— В смысле — все?!

— Все — значит все. Все, что там болтается. Весь комплект. Один плюс два.

Первым сообразил Денис и с хохотом завалился на плечо Лапину. Тот понял следом. А потом очередной приступ хохота накрыл раздевалку.

— Меня только одно интересует… — тяжело дыша, с трудом проговорил Семен. — У тебя получилось?

— Сомневаешься? — фыркнул Борис, вызвав очередную бурю смеха. — Я же старательный! Пыхтел, сопел, но все впихнул!

— Ой, ну и дурак же ты был в четырнадцать, братец, — Вадим принялся растирать щеки. — Эта картина всю жизнь будет меня преследовать. Не думал, что такое в принципе возможно сделать. Заставь дурака богу молиться…

— Не начинай! — слаженно рявкнули остальные.

— Вот после этого, — в наступившей относительной тишине резюмировал Борис, — я совершенно утратил веру в людей.

— И стал патологоанатомом, — с напускным сочувствием продолжил Лапин.

— Именно! — закивал Черепанов-младший. — И не жалею. Прекрасная работа. А самое прекрасное в ней знаете что?

— Что твои пациенты на тебя никогда жалобы не пишут! — нестройным хором ответили Борису Черепанову его друзья.

* * *

«Секрет Изольды» вскоре перестал быть секретом. Она все так же выходила договариваться по телефону о встречах в коридор, ее все так же было слышно, несмотря на конспиративно-тихий голос. Обращение «Славочка» перешло в «Славочка, душа моя», а возвращалась после разговоров к обитателям квартиры Изольда Васильевна все в том же приподнятом настроении и с блестящими глазами.

Геннадий Игоревич, который частенько приезжал после работы в гости, очень страдал, старательно пытался делать невозмутимый вид, но у него ничего не получалось. Оля жалела отца, но со стороны все это выглядело настолько забавно, что порой с трудом удавалось сдерживать улыбку.

А соседка начала приходить к ним в квартиру с крючком и клубком ниток — она взялась за новую шаль.

— Женщина в любом возрасте хочет быть красивой, — прокомментировала это событие Оля, — и потом, она обожает шали, и примерно раз в полтора года вяжет новую. Просто пришло время. Но завтрашний футбол снова на тебе, потому что…

— «Славочка, душа моя», — закончил за дочь Геннадий Игоревич.

— Точно.

Развязка этой истории произошла неожиданно и на следующий же день, благодаря Никите. Оля только полчаса как вернулась домой, она спешно разогревала ужин для папы и сына, которые с минуты на минуту должны были вернуться из спортивной секции. Звонок в дверь не заставил себя ждать. На пороге, правда, были не только они, но и Изольда Васильевна.

— Оленька, я не оставила у вас свое вязание? — поинтересовалась она. — Никак не могу найти.

— Честно говоря, не обратила внимания, сейчас посмотрю.

— Новая шаль для «Славочки, душа моя» в детской, — возвестил Никита, снимая ботинки. — Мы же уроки там делали, я писал, вы вязали.

Густо покраснели оба: и Изольда Васильевна, и Геннадий Игоревич.

— Пойду посмотрю, — пробормотала Ольга и кинулась в комнату, боясь расхохотаться.

Когда она вернулась с начатой шалью и крючком, все еще топтались в коридоре, только сын деловито вешал куртку на крючок.

— Вот ваше вязание.

— Мама говорит, — Никита взял в руки спортивный рюкзак, — что это очень даже хорошо, если у женщины есть поклонники в любом возрасте.

Теперь настал черед Оли краснеть. Все-таки у детей невероятно острый слух, они умудряются слышать сквозь стены и двери.

А сын, довольный собой, с рюкзаком в руках удалился в детскую и оттуда прокричал:

— А мы скоро будем ужинать? Я голодный!

Немая сцена в коридоре длилась секунд десять, пока все трое приходили в себя. Первой подала голос Изольда. Голос ее звучал выше обычного:

— Какие поклонники? У кого поклонники? — и вязание свое прижала к груди.

— У вас, наверное, — немного сипло ответил Геннадий Игоревич.

— У меня?!

— Я надеюсь, что у Оленьки тоже, конечно, есть воздыхатели… Но о них нам пока ничего не известно.

— А о моих известно? — Изольда Васильевна начала приходить в себя. — Нет, я, конечно, никогда не скрывала, что в былые годы, работая в театре… и Оле рассказывала, но это же так… это так… естественно.

Геннадий Игоревич стоял все еще в верхней одежде и старательно ослаблял на шее шарф.

— Ну, для вас, актрис, это, конечно, естественно. Вот у нас, журналистов, такого не наблюдается.

— Что вы говорите? — соседка перевела ничего не понимающий взгляд на Олю. — Оленька, что он говорит?

— Это он на вашего Славу намекает, — вздохнула Оля.

— Славочку?

— Славочку, — подтвердил Геннадий Игоревич с каким-то удовлетворением.

Изольда, все еще прижимая к себе драгоценное вязание, с изумлением разглядывала собеседников.

— Мам! — напомнил о своем существовании Никита. — Мы ужинать будем? Я могу целого бегемота съесть!

— Ну, знаете ли, — в голосе бывшей актрисы послышалось возмущение, — не думала, что меня в этом доме… что после всего… что вот… так обо мне… Геннадий Игоревич, как вы могли?! И ладно он, но ты, Оленька… И все же вы, Геннадий Игоревич, а с виду такой интеллигентный! Я ребенка готовлю к поступлению в театральное училище! Моя старинная подруга попросила! — Изольда подняла подбородок выше, и в голосе ее послышался вызов. — Да, я знаю, что не такая уж великая актриса и не уверена, что с поступлением получится, и не хотела все это афишировать, но театр — он в моей жизни навсегда, понимаете? И я не могла отказать, и не хотела, а вы…

Геннадий Игоревич так и застыл с рукой у горла:

— Так это уроки театрального мастерства?

— Представьте себе!

— Ох… — Оля усиленно терла лоб.

Обстановка в коридоре накалилась. Изольда была обижена, отец растерян, а сын в детской голоден.

— Занятие со Славой закончилось? — спросила она соседку.

— Да.

— Ну вот и отлично. Предлагаю всем успокоиться и устроить совместный ужин. И заодно вы нам расскажете о своем подопечном, потому что строгой конспирацией заинтриговали всех.

* * *

— Хуже пациента, который скрывает информацию, только пациент, который сам себе ставит диагноз, — Денис допустил легкое раздражение в голосе — исключительно в педагогических целях.

Васенька занялся любимым делом — залился румянцем. Потом колупнул угол стола. Испросил взглядом поддержки у Малина и, не получив оной, принялся за исповедь.

Денис слушал и иногда задавал вопросы. Тося сидел молча — парень вообще со своей ролью «А Тоська слушает да ест» справлялся прекрасно. Иногда Денису казалось, что интерну можно ничего на словах не объяснять, он все информацию получает так — аудиовизуально.

— Ну вот теперь картина прояснилась, — подвел итог Дэн. — Это же совершенно разные ситуации, голубчик: эректильная дисфункция и преждевременное семяизвержение. Ну как вы не понимаете?

— Теперь понимаю, — пролепетал Василий. Удивительно просто, что при такой импозантной внешности и даже некоторой брутальности человек обладал редкой по нашим временам чувствительностью. — Вы простите, Денис Валентинович, что я ввел вас в заблуждение. Я не хотел, честное слово.

— Придется поверить на слово, что уж, — демонстративно вздохнул Денис.

— Ну просто… понимаете… хочется же, чтобы женщине было хорошо… — весь свой ресурс по покраснению и лепетанию Вася исчерпал и теперь говорил вполне уверенно. Негромко, но с пониманием обсуждаемого вопроса.

— А кто вам сказал, что долго и хорошо — это одно и то же?

Василий пару раз хлопнул своими великолепными ресницами, изобразил губами буковку «О» и только после этой пантомимы выдал ответ:

— А если долго — это не хорошо, то что тогда… хорошо?

Желание усмехнуться Денис усмирил.

— Такие вопросы — не совсем мой профиль. Но длительность полового акта — это тот вопрос, где единого мнения и стандарта нет и быть не может. Со своей стороны я могу выявить либо исключить факторы биологического характера, которые могут на нее влиять. Этим мы и с вами и займемся. А что до дилеммы «хорошо — долго», то это касается только вас и вашей партнерши.

— А если у меня… ну то есть… — еще не вся краска израсходовалась. Теперь запылали кончики ушей. — Нет постоянной партнерши? Но… в общем… я не с одной, а…

Полюбовавшись на кончик красного уха, Денис достал телефон и списал из адресной книги номер. Бумажку протянул Василию со словами:

— Я консультирую в Центре развития семейных отношений. Это номер сексопатолога из данного центра. Прекрасный специалист. Думаю, часть ваших вопросов он снимет. Но анализ на гормоны сдайте обязательно.

Васенька закивал и стал прощаться. А на пороге вдруг замер, видимо, потрясенный музыкальными созвучиями. Помимо поэтического дара Тося еще подвизался на ниве художественного свиста. И сейчас что-то насвистывал, глядя в окно.

— «Не уходи, побудь со мной, ты, мой каприз» — это мне? — задорная улыбка удивительно шла Василию. Смысл вопроса от Дениса ускользнул, зато Антон его вполне уловил. Рассмеялся.

— Нет, это я так — по мотивам осеннего пейзажа. Навеяло. Бабушка любит эту песню. А что, похоже вышло? Узнаваемо?

— В конце припева немного неточно, — широко улыбнулся Василий. — А так — да, узнаваемо.

— Любите петь? — Тося хорошо усвоил урок о важности установления доверительных отношений с пациентом. Не исключено, что из парня таки выйдет неплохой андролог. — В караоке?

— Нет, караоке — это для меня… слишком, — Васенька совсем приободрился и помахал им ручкой. — До встречи, Денис Валентинович, Антон Евгеньевич.

Теперь уже Малин смотрел с открытым ртом на закрывшуюся дверь.

— Ну когда ты уже привыкнешь к имени-отчеству, — вздохнул доктор Батюшко. — Вот же Тося Бабушкович…