Или тот самый, про которого сплетничали медсестры?

Еле удержалась, чувствуя мягкие и уверенные поглаживания ладони, чтобы не поинтересоваться, куда бы доктор Батюшко посоветовал пришить пуговицу ей, Оле.

Так почему же позволила? Так легко позволила то, что ни разу не позволяла ни одному… клиенту.

Почему?

Да потому, что сто лет не танцевала медленные танцы, черт побери!

Почти все окна в доме напротив были темными. По стеклу негромко барабанил осенний дождь. В квартире стало тихо. Отец, отвыкший от поздних посиделок, почти сразу лег в постель, Никита уже давно видел десятый сон.

И только Оля привычно сидела в полночь на кухне, пила чай и курила, слушая тишину и дождь. Это ее время. Иногда так важно послушать тишину и остаться наедине со своими мыслями.

А сегодня ее пригласили на танец. Последний раз это было под Новый год, как сейчас модно говорить — на корпоративе. Не очень трезвый водитель вышки[15] набрался смелости и пригласил Ольгу Геннадьевну на «Ах, какая женщина, мне б такую». В целом Новый год получился веселым, с конкурсами и караоке, так что и тот медленный вроде как пошел в зачет: потанцевала.

А сегодня вот еще раз. Уже под Стинга. И уже не с водителем вышки. Оля усмехнулась своим мыслям. Кто бы знал, что у нее голове? Если отодвинуть в сторону все проблемы, заботы, работу, клиентов, уроки, покупки и предстоящее родительское собрание.

Если остаться наедине с самой собой. Что вы хотите для себя, Ольга Геннадьевна? Банальности.

Цветы. Танец. И чтобы чувствовать… Стоп. Жалеть себя не будем.

Она встала, вытряхнула содержимое пепельницы в мусорное ведро, вымыла чашку и выключила на кухне свет. Вот и еще одно окно в городе погасло.

Уже засыпая, Оля подумала сквозь дрему, что в следующий раз непременно поинтересуется насчет пуговицы и месте ее размещения.

Хотя… будет ли следующий раз?

* * *

— Не любите вы Анну Романовну.

— Заместителя по АХЧ[16] любить не обязательно, — Денис аккуратно положил трубку на рычаг. — Достаточно с ней не ссориться.

— Вы с ней вежливо, да, — Тося совершенно перестал тушеваться, и, если ему интересна тема разговора, согнать с нее интерна невозможно. Да и любопытство явно значилось у парня второй натурой: — Но только по лицу видно, как вы к ней на самом деле относитесь. Так что фейсконтроль усильте, гражданин начальник.

— Яйца чле… курицу учат, — хмыкнул Денис. — Во-первых, она моего лица по телефону не видит. Во-вторых, ты переоцениваешь проницательность Анны Романовны. У нее в голове несколько иначе все устроено. Значительно проще.

— Она вас обидела?

Вот тебе и Тося! За обманчивой внешностью юного мальчика с невинными глазами скрывалась бульдожья хватка. Бабушкина натура, надо полагать, давала себя знать.

— Ты как себе представляешь, чтобы меня кто-то обидел? — Денис откинулся назад на спинку стула.

— Слабо, — улыбнулся Малин. — Потому и интересно.

— Ладно, — кивнул после небольшого раздумья Дэн. — Расскажу. Все равно она всей больнице растрезвонила. Ты про мужа ее знаешь?

— Нет, — Антон любимым жестом подпер рукой щеку в ожидании очередного рассказа.

— Ну, он бывший уже. Года три назад одним томным майским вечером — я дежурил как раз — отворяется дверь ординаторской, и является Анна Романовна. С мужем своим… под мышкой практически.

Тося представил себе пышные формы знойной женщины, мечты неизвестного поэта — и рассмеялся. Но тут же подавил ладонью смешок. А Денис продолжил:

— А мужик у нее был — золотые руки. У нас же работал. Инженер от бога. Все мог подключить, настроить, починить — от лампы до томографа. Вся больница на него молилась. Но Анну Романовну он не удовлетворял. Как мужчина, а не как инженер. Усадила мне его на стульчик и велела исправить ситуацию.

— И вы… смогли ему помочь?

— Тут медицина бессильна, Антон Евгеньевич. По крайней мере, наше направление. Психиатрия, может, и помогла бы. Но не ему, а ей. Объяснить, что мужчина — это не ходячий банк спермы на тощих волосатых ножках, который нужен только, чтобы детей завести и вообще — чтобы в хозяйстве был и постель грел. И что у него тоже могут быть те самые дни. Когда не то что секса — жить не хочется. Только я лично не знаком с психиатром, который смог бы пробиться сквозь семь сантиметров лобовой кости замдиректора по АХЧ. Там ситуация банальная до обидного. У мужчины от усталости или на нервной почве случилась в постели осечка. В ответ — скандал, ты не мужик, зачем ты мне, иди на диван. В следующий раз он уже боится, а страх — лучший друг эректильной дисфункции, как известно. После третьего-четвертого раза там уже ничего не шевелится — ибо кто будет поднимать голову, когда работает бензопила? Вот так вот женщина может сама на ровном месте создать из ничего — проблему. Если ей не хватает мудрости и такта.

— И что… и как… чем дело кончилось?

— Дело кончилось тем, что мы выпили по чуть-чуть коньяка, я два часа его слушал, а потом дал один совет.

— Какой?

— Подать на развод.

— Эх, Денис Валентинович… — картинно вздохнул Малин. — Разрушили образцово-показательную советскую семью. Сам не ам и другим не дам.

— Какие мы мудрые, поглядите-ка, — передразнил интерна Дэн. — Детей у них не было. Опять же, из-за мужа слабосильного, по мнению Анны Романовны. А слабосильный муж, между прочим, с полгода назад забегал ко мне. С коньяком. Женился на молоденькой девчонке, ждет пополнения семейства. Доволен и счастлив. Так что ничего я не разрушил.

— Надо полагать, о вашей роли в распаде семьи Анна Романовна не в курсе? — проницательно прищурил глаз Антон.

— Надо полагать, — в тон ему ответил Дэн. — Муж не сказал, а в силу интеллекта Анны Романовны только ты веришь.

Малин какое-то время молчал, размышляя об услышанном. А потом повторил фразу, с которой начался этот разговор. С небольшим видоизменением.

— Не любите вы женщин, Денис Валентинович.

— Отчего же не люблю? — Денис встал с места и взялся за пуговицы халата. — Женщин, особенно красивых, люблю. А вот вздорных баб — нет.

А кстати о красивых женщинах. Что-то не звонит ему одна интересная блондинка. Денис протянул руку, взял со стола телефон, проверил. Ни звонков, ни сообщений.

Куда ты пропала, Оля-красотоля? Почему не звонишь?

* * *

Телефон зазвонил, когда Оля была одна. Никита с дедом отправились в «Лужники» изучать Аллею славы, Изольда пошла в гости к подруге, которая тридцать лет проработала билетершей в театре и желала срочно поделиться новостями и мнением о новой постановке.

И это было кстати. Потому что не надо выходить в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Не надо понижать голос при разговоре. И даже… даже не надо выбирать слова.

— Здравствуй, мама.

— Привет. Вот звоню узнать, как твои дела. Сама-то не звонишь, совсем забыла родную мать, как только на горизонте появился отец.

— Не начинай.

— А что так? Правда глаза колет?

— Ничего мне не колет. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Лучше скажи, как твои дела.

— А у меня все прекрасно. Вот вчера приехали с дачи. Думаем на следующий год беседку поставить, а в ней камин, чтобы, когда друзья и родственники приезжали, можно было посидеть вечерами.

— У тебя так много родственников?

— Не передергивай! И не лезь в мои дела. За своими лучше следи. Я, во всяком случае, тебя никогда не оставляла на чужих людей, как ты бросаешь собственного ребенка на престарелую, выжившую из ума актрису.

— Но ведь ты же не проявляешь желания забрать из школы собственного внука, пока я на работе.

— Я свое, дорогая, отсидела, пока тебе семнадцать не исполнилась, свой долг матери выполнила, а Никита — твой ребенок.

— Вот потому, что он мой, я и решаю, с кем его оставлять в мое отсутствие.

— А сейчас он где? В планшете сидит по уши? Как все современные дети?

— Ну почему же, он с дедушкой гуляет в «Лужниках».

Пауза.

— Значит… с дедушкой.

— У дедушки нет дачи, где надо строить беседку с камином, поэтому он вполне может себе позволить прогулку с внуком.

— Ты все же очень неблагодарная дочь.

— Я знаю.

На этом разговор закончился. В трубке послышались гудки. Оля положила телефон на стол и пошла открывать окно. После общения с матерью всегда становилось душно. Каждый звонок — маленькая война. И даже при явной ничьей — постоянный привкус поражения и горечи. Ведь это мама.

Глава 5. Homo sapiens[17]

— Спасибо вам! — раз, наверное, в третий поблагодарил Зелен-ский.

— Совершенно не за что, — дежурно отозвался Денис. — Поверьте, мне тоже приятно иметь дело с дисциплинированным и разумным пациентом.

— Это дочка меня к дисциплине приучает, — немного смущенно улыбнулся Геннадий Игоревич. — Чтобы теперь за здоровьем следил и режим соблюдал.

— Она совершенно права. Исключительно ответственный и обязательный человек ваша дочь. Передавайте Ольге Геннадьевне мой сердечный привет.

— Конечно! — кивнул Зеленский и стал прощаться. Ну, если ты и таких намеков не понимаешь, Оля-красотоля, то придется тебя при следующей встрече отшлепать. В терапевтических целях. Обещала же. Надо держать слово, уважаемая бизнес-леди.

Едва за Геннадием Игоревичем закрылась дверь, как в нее тут же поскреблись.

— Можно? — раздалось с той стороны, в приоткрытую щель.

Кто это у нас там такой робкий и нерешительный?

— Заходите, голубчик, заходите.

Голубчик долго топтался на пороге, в лучших традициях комедии положений пытаясь обуздать дверную ручку. Денис уже стал переживать за сохранность фурнитуры, когда с третьей попытки у пациента получилось дверь закрыть и обернуться.