Не от мамы.

«Завтра Никиту выписывают, во сколько планируешь? Давай часа на четыре, я освобожусь и помогу вам».

Она долго смотрела на эти два предложения. Так нельзя, Денис. Ты понимаешь, что так нельзя? Не приручай Никиту. Я же ведь должна сейчас отказаться от твоей помощи. Надо только подобрать правильные слова. Ты умный взрослый человек. Ты поймешь. Должен понять.

«Я постараюсь освободиться к четырем».

«Возьми ему одежду посвободней, если есть — на вырост».

«Хорошо».

Они встретились в коридоре. И снова Оля почувствовала, что снимается в кино, что это не с ней, это просто такая роль.

Он сразу взял у нее сумки с одеждой и сказал: «Привет». И она в ответ сказала: «Привет». В палату зашли вместе.

Никита встретил улыбкой. Не просто улыбкой — а улыбкой до ушей и вопросом:

— Можно домой?

Он бы точно вскочил, да поврежденная нога не давала.

— Можно, — ответила Оля и подошла к сыну.

— Никита, тут же столько всего интересного — скальпели, биксы, гипс, а ты — домой? Все, насмотрелся? — поинтересовался за спиной Денис.

— Не-а, — обнадежил практикующего доктора мальчик, — но сюда лучше приходить, а не жить.

Оля с сыном не согласилась, она бы и не приходила — не любила больницы с самого детства, и уколов боялась, но вмешиваться в разговор не хотела, поэтому занялась полезным: стала вынимать из тумбочки вещи и складывать их в пакет. Главное, ничего не здесь не оставлять, как гласит народная примета. Пока она собирала пижаму и полотенца, мужчины даром времени не теряли. Денис помогал Никите переодеваться. И когда Оля запихнула в пакет тапочки, сын уже был полностью готов к выходу. Он осторожно сделал несколько шагов в сторону двери, а потом повернулся и помахал здоровой рукой соседям по палате:

— Пока, пацаны!

Ужин и правда был диетическим и праздничным, сервировка — безупречной. Изольда постаралась. Отец немного суетился, приглашая к столу Дениса. И от этого сосало под ложечкой.

А как переживешь ты, папа, когда наступит финал?

Оля не могла не думать о финале. Эти мысли преследовали ее. Он где-то близко — она чувствовала. Фильмы всегда заканчиваются. Оля усердно изображала хороший аппетит, прислушиваясь к разговору за ужином.

Никита сокрушался, что не ту руку сломал — придется ходить в школу.

— Кто-то собирался русский подтянуть, — это Денис.

Оказывается, он в курсе и таких проблем. О чем еще она не знает?

Ответ сына был кратким и лишенным энтузиазма:

— Угу.

— Труд человека кормит, а лень портит, — Изольда вообще в последнее время на стороне Дениса, у них взаимная любовь.

— Скороговорки для Славочки мне нравились больше, — тут сын в долгу с ответом не остался.

— А тебе пока поговорки, — встал на сторону старших Геннадий Игоревич.

Она чувствовала себя зрителем. Ей было страшно.


Финальным аккордом из осени в зиму,

Ты вышел,

Ты выше,

Ты дальше,

Ты тише.

Сижу у двери, как собака у будки,

Ты дальше,

Ты тише…

Вернись…

На минутку…

Это стихотворение было среди тех, что отбирали для сборника. Оля не помнила, решили его включить или нет. Славочка тогда горячилась, доказывая, что для чтения вслух — богатейший материал и даже продекламировала, а Изольда внимательно слушала, кивая в такт головой. И все было так похоже на сегодняшний вечер, и все было совершенно другим.

Наверное, Денис почувствовал, что что-то не так.

Прощание в коридоре получилось немного неловким и напряженным. Оба молчали и не знали, что сказать. Ставшую давить тишину нарушил Денис:

— Отдыхайте. Все должно быть нормально, но если вдруг что-то… форс-мажор… звони сразу, — сказал и добавил с нажимом в голосе: — В любое время суток.

Оля послушно кивнула головой, а потом вдруг с каким-то отчаяньем обняла его и прошептала, касаясь губами щеки:

— Спасибо, доктор Айболит.

И резко отпустила.

* * *

За окнами мелькала черная со всполохами окон и реклам Москва. В голове мелькали кадрами события и эпизоды сегодняшнего дня. Вот Никита, крепко держащий Дениса за руку. Верхняя конечность у мальчика временно рабочая только одна, и ее он вручил именно Дэну. Вот Оля, молчаливо и сосредоточенно собирающая вещи в больнице. Вот Изольда говорит тихо Денису на ухо, как заговорщик заговорщику: «А сегодня у нас на гарнир брокколи. Никита не любит, но это же полезно, да?» Вот Геннадий Игоревич, журналист-международник, повидал на своем веку такого, что Денису и во сне привидеться не может, — и смотрит на него, Дэна, с какой-то непонятной надеждой.

Надежда. Как он дошел до этого? Дошел до того, что на него кто-то рассчитывает и надеется. Он, который никогда и ни для кого не был и не мог быть ни надеждой, ни опорой. Как?!

А вот пойди пойми как. Тихонечко, шажок за шажком, незаметно — и пришли. Всей дружной компанией пришли в тупик. Из которого любой шаг — боль.

Надо резать. По живому и без наркоза, но надо. Иначе никак.

Надо резать.

За окном мелькала черно-оранжевая Москва. Доктор Батюшко ехал домой, к темным окнам и холодной, полезной для спины постели.

* * *

Конечно, он помнил адрес и номер квартиры. И все равно, всегда остается определенный процент «на удачу» — будет дома кто-нибудь или нет. Антону повезло: не сразу, но ответили. Долго не могли понять, кто звонит, лишь когда напомнил о предновогоднем вечере поэзии — впустили.

Поднимался до нужного этажа он пешком — настраивался, чувствовал, как горели уши. Тот вечер вернулся во всех подробностях, с собственным стыдом, улыбкой необыкновенной девушки и насмешливым взглядом из-под очков какой-то слишком благородной для двадцать первого века престарелой дамы.

Денис Валентинович советовал не брать в голову и предрекал успех. А как не брать, если он и в профессию-то пошел из-за неудачи на личном фронте?

Позвонил в дверь. Дверь открыли. Но на порог не пустили. И глаза за очками все такие же — насмешливо-снисходительные.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Антон, бабушка была бы довольна.

— Добрый, что-то передать? Дома никого нет.

— А я, собственно… к вам, — сказал и почувствовал, что снова краснеет.

— Новые стихи сочинили?

— Да. Нет! Я, в общем, по другому вопросу.

Отвечать Антону не торопились, сначала внимательно просканировали, потом, кажется, негромко хмыкнули, а потом сказали:

— Спускайтесь на этаж ниже, я сейчас подойду.

Он ничего не понял. Но указания выполнил исправно. Слышал, как через несколько секунд хлопнула дверь, а потом дама начала спускаться.

— Я живу вот здесь, — указала она на старую, обитую дерматином дверь, открыла ее и пригласила: — Проходите.

Квартира была под стать хозяйке. Рассмотреть подробно Антону ничего не удалось — слишком сосредоточен был на предстоящей просьбе, но скатерть на кухне, небольшую картину с натюрмортом над столом и электрический, расписанный под хохлому самовар заметил.

— Ну-с, молодой человек, чем обязана?

— Я хотел попросить вас помочь мне. В прошлый раз, когда я пришел к Денису Валентиновичу, была девушка… красивая, — тут Антон слегка запнулся, а глаза дамы напротив стали вдруг озорными и совсем молодыми. — Меня Антон зовут, — на всякий случай представился он, потому что не помнил, представлялся ли в прошлый раз.

— Я Изольда Васильевна, продолжайте.

— Ну, вот я хотел попросить у вас номер ее телефона.

— Понравилась девушка?

— Очень понравилась.

— Чай будете?

Антон понял, что просто так телефон не дадут, но и не гонят.

— Буду.

Изольда Васильевна повернулась к самовару и включила его, а потом стала вынимать с полки чашки, да так неловко повернулась, что корзинка с вязанием, стоявшая на подоконнике, упала на пол, и все содержимое из нее рассыпалось.

— Ой, как же это я так…

Антон тут же вскочил со своего места и начал собирать разбросанные спицы, клубки, листы со схемами и… колоду карт таро.

— Ой, а я все искала, куда задевала эти карты.

Изольда Васильевна расположила на столе чашки с блюдцами и посмотрела на гостя:

— Решила на старости лет приобщиться к таинственному. Очень любопытная вещь, знаете ли. Да вы корзинку-то поставьте на подоконник.

Пока Антон выполнял указание, последовал вопрос:

— Вы знаете, молодой человек, какая карта изображена на упаковке?

— Нет.

— Влюбленные.

Изольда Васильевна заварила чай и накрыла фарфоровый чайник грелкой.

— Знаете, о чем говорит данная карта?

— Нет.

— Сейчас… — она взяла упаковку, вынула оттуда сначала колоду, а потом инструкцию, — так… где же это было? А, вот… карта говорит и об ответственности за последствия выбора, — подняла голову. — Вы понимаете, молодой человек?

Молодой человек кивнул.

— Славочка — замечательная девочка и очень мне дорога. Вы, конечно, можете поражать ее воображение своими несомненными талантами в области красноречия, но не должны забывать и про ответственность. Как мужчина. А чай уже, наверное, заварился. Мармелад будете?

Антон снова кивнул.

— Кстати, отличная полупатентная резинка[34], образцово-показательная, — решился он поддержать разговор.

— Вы вяжете? — Изольда Васильевна поставила на стол вазочку с лимонными дольками.

— У меня бабушка вяжет.

— Бабушкин внук, значит? И в схемах разбираетесь?

— Ну, если надо…

Изольда Васильевна села напротив гостя.