У которого, к слову сказать, счет летальных случаев шел уже десятками. Но для нейрохирурга с тридцатипятилетним стажем и несколькими командировками в места боевых действий и серьезных природных катастроф — не так уж и много.

А вот Денису повезло. И он не собирался ничего менять в своей профессиональной деятельности. Зачем что-то менять, если человек на своем месте. Ставка в поликлинике, полставки в стационаре, консультации в двух частных клиниках — более чем достаточно. И для кармана, и для души.

Спустя полтора часа Геннадия Игоревича увезли в палату, а Денису сообщили, что его спрашивала дочь Зеленского. Барышня явно не собиралась ничего снимать с личного контроля. А впрочем, это нормально. Дочь должна переживать за отца. Кивнув анестезиологу, Дэн вышел из операционной.

* * *

Холл в отделении был отлично оборудован — все для родственников и друзей: мягкие кресла и диваны, телевизор, кулер с водой, автоматы с кофе. Абсолютно все, даже вежливый персонал за стойкой. Вот только люди в этом холле по большей части бледные, нервные и часто глядящие на настенные часы. Ждущие окончания операции.

Оля не была исключением. Уже три кофе, стрелка на циферблате движется медленнее обычного, зато телефон разрывается. Оно и понятно: рабочий день.

— Ольга Геннадьевна, звонили из типографии, сказали, что не успевают выполнить заказ к сроку.

— Ольга Геннадьевна, тут ручки с логотипами для банка привезли без сопроводительных документов. Брать?

— Ольга Геннадьевна, звонил тот противный мужик, требует макет сегодня, а у нас свободных дизайнеров нет.

И Ольга Геннадьевна отвечала. Принимала решения, давала распоряжения, пила еще кофе, а стрелка почти не двигалась.

По телевизору шло дневное шоу, которое смотреть было невозможно, глаза начали искать пульт для переключения канала, но тут в коридоре показалась знакомая фигура врача. Он был в зеленом хирургическом костюме, но уже без головного убора. Увидел Олю и словно выделил ее взглядом из группы ожидающих. Она тут же поднялась со своего места — устремилась к нему. И сердце стало стучать, словно выпито не три стакана, а тридцать три.

Почему у врачей всегда такие непроницаемые лица? Что там? Как там? Как все прошло?

Наверное, все это было очень четко написано на ее лице, потому что Денис Валентинович без лишних предисловий сказал:

— Все прошло отлично, ваш отец уже в палате. Завтра можно будет прийти в часы посещений. Номер палаты — шестнадцать.

Все прошло отлично. Главная новость, после которой немного поплыло перед глазами, и Оля на мгновение прикрыла веки. Как же страшно было услышать первые слова. Конечно, операция штатная, конечно, оборудование современное, конечно, доктор лучший, и все же… всегда остается процент неудач. И поэтому — страшно. И ладони мокрые.

— А сегодня нельзя?

Она знала, что нельзя, но… вдруг? Чтобы удостовериться самой.

— Он сейчас отдыхает. И в ближайшую пару часов, — хирург посмотрел на часы, — его лучше не беспокоить визитами. А потом уже отделение закроется для посетителей.

— Да, конечно, — Оля понимающе кивнула головой.

И почему-то снова почувствовала безотчетное желание пожать ему руку. Поблагодарить. Но в коридоре это было еще более неуместно, чем в кабинете. Поэтому осталось только одно слово:

— Спасибо.

— С ним все в полном порядке, честное слово, — уверил он.

И в этих словах проскользнуло вдруг что-то человеческое. Не врачебное, похожее на отчет перед ожидающими, но всегда сохраняющее четкую дистанцию между доктором и посетителями, а что-то более… сочувствующее.

Первая неудачная встреча, которая все же осталась в памяти и заставляла вести себя осторожно, начинала потихоньку уходить в тень. Может, она тогда что-то неправильно поняла? Но эта только-только наклюнувшаяся мысль была перебита возникшей медсестрой:

— Денис Валентинович, еле вас нашла, тут начмед очень просил зайти…

И мысль исчезла так же внезапно, как и появилась. Да и не до отстраненных рассуждений на тему человеческих характеров сейчас. Главное — операция прошла успешно, папа отдыхает, а завтра можно его навестить.

Типография обещала полностью выполнить обязательства через два дня, копии документов по ручкам направили электронной почтой, что же касается макета — вот сейчас как раз Оля и поедет в офис разбираться.


— Оленька, я пойду? Что-то у меня к вечеру давление расшалилось, — Изольда Васильевна укуталась в свою неизменную ажурную шаль.

— Да-да, конечно.

— Я завтра тогда приготовлю Геннадию Игоревичу, что покушать. Больничная еда все же не сравнится с домашней.

— Спасибо, — Оля была искренне благодарна за такую заботу о своей семье. — Что бы мы без вас делали, Изольда Васильевна!

— Как и я без вас, — ответила хранительница очага, прежде чем покинуть квартиру и спуститься на два этажа ниже — к себе.


