Таня Володина - Бельканто на крови

— Ваша милость! — из узкого лестничного прохода высунулась голова поварёнка. — Там кто-то свистит под башней и просит скинуть верёвку.

— Кто? — Эрик отодвинул жалобно застонавшего Маттео.

— Не знаю. Какой-то русский.

Барон втиснулся в каменный проход и застучал башмаками по ступеням. На кухне все сгрудились у маленького окна, толкаясь и споря, но перед хозяином мигом расступились. Эрик выглянул наружу: внизу кто-то размахивал руками, задрав лицо вверх.

— Кто вы такой? Что вам надо?

— Эрик Линдхольм? Наконец-то. Скиньте верёвку!

— Кто вы?

— У меня кое-что для вас есть, — человек показал большую корзину, прикрытую белевшей в темноте тканью.

Эрик поразмыслил и выбросил конец верёвки, надёжно закреплённой у бойницы. Человек недолго повозился и сказал:

— Тяните обратно.

Юхан вытащил груз, пахнувший так аппетитно, что у всех заурчало в желудках. Эрик снял тряпицу и увидел бараний окорок, каравай хлеба и огромную бутыль вина. Он снова свесился в окно:

— От кого это?

— Поднимите меня, и я расскажу.

Акцент выдавал незнакомца, но Эрик не боялся одного-единственного русского. Он хотел знать, что ему нужно, и кто прислал в замок корзину отборной еды. Он снова скинул верёвку:

— Привязывайтесь.

Через несколько минут вспотевший от натуги Юхан помог русскому солдату протиснуться в оконце. Тот спрыгнул на пол, отряхнул мундир из зелёного сукна и выпрямился. Красные чулки собрались складками, тёмная косичка растрепалась, а чёрные глаза сверкали жадным весёлым любопытством. Он был выше Эрика, крупнее, и лет на пять старше.

— С кем имею честь? — спросил барон загадочного солдата.

Русский широко улыбнулся, заметив за спиной барона печального Маттео с перьями в кудрях:

— Должно быть, вы тот самый синьор Форти, которого чуть на кол не посадили из-за дурацкой кляузы? — он вытащил из кармана мятую бумажку и бросил на стол. — Какое варварство! В России мужчин за такую чепуху не казнят.

Он протянул ему крепкую руку, унизанную массивными кольцами, весьма дорогими для простого служаки. Маттео без опаски вложил в большую ладонь свои тонкие пальцы:

— Вы правы, я Маттео Форти. А как зовут вас?

Незнакомец раскатисто хохотнул:

— Зовите меня Александр Данилович.

Меншиков подтащил Маттео к себе и смачно поцеловал в губы.

Один русский генерал, он же губернатор Санкт-Петербурга и царский любимец, один шведский барон не самого захудалого рода и два итальянца, чей гений пока не снискал им всемирной славы, сидели на закопчённой кухне и пили превосходный кларет. Слуги выстроились у камина, прислушиваясь к беседе господ, а Марта взяла на себя обязанности виночерпия, хотя её и не просили. Меншиков, не таясь, поглядывал на разрумянившуюся немку.

— Мы с Улофом уже подписали акт о капитуляции и объявили праздник — а тут на скале послышались взрывы! Подумали, что Стромберг решил разбомбить Калин подчистую. Нет бы сидеть тихонько и ждать, когда флот Карла XII прорвёт осаду и придёт на помощь. Я даже зауважал вашего губернатора — глянь, не побоялся в одиночку выступить против русских пушек! А потом все поняли, что пуляют из древних гаубиц.

— Граф Стромберг открыл стрельбу по моему замку, это не связано с войной, — признался барон. — А что, королевский флот может прорвать осаду Калина?

— Ха-ха, даже не мечтайте, барон! На острове Смар стоит русский гарнизон — мышь не проскочит.

В голове Эрика шумело от крепкого вина, которым потчевал их русский генерал. Марта подливала в стаканы, а Меншиков без устали провозглашал тосты — да такие, за которые грех было не выпить. Вскоре все опьянели, несмотря на жирную закуску.

Меншиков продолжил рассказ:

— Я спросил Улофа, что там происходит? Он сказал, что понятия не имеет. Тогда его прелