— Я только не очень поняла, — сказала она как-то вечером, откладывая в сторону небольшую статью об индийском празднике красок, — ваш журнал про страны, путешествия и культуру разных народов. При чем тут поэзия? Почему вы получили все эти стихи?

— Наследие предыдущего главного редактора журнала. Он решил привлечь к изданию молодежь, объявил о конкурсе молодых поэтов и о возможности напечатать их творения в журнале. В итоге ничего хорошего из этого не получилось. Когда люди покупают альманах про разные уголки мира, они надеются найти там много фотографий, интересные факты, рассказ о необычных путешествиях, а вместо этого натыкаются на… — Геннадий Игоревич сделал паузу, думая над формулировкой, — на весьма необычные стихотворные творения… В общем, это была не совсем удачная идея. В журнале раздела поэзии теперь нет, а стихи до сих пор получаем.

— И некоторые из них очень даже неплохи, — сказала Изольда.

— Да, только… не туда стихи направляют. Я уже всю голову сломал с этими молодыми поэтами.

Изольда задумчиво вертела в руках очки.

* * *

Потап опять упал. Денис поморщился на грохот из соседней комнаты и спросил:

— Тося, ты снова уронил шедевр деревянного зодчества?

— Угу, — пропыхтел интерн, явно занятый восстановлением эректильной функции Потапа.

Этим редким именем был награжден самый большой экземпляр коллекции андролога Батюшко. Данный экспонат имел метровую высоту — или длину? — и слегка фантазийную форму, обусловленную материалом исполнения. Ибо сплетен был Потап из лозы и зачастую использовался как дополнительная вешалка. И поэтому — а также ввиду своей относительной легковесности — иногда падал. Как сейчас, например.

— Не такой уж он и легкий, — демонстративно отирая пот со лба, в дверях показался Тося.

— Ну, если ронять его по пять раз в день…

— Поднимать упавшее — наша работа, не так ли, Денис Валентинович?

Дэн усмехнулся. Тося определенно скрашивал его и без того нескучные будни.

— Ты прав. Вообще, если размышлять по сути вещей, то эрекция — это борьба двух «Г»: гравитации и гидравлики.

Теперь рассмеялся Малин. А потом, вдруг придав лицу серьезное и даже торжественное выражение, продекламировал:

Потап упал,

Упал Потап,

А это, согласитесь — повод.

Вот почему

Он здесь,

Как все.

Потап упал — и это довод.

Более чем внезапно, что тут еще скажешь. Потап прямо притягивает к себе лингвистические потуги. Потому что с легкой руки Дениса идиоматические выражение «Потапом по лбу» вошло в обиход всего отделения и даже шагнуло за его пределы, принимая в себя в зависимости от интонации и контекста широкий спектр смысловой нагрузки — от недоумения до угрозы.

— Браво, — Дэн пару раз хлопнул в ладони. — С такими талантами надо было в литературный идти.

— Туда кого попало не берут, — вздохнул Тося и сел напротив.

— Надо полагать, в медицинский — берут?

— Нет, я не то имел в виду, — Тося покосился на Николая. — Просто я… — и не найдя слов, махнул рукой.

— Что — ты? — Денису стало вдруг интересно. — Почему медицина, Антон? Почему урология? Почему я?

Малин прокашлялся. Почесал вихрастую макушку. И неожиданно предложил:

— А давайте чаю попьем, Денис Валентинович?


— На последний вопрос проще всего ответить, — Тося медленно размешивал чай. — Почему вы? Потому что вы лучший.

Денис хмыкнул. На лесть не похоже. Что же тогда?

— Только не говорите, что это не так, — совершенно спокойно встретил его взгляд Малин. — И что вы так не считаете.

— Ну почему же, — Денис наклонил голову, разминая и растягивая шейные мышцы. — С поправкой на «один из» — принимается.

— Я лучше вас ни о ком не слышал, — упрямо возразил Тося.

— Ладно, — согласился Дэн. — Пусть так. Что с остальными вопросами? Почему ты решил стать андрологом?

— А вы почему?

Вот как. Мальчику палец в рот не клади — не стоматолог, чай.

— Рабинович, почему вы всегда отвечаете вопросом на вопрос? — Денис отпил чаю. — Да кто вам сказал такую чушь?

— Не будете отвечать? — кривовато улыбнулся Антон.

— Отчего же не буду? Отвечу. Специальность редкая, востребованная и денежная. Хороший уролог-андролог — на вес золота. А все остальное — предрассудки.

— Какие предрассудки? — изобразил непонимание Тося.

— Вот эти, — Дэн щелкнул по гладкой, сверкающей на послеобеденном солнце макушке Николая. — Я встречал не одного вполне себе взрослого и неглупого человека, часть из них были даже с медицинским образованием — которые при известии о моей специальности и о том, с чем мне приходится ежедневно иметь дело, брезгливо морщились.

— Да ладно? — недоверчиво округлил глаза Малин. — Ну не проктолог же!

— И проктолог — вполне себе уважаемая и нужная профессия, — одернул собеседника Денис. — Только люди об этом вспоминают, когда геморрой за горло берет.