Собственной семьи у Изольды Васильевны не сложилось. Всю свою жизнь она посвятила театру и ожиданию роли, той самой — судьбоносной. Но не дождалась. Сначала все получалось, и в амплуа инженю молоденькая Изольда была неотразима. А в душе хотелось Офелию. Только на Офелию выбирали других. Да и век Офелий недолог. Как, впрочем, и век инженю. К тридцати пяти Изольда так и не смогла перейти на характерные роли, о которых начала мечтать, когда не вышло с героинями. И до самого конца своей театральной службы она осталась актрисой массовки и эпизодов. Что, впрочем, не мешало ей все так же страстно любить театр. Единственное, о чем жалела эта уже далеко не молодая женщина, так это о том, что ради искусства пришлось пожертвовать личной жизнью.

«Были у меня романы, Оленька, ах, какие романы были! И замуж звали, и цветами заваливали, — рассказывала она в минуты откровений, — да глупая была, молодая. Думала, вот он военный, выйду замуж — это же ехать с ним в часть, а как же театр, как же мои еще несыгранные роли?! О возможности устроиться в областные театры даже не думала. После Москвы-то! Вот так все и проворонила…»

И неожиданно нашла свою семью в Оле, которая почти через месяц после рождения сына переехала жить к бабушке. Старушка к тому времени была уже слаба, но радовалась, что дожила до правнука. Тогда за ней приглядывала Изольда, а когда хозяйки квартиры не стало, как-то само собой получилось, что забота старой актрисы перешла на Олю и ее маленького сына. И если бы не Изольда, Оля не справилась бы, наверное. А та нянчилась с маленьким Никитой как настоящая бабушка, наверстывая все то, что пропустила в своей жизни. Пока молодая мама бегала сдавать в институт зачеты и экзамены, Изольда Васильевна гуляла с малышом, готовила супчики и паровые котлетки. Времени на все хватало, ведь и было-то у нее тогда всего по три спектакля в месяц. А через два года Изольда и вовсе ушла из театра.

— Такую радость мне жизнь дала на склоне лет, — говорила она, — что в этот раз уж точно не провороню.

Оля заперла за соседкой дверь и прошла в детскую, где сын, сидя на полу, играл в роботов, изображая фантастические бои и издавая фантастические же звуки межгалактических атак.

— Чай будешь? — спросила она, стоя на пороге.

— Ага, — сын, занятый глобальными вопросами передела вселенной, не повернулся, лишь кивнул головой, — только можно через пять минут?

— Можно, — согласилась Оля и пошла на кухню.

Телефон высвечивал пять сообщений — и все по работе. Завтра, все завтра. А сегодня у нее был тяжелый день. Операция у отца. Самое главное — прошла успешно.

Потом макет этот — сделали одной левой, если быть до конца честной. Но хороший макет за полчаса не сделаешь, а клиент требовал. Зато теперь, когда у него на руках есть пилотный вариант, в запасе у дизайнера пара дней для осмысления и доработки.

Электрический чайник закипел и отключился. Оля задумчиво смотрела на коробку с чайными пакетиками. Нет, вечером пакетики пить не будет — заварит настоящий крупнолистовой, ароматный. И лимона дольку.

— Мам, а дедушка после больницы с нами будет жить?

Оля обернулась. Сын устраивался на табуретке. Похоже, в космической саге наступил перерыв.

— Да.

— Как здорово! А где он будет спать?

— Мы ему в зале постелем, — Оля заварила чай, а потом накрыла маленький чайник полотенцем, чтобы настоялся.

— И это же он каждый вечер перед сном будет смотреть телевизор? Круто! Эх… хорошо быть взрослым, — во вздохе Никиты отражалась вся несправедливость мира.

— Знаешь, я не думаю, что мы дедушке разрешим смотреть допоздна телевизор. Он же немного приболел, а больным полагается соблюдать режим.

— Вот у взрослых режим, только когда они болеют, — не сдавался сын, — а у детей — всегда!

Оля улыбнулась. Прошедшим летом произошло не только появление отца в ее жизни, но и появление мужчины в жизни Никиты. Так получилось, что мальчик до десяти лет был окружен исключительно женщинами, и Ольга время от времени испытывала беспокойство таким положением дел. Мальчику нужен пример, нужен кто-то, кто будет его направлять. И таким человеком стал Геннадий Игоревич. Они удивительно быстро подружились.

Сначала мальчик с удивлением и некоторой настороженностью смотрел на незнакомца, которого Оля представила дедушкой. Впрочем, и сам дедушка оказался не готов к наличию внука. Но ситуацию сгладила Изольда Васильевна, которая пригласила всех пить чай с пирогом «только что из духовки». В итоге все пили чай, старательно приглядываясь друг к другу, потом Оля вспомнила о стихах молодых поэтов — так нашлась тема для беседы.

А через два дня продолжилась за тем же самым столом. Правда, уже на тему детских мультфильмов и футбола.



— Почему не сделают мультфильм про футболистов? — сокрушался Никита. — Про Смешариков есть и про Лунтика с разными насекомыми, даже про свиней есть, а про футбол нет! Несправедливо совсем.