— Зато там есть ваша рекламная фирма, этот адрес, твоя фотография, должность. У тебя неплохо устроилась жизнь.

Они стояли перед входом в офис — не самое удобное место для беседы. Сегодня до упора работали над срочным заказом, и некоторые сотрудники только-только закончили свой рабочий день. Они с периодичностью в несколько минут выходили из дверей здания на улицу и с любопытством поглядывали на Ольгу Геннадьевну в компании мужчины.

— Что ты хочешь?

— Увидеть сына.

Ситуация как в плохом кино. Или в хорошем. «Москва слезам не верит» — ведь замечательный фильм. И очень хотелось ответить фразами главной героини из него, рассказать вот про все эти бессонные ночи и задать вопрос: «Где ты был раньше?» Но не то место, да и времени нет. Домой надо, уже начало восьмого, пока доберется… Желания тоже нет. Дома Никита, и Денис уже должен приехать, сегодня у него нет частной практики. У них будет семейный ужин, замечательный вечер и новая жизнь. И в этой жизни нет места для человека, что ждал ее на ступенях офиса.

— Нет, — кратко ответила Оля и прошла мимо, направляясь к машине.

— Почему? Ведь это же мой ребенок. Я имею право.

— И обязанности?

— Что?

Машина пикнула, Оля открыла водительскую дверь, а потом повернулась к собеседнику:

— Обычно там, где права, там всегда и обязанности. В любом договоре эти пункты стоят рядом.

— А ты стала жесткой.

И она все же не удержалась, ответила фразой из замечательного кино:

— Учителя хорошие были.

А потом села в машину.

— Я хочу увидеть своего сына! — он не дал ей захлопнуть дверь.

— Нет.

— Почему?

Оля медленно повернула голову и стала внимательно рассматривать стоявшего рядом человека. Не сказать, чтобы он плохо выглядел, вовсе нет. Может, сутулость появилась, волосы поредели, глаза не блестят. Но у кого они сейчас блестят?

— Ты похорошела, — услышала она вдруг.

— Не надо, Женя.

Так странно было произносить его имя через столько лет и смотреть в глаза.

Ты опоздал, у меня теперь новая жизнь.

А вслух:

— Мне пора ехать.

* * *

В коридоре что-то громыхнуло, и Денис оторвался от планшета и расписания приема на завтра в нем. Выглянув за угол, обнаружил Никиту, воровато заталкивающего мяч за дверь. На полу вещественной уликой валялось сбитое с вешалки пальто.

При взрослых ребенок демонстрировал отсутствие малейшего интереса к футболу и переключал канал на телевизоре, едва там речь заходила об игре. Но когда никто не видит, вот как сейчас… Однако мальчик с мячом незамеченным остаться на может.

Никита затолкал непослушный спортивный инвентарь за дверь и привалился для надежности к ней.

— Только маме не говори, ладно? Она не любит, когда мяч в стену летит, говорит, что могу попасть в зеркало и оно разобьется.

Фраза «Маме не говори» стала в их с Никитой лексиконе практически дежурной. Знала бы Оля, сколько она не знает. Да и не надо ей знать. Это чисто их, мальчишеское.

— Думаю, мало кто радуется, когда зеркало разбивается.

Никита кивнул — тут не поспоришь. А потом, почесав нос, спросил:

— А ты разбивал чего-нибудь, когда был маленьким?

— Наверное. Мальчишки всегда что-то разбивают, — Денис симметрично привалился плечом к стене. — Но я не помню. Вот каша у меня регулярно пригорала — это я точно помню.

— А мама не ругала?

Неожиданно кольнуло под ребрами — не сильно, но ощутимо. Наверное, от того, что слово, которое Денис задвинул глубоко-глубоко и на которое не реагировал в исполнении Никиты в адрес Оли, сейчас прозвучало совсем в ином контексте. Но, в конце концов, они уже совсем не чужие друг другу люди, и надо рассказать. Как бы только помягче?

Денис неторопливо прошел к пуфику и опустился на него. Никита тут же материализовался под боком. Это было такое странное ощущение — постоянное присутствие рядом детского тела. Словно новая часть у организма выросла. Вот есть у Дениса голова, две руки, две ноги. А теперь еще есть Никита. И было бы наглым враньем утверждать, что Дэну это не нравится.

— А мамы у меня не было, — начал медленно, привычно прижав к себе Никиту. — Она умерла, когда я был примерно такой, как ты. И ругать меня некому было. Так что когда мама ругает — это на самом деле здорово.

Никита несколько секунд смотрел на Дениса широко раскрытыми глазами. А потом обнял сразу двумя руками и куда-то в карман рубашки произнес — негромко и не совсем внятно, но Дэн все расслышал прекрасно.

— А у меня папы нет. Но мне лучше, он где-то есть, просто потерялся. А у тебя… совсем нет, — помолчал, посопел и продолжил — еще тише. И еще отчетливей: — Но ты не волнуйся, зато мы тебя будем с мамой любить. И Изольда. Изольда, может, чуть-чуть, а мы с мамой — много.

Они еще посидели так, обнявшись, пока в замке не заворочался ключ. Мама пришла.

* * *

— Мама, тебе если надо, ты меня поругай, — милостиво разрешил Никита.

И время выбрал подходящее — когда они почти бегом добирались до машины. Второй раз за это утро, потому что уже на половине пути к школе сын вспомнил, что забыл взять доклад по чтению, который они готовили накануне с Изольдой Васильевной. Тема звучала фундаментально: «Гоголь и театр, или Несколько загадочных случаев».

Щедрость души собственного ребенка восхищала.

— Непременно поругаю, — пообещала Оля, заводя мотор, — если на урок опоздаем.

— Когда мама ругает — это здорово, — заявил Никита.

От неожиданности подобного заявления Оля на секунду потеряла контроль и чуть не въехала в стоявшую впереди машину. Хорошо, вовремя вывернула руль.

— С чего ты так решил?

— Мне Денис объяснил.

Денис, значит. Ясно. Какие интересные у них разговоры.

Оля выехала на дорогу и глянула на часы. Должны успеть.

— У него мамы нет. Она умерла, когда ему было столько лет, сколько и мне, — продолжал говорить Никита. — Я представил вчера и испугался… Ты меня ругай, если надо. Договорились?

Оля молчала. Она вспомнила недавние слова Дениса. Сейчас они прозвучали совсем иначе.

Мама не может не любить.

* * *

— Как продвигается работа над вашим сборником, Геннадий Игоревич? — Изольда Васильевна перелистывала новый номер журнала с вязанием.

— Уже первая верстка прошла, немного подправим и, думаю, дней через пять отдадим в печать, — Геннадий Игоревич размешивал ложкой сахар в кружке с чаем.

— А правки вносить еще можно, насколько я понимаю? — уточнила Изольда, переворачивая страницу.

— Вы хотите посмотреть? — оживился Геннадий Игоревич. — Я распечатаю и принесу.

— Я хочу узнать, можно ли туда добавить пару стихотворений.

Геннадий Игоревич озадаченно посмотрел на свою собеседницу:

— Но… разве есть такая необходимость? Мы все уже отобрали, утвердили, вы сами приложили к этому руку…

— Все так, — закивала головой Изольда Васильевна, а потом извлекла из корзинки с вязанием бумажные листы. — Посмотрите. Мне кажется, это можно было бы добавить.

Геннадий Игоревич взял листы и начал читать, а потом поднял глаза:

— Это кто?

— Это подопечный нашего уездного доктора. Помните, что-то медицинское читал на импровизированном вечере?

— Здесь очень много.

— А нам нужно выбрать два или три. Вы на чем бы остановились?

Пока Геннадий Игоревич знакомился с творчеством Антона Малина, забыв про чай, Изольда не менее внимательно изучала журнал.

— Пожалуй, вот этот джемпер вам отлично подойдет, — наконец резюмировала она. — Только цвет другой возьмем.

* * *

С секцией надо что-то было делать. Денис отчетливо понимал: мальчику нужен мяч. Дэн спросил у Оли про футбол, она сразу как-то погрустнела, но подробно рассказала о сложившейся ситуации. А ситуация вырисовывалась скверная, что уж там говорить. Пробовать исправлять сейчас — только после драки кулаками махать. Да и грош цена такой секции и такому тренеру, ему же ребенка доверить нельзя. Надо найти другое решение. И оно нашлось.

— Костя, привет.

— А, Денис, добрый день. Если ты по поводу аренды на второй квартал, Вадим уже все отрегулировал.

— Нет, я по другому поводу.

— Ну излагай.

С Константином дело действительно имел обычно Вадим — когда договаривался об аренде волейбольной площадки для их еженедельных встреч. Но помимо этого, Костя еще и вел детскую секцию. Был Константин человеком молодым, неравнодушным и позитивным. Именно в этом качестве он сейчас Денису и требовался.

— Парнишку посмотришь?

— О как… — задумчиво произнес Костя. — Ну отчего бы не посмотреть, если ты просишь. Возраст?

— Десять.

— Годится. Рост?

Денис нахмурил лоб, а потом сделал себе выговор. Таких простейших вещей о ребенке не знает. Сегодня же надо к косяку и на весы.

— Не шибко пока большой, но там генетика… — Зеленский-старший на голову выше Дениса, поэтому не соврет, — генетика хорошая, дед высокий.

— Ну пока рост не показатель, да, — согласился Костя. Помолчал и все-таки спросил: — Что за парень-то? Твой?

Что под этим имел в виду тренер? Твой… сын? Племянник? Родственник? Да какая разница.

— Мой.

— Приводи, — рассмеялся Константин. — Видел я, как ты играешь. Не только по росту генетика хорошая. Если твоя координация, так парень вообще перспективный. Гены — это такая штука, серьезная.

Да кто бы спорил.

* * *

Он ее осаждал. Номер телефона достать не смог, поэтому караулил у офиса, а однажды, представившись клиентом, вошел внутрь. К руководителю девочки-менеджеры его не пустили, но тут по закону подлости Оля сама вышла в коридор и столкнулась нос к носу с отцом своего ребенка.