— А… Ну да, — не стал спорить Тося. — Я вот тоже считаю, что в профессии уролога нет ничего зазорного.

— Как и в любой другой врачебной специальности, — кивнул Денис. — В человеческом организме лишнего ничего нет. За исключением четырех восьмерок и аппендикса. Так почему мочеполовая система, Антон?

Малин молчал, уткнувшись носом в кружку. И туда же заговорил:

— Чтобы победить собственные комплексы.

— О как. И какие же? Так, погоди, постой. Ты слишком молод для импотенции.

— Денис! — «Валентиновичем» Тося от возмущения поперхнулся. — Я не про то! Да я вообще…

А потом Денису выпала честь выслушать двадцатиминутную исповедь интерна Малина про несчастную любовь на первом курсе, завершившуюся некрасивым скандалом, про укоренившуюся неуверенность в себе как в мужчине и решимость вот таким нетривиальным образом излечиться. Помогая другим мужчинам обрести что-то.

— Тебе с таким креативным подходом в психиатрию надо было идти, — вынес вердикт Денис, отодвигая в сторону пустую кружку.

— Не-а, — вдруг широко улыбнулся Малин. — Мне у вас нравится. Я прямо чувствую, как мне лучше становится.

И тут Денис расхохотался, рассеивая неловкость от внезапных откровений.

— Лечу наложением рук, ага. Ну а в медицинский-то тебя как занесло, Тося?

— Бабушка… заставила, — негромко проговорил Малин. Негромко и явно смущенно.

— Бабушка? Ну, бабушка, может, и заставила поступить. А выучился ты как? Как патан[8] выдержал? Зубрежку по фарме[9]? Да и…

Денис замолчал и тут же сделал себе мысленный выговор. Надо же помнить, кто у нас бабушка. И что там вполне могли договориться на уровне если не ректора, то хотя бы декана. Че-е-ерт… Замечательный интерн, лучше не бывает. Смоленцев — жук колорадский и навозный одновременно! И надо идти и требовать «Вергланд». Он кровью Дэновой оплачен.

— Я знаю, о чем вы подумали, — глухо произнес Малин, глядя куда-то в сторону.

А потом посмотрел Денису прямо в глаза. — Не помогал мне никто. И не договаривался. Хотите верьте — хотите нет. Я сам так решил. Потяну — значит, мое. Не потяну — за счет бабушкиных связей учиться точно не буду. Да и не было у нее особо связей к тому времени уже. Это только она сама так считала — что стоит ей позвонить…

Собеседники какое-то время смотрели в глаза друг другу. А потом Денис кивнул.

— Отлично. Вопрос закрыт, — и словно подводя итог: — До метро подвезти?

— Спасибо, но мне сегодня в другую сторону.

Может быть, парень обиделся. Может быть, устыдился своей откровенности. А вот Денис кое-какие выводы для себя сделал. И Смоленцева пока из категории жуков можно вычеркнуть. Из навозных — точно. А что до колорадских — по «Вергланду» видно будет.

* * *

Отец начал на несколько часов ездить в редакцию и в один из вечеров заявил Ольге твердо, что уже здоров и «пора перебираться к себе». Только она видела, как устает он к концу дня, несмотря на всю свою браваду.

Оля много думала об отце в последнее время. Даже не так — она думала о нем много все последние месяцы, с тех пор как он появился в ее жизни, этот немолодой интеллигентный человек, уверенный с другими и немного робкий с ней. Чувствующий вину за все годы молчания. А Оля… Оля чувствовала к нему благодарность. За то, что он вот так появился в ее жизни.

«Папа… у меня есть папа», — думала она поздними вечерами, лежа в кровати. И шепотом:

— Папа… мой папа…

И становилось тепло. Тепло не только от того, что есть папа, но и от того, что ты ему нужна. И он тебе… нужен.

— Давай сделаем вот как, — ответила Оля на очередное заявление отца об отъезде. — Дождемся юбилея твоего друга, а вот уже после него и вернешься в свою холостяцкую квартиру.

На том и решили.

Отец много времени проводил с внуком, в будущем даже вызвался вечерами возить его на тренировки: Никита занимался в футбольной секции и часто демонстрировал в коридоре деду разные приемы владения мячом.

Коридор был маленький и узкий, каждый неосторожный и несильный удар грозил разбить зеркало, свернуть полку или повалить вешалку. Но все просьбы и запреты оказывались бесполезны, потому что ответ звучал всегда один:

— Мама, я очень осторожно. Деда, вот смотри, мяч надо вести мизинцем, видишь? Я сейчас покажу!

— Оленька, там какие-то щитки надо купить, я в этом несильно разбираюсь, — Изольда Васильевна из кухни наблюдала за рождением новой звезды спорта. — Тренер говорил, а то ноги все в синяках будут.

— Да, конечно, на выходных посмотрю.

— И… — соседка немного замешкалась, прежде чем сказать, — я завтра супчик сварю, Никиту из школы приведу… Геннадий Игоревич посидит с внуком?