* * *

Она не удалила контакт из телефона. Говорила себе, что из-за папы. У папы недавно была операция. У папы могут быть осложнения. Телефонный номер должен остаться в адресной книге.

Не удалила. Но запретила себе открывать переписку. Чтобы не видеть, не читать, не вспоминать.

Дениса нет. Он ушел. Все.

Привет, Бэмби. Пятница в силе?

Просто папе может потребоваться в любой момент доктор.

А телефонный чат жил своей жизнью. Переписка с новыми клиентами, сотрудниками, и когда не можешь говорить — с Никитой.

А неудаленный контакт спускается вниз-вниз-вниз. Открываешь телефон, на странице его уже и не видно.

Новая жизнь, новые чаты, новые горизонты.

Надо готовиться к важной конференции рекламщиков. Там обширная программа — лекции, семинары, даже конкурс на лучший экспресс-проект. Ларионов говорит, что это шанс заявить о себе.

И Оля собралась заявить. Жизнь должна быть насыщенной и полноценной. Жизнь должна продолжаться, назад оглядываться нельзя. Нужно просто сделать выводы из ошибок и вперед, только вперед.

Никита скоро начнет посещать школу. У папы — подготовка к изданию сборника современной поэзии.

Только Изольда сдает. Совсем у нее с кулинарией в последнее время не ладится. То картошка пересолится, то мясо пригорит. Хотя держится, ходит невозмутимая, читает чьи-то мемуары, некоторые места даже вслух. В основном о том, что человеку все по плечу. Утешает… Но то, что нам все по плечу, мы и без всяких мемуаров знаем.

Ты снова оставила у меня перчатки, Бэмби.

Я не только перчатки оставила… вы мне душу вынули, доктор. Сложная хирургическая операция, но вы ведь мастер своего дела, не так ли?

— Знаешь, Оленька, я подумала, что ты давно никуда не ходила. Тебе бы развеяться. Может, вам со Славочкой театр посетить? Она очень хорошая девочка и будет отличной компанией.

— Славочка?

Изольда как ни в чем не бывало мешала лопаткой рис.

— Конечно. И ей полезно будет лишний раз посмотреть на игру актеров, и ты… платье красивое наденешь, туфли… знаешь, сейчас почти никто не ходит в театр в туфлях. А раньше если женщина выбиралась в свет, она обязательно переобувалась. Это нынче джинсы, свитер и ботинки — обычная одежда для всего на свете, а когда-то туфли, укладка, маленькая сумочка делали праздником вечерний выход.

Оля молчала. Изольда накрыла сковороду крышкой и повернулась:

— Что скажешь?

— Все так и должно было закончиться, правда? Чудес не бывает. Однажды он бы нас все равно оставил. И лучше раньше, чем позже. Все правильно. Ведь правильно же? Что по этому поводу говорят ваши карты таро?

— Ох, Оленька, — Изольда тяжело опустилась на стул, — какие уж тут таро… разве может карточка разгадать человеческое сердце? Мне казалось ведь… — и замолчала, отчаянно моргая покрасневшими вдруг глазами.

— И мне казалось… — тихо проговорила Оля.

* * *

— Никогда бы не подумал, что так много мужчин сталкивается с этой проблемой, — Тося стоял на своем любимом месте — у окна. Голос его был задумчивый, парень, похоже, все еще находился под впечатлением вчерашнего зачета по деонтологии, который быстро перешел в разговор. Ведь так у нас устроена система медицинского образования, что к настоящим вопросам врачебной этики, к нюансам общения с пациентами будущих медиков не готовят. Потом учишься только на собственном опыте. Антон это понял. Но сейчас он говорил о другом — о человеке, только что покинувшем их кабинет.

— В нашей стране порядка пяти миллионов бесплодных пар, — Денис привычно потянулся, разминая спину и руки. — По различным оценкам (а статистика вещь не только упрямая, но и очень вольно трактуемая), каждая пятая семья имеет проблемы с зачатием. Каждая пятая, вслушайся в эту цифру, Антон.

Малин отреагировал задумчивым «Да-а-а…», а Денис продолжил.

— И тридцать процентов бесплодия в паре — из-за мужчины.

— Тридцать?

— Да. И это при том, что ВОЗ[36] неуклонно снижает нормы спермы. Возьми любые базовые показатели: общее количество сперматозоидов, концентрация в одном миллилитре, количество подвижных — сейчас нормативные значения совсем не те, что были пятьдесят лет назад.

— Ниже?

— Ниже, — кивнул Дэн. — Я бы сказал, что мы на пороге репродуктивной катастрофы. Во всем мире уже родилось шесть с половиной миллионов детей в результате ЭКО. Таинство жизни все чаще творится в чашке Петри.

— Где?! — Малин слушал шефа с раскрытым ртом.

— Их называют детьми из пробирки, но на самом деле оплодотворение in vitro[37] выполняется в чашке Петри[38].

— Денис Валентинович, а вы не думали о научной работе?

— И ты туда же, — поморщился Денис.

— А кто еще? — Малин отошел от окна и устроился напротив.

— Начмед. Постоянно третирует меня этим вопросом.

— Я в хорошей компании, — ухмыльнулся интерн. — Ну а в самом деле, доктор Батюшко, почему бы и нет? Клинического материала у вас, по-моему, с избытком.

— И в самом деле, почему бы и нет. Хоть какой-то прок с меня в этом вопросе.

Антон несколько секунд молча глядел на шефа.

— Денис Валентинович, у вас все в порядке? — спросил осторожно.

— Все в порядке. Просто раз в тридцать шесть лет на меня нападает хандра, — Денис встал. — В четверг готовься мне ассистировать.

— Правда?! — на лице интерна расплылась дурацкая счастливая улыбка. — Спасибо!

И Малин невольно разворачивает мысли Дэна в сторону того, о чем он долго-долго не думал, смирившись. А теперь, по дороге домой, все снова-заново. Давно зарубцевавшуюся, как казалось, рану вскрыли, расшевелили, разбередили. И снова больно. Как тогда…

— Ну как вы не понимаете, Батя! — Саня выдвинул свои длинные ноги аккурат поперек асфальтовой дорожки и затянулся сигаретой. — Ты же собираешься стать андрологом. Как ты будешь выписывать своим пациентам направление на сдачу спермы, если не представляешь, как это делается?

— Прудников, ты неприлично упрям.

И это было правдой. Если Александр Прудников что-то вбивал себе в голову, свернуть его в сторону было невозможно. Спасало окружающих только одно — переменчивость Сани-ного настроения. Но не в этот раз.

— Ты просто трусишь! — Сашка выпрямился и сел ровно на скамье около главного корпуса. — Одно дело — для собственного удовольствия, другое — постараться для отечества!

Денис не выдержал и расхохотался. Еще одной особенностью характера Прудникова было то, что на него было положительно невозможно долго сердиться.

— Ну что тебе взбрело в голову? — попытался он вернуть приятеля на рациональную стезю.

— Говорю же, тетка у меня там работает, в этом банке спермы. Ну как ты не понимаешь — это же такой шанс получить новый экзистенциальный опыт!

Новый экзистенциальный опыт на Дениса не произвел впечатления. Но рациональное зерно в Сашкиных словах ему все же почудилось.

— Ладно, черт с тобой. «Плейбой» там выдают или надо со своим?

* * *

— Дэн, тебя просили заглянуть в ту контору.

— В какую?

— Ну ту, где мы с тобой сдавали… в четверг.

Саня казался растерянным. Да и Денис озадачился.

— А как же анонимность и все такое? Наврали?

— Да тетка это все… — вздохнул Сашка. — Она же в курсе, кто и что.

— Хорошо, — кивнул Дэн. Что еще оставалось? — После занятий съезжу.

* * *

Написанное на табличке перед кабинетом Денис прочитал по слогам.

РЕ-ПРО-ДУК-ТО-ЛОГ

Обывателю это слово показалось бы сложным и, может быть, даже забавным. Дэну его значение было известно. Ничего смешного. Он постучал и сразу же нажал на дверную ручку.

— Добрый день, меня просили зайти.

За столом сидел мужчина дородной комплекции и восточной наружности. Да, точно, какой-то Амир — это единственное, кроме наименования врачебной специальности, что отложилось в сознании Дениса с таблички перед кабинетом.

— Добрый день. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Очень-очень вежливый, даже ласковый тон Денису не понравился интуитивно, но и только. Прошел, сел, уставился выжидательно.

Тишина нарушилась не сразу.

— Скажите, когда ваша мама была вами беременна, не определяли ли тазового предлежания?

От неожиданности вопроса Денис моргнул. И промолчал — потому что не знал, что сказать.

— Или, может быть… — доктор явно тщательно подбирал слова. — В вашем младенчестве вас часто оставляли в памперсах?

Абсурдность и даже некоторая оскорбительность вопросов вывела Дэна из состояния ступора.

— Не могу удовлетворить ваше любопытство, доктор. Я сам не помню, а спросить не у кого. Мамы моей уже десять лет как нет в живых.

— Простите, — вздохнул врач. В его больших темных глазах и в этом вздохе не было ни капли фальши. И от этого вдруг стало страшно. — А паротитом вы не болели в детстве?

— Болел. Сильно, с осложнением на уши, лечил потом долго, и были рецидивы отитами.

— К сожалению, осложнения не только на уши.

Пауза. Для Дениса — звенящая.

— А… на что?

— Понимаете… — врач сцепил пальцы в замок. — Бывают разные показатели функционирования репродуктивной системы человека. И я бы очень хотел назвать вам хоть какие-то цифры. Но, к сожалению, в вашем случае речь идет о полном разрушении. Вы совершенно бесплодны.

* * *

— Ну, зачем тебя вызывали? — а еще Сашка был невероятно любопытен и жаден до любой информации и слово «деликатность» почитал ругательным.