой голос на аудионоситель. В студии. Они продают время в аренду - хочешь, я организую это для тебя?

- А что потом? - озвучиваю свой самый большой страх, хотя и сама давно мечтаю о том, что предложил мне Гаяр.

Он пожимает плечами:

- Отправить продюсеру какому-нибудь, на радио, выложить в интернет...

- Но ведь тогда... - говорю дрожащим шёпотом, буквально выдавливаю из себя слова: - Они могут узнать!

Гаяр улыбается заговорщицки, укладывая крепкие сильные руки на разделяющие нас спинки скамеек.

- Значит, будем бунтовать вместе!

Пугаюсь и теряюсь, на глаза наворачиваются слёзы:

- Я не могу... Ведь это мои родители... Как же так поступить..?

Слёзы затуманивают глаза, и потому я не успеваю заметить, как Гаяр оказывается на моей стороне. Смело, но бережно притягивает меня к себе, обнимает за талию горячими руками. Как у меня кружится от этого голова - не описать словами. Я буквально теряю ощущение верха и низа. Забываю, как дышать. В голове - ни одной мысли. Только бешеная пульсация в груди...

- Не бойся ничего, - шепчет мне в щёку молодой человек, обжигая её дыханием, - я с тобой, мы вместе, я всё для тебя сделаю...

Он прикасается губами к тонкой ткани, закрывающей моё лицо, и от этого я буквально схожу с ума. Распадаюсь на кусочки. Что за невероятные ощущения вызывают во мне его прикосновения! Я никогда ничего подобного не испытывала... Наконец понимаю, почему юношам и девушкам запрещают оставаться наедине. Это ведь чистой воды безумие, и к нему так легко пристраститься...

- Гаяр... - шепчу из последних сил.

- М?

- Так нельзя... Это... эгоизм...

- Что - эгоизм? - отрывается от моего лица, но из рук не выпускает.

А мне страшно - что выпустит и что не выпустит.

- То, что ты предлагаешь сделать... с записями... - сама не замечаю, как перехожу на ты.

- Но ведь ты всё равно уже поёшь...

Вздыхаю:

- Это мучает меня постоянно...

Мученица! Сижу в общественном месте! И обнимаюсь с мужчиной... Позор какой..! Пытаюсь выбраться из объятий, но Гаяр не отпускает. Мягко удерживает, прикрывает глаза и утыкается лбом мне в шею. Шепчет восхищённо:

- Как приятно ты пахнешь! Так тонко и нежно...

У меня в глазах темнеет... О Господи, да что же он со мной делает!..

- Гаяр...

- Что, душа моя?

- Отпусти... - умоляю, хотя совсем не хочу этого.

А он как будто чувствует - качает головой:

- Не могу... Я так давно об этом мечтал...

- Нельзя... Это неприлично, Гаяр!..

- Наплевать..! Надоело быть приличным и послушным! Больше не хочу...

Я хотела пожурить его за детское поведение, но в этот момент у меня зазвонил телефон. Гаяру всё же пришлось выпустить меня из рук.

- Мама... - прошептала я, понимая, что сейчас не смогу разговаривать с ней. Отключила звук и решила закончить встречу, а потом перезвонить. - Пора прощаться.

- Когда мы снова увидимся?

- Я не знаю. Возможно, в понедельник, в клубе...

- А завтра? Ты не сможешь прийти опять, как сегодня?

- Вряд ли. Мама сердится на меня...

- За что?

- Я не могу сказать. Но сегодня я сбежала почти без спроса, так что завтра меня, скорее всего, никуда не отпустят.

Гаяр сильно расстроился - плечи его опали, брови нахмурились.

- Ты дашь мне хотя бы номер своего телефона? - с надеждой спросил он.

Но это я сделать побоялась. А что, если каким-то образом он узнает настоящее имя абонента? Я всё ещё опасалась раскрывать своё инкогнито...

- Дам. Но не сейчас. В понедельник, в клубе.

- Ты жестока!

- А ты жаден! На каком основании ты требуешь? Потому что обнял?

- Но ведь ты позволила... значит, я не так уж неприятен тебе...

- Ты мне не неприятен... Но это не значит, что я тебе полностью доверяю.

Его глаза гневно прищурились, губы сжались в полоску. Но через мгновение лицо резко преобразилось: щёки потемнели, а руки потянулись ко мне. Я почти поддалась этому его порыву - меня непроизвольно несло навстречу, и тут я увидела краешком глаза, что по дорожке меж кустов, обшаривая взглядом все вокруг, быстро шагает мой шофёр.

Она внезапно подскочила - как распрямившаяся пружина - я не успел поймать. И убежала прочь, бросив на ходу:

- Увидимся в клубе!

У меня появилось ощущение, будто мне отключили кислород. Словно только держа её в объятиях, я мог дышать. Как же она нужна мне! В груди осталась дыра, но она была наполнена веселящим газом. Лазиза почти моя! Она позволила мне обнимать её, говорила как с другом, да и вообще, по её реакции понятно, что я ей нравлюсь! О, за это можно многое отдать! Правда, сама она мне не нравится - это слишком бледное слово. Я в горячке, в безумии, я болен ею...

Кажется, как будто я и не жил и не любил толком до неё. Все прошлые влюблённости казались бледными тенями моего чувства к Лазизе. Внезапно совершенно незнакомая девушка, лица которой я и не видел как следует, превратилась в смысл моей жизни. Моё воображение пленяли картины того, как мы с нею живём вместе - скромно, но вполне достойно. Сами обставляем и украшаем своё жильё, вместе покупаем продукты и гуляем с детьми - о, моя фантазия заходила очень далеко! Но ещё слаще было вспоминать, как я обнимал и почти целовал Лазизу - только через ткань, но при этом чувствовал тепло и тонкий запах её кожи, сходил с ума и пьянел от её близости. Мозг отключался, а сердце требовало одного: чтобы это сладостное помешательство никогда не заканчивалось. И сама девушка замирала в моих руках - я чувствовал это! - не от страха, а от удовольствия. Ей точно нравились мои объятия, она только для приличия пыталась их прекратить... А мне хотелось большего. Поцелуев без тканевой прослойки, более тесных объятий. О сексе я пока старался не думать: совершенно очевидно, что сначала нужно жениться на ней. Она приличная девушка, не шлюха какая-нибудь, как эти танцовщицы... Лазиза, конечно, намёки на мои серьёзные намерения приняла пока в штыки. Я, безусловно, слишком тороплюсь. Но как ещё сказать о любви? Не это ли самый явный способ? Моя милая невеста...

Об официальной же невесте я благополучно забыл, а меж тем истекла ровно неделя, как мать договорилась с отцом об отстрочке, и потому по возвращении домой я получил недвусмысленное напоминание.

- Сегодня ты должен посетить Лайлу Насгулл, - сказал папа, стоило мне только перешагнуть порог дома.

- Это исключено, - покачал я головой. После нашей с Лазизой встречи я и помыслить не мог о том, чтобы пойти на свидание с другой. Это казалось мне предательством, да и зачем?

Отец сразу завёлся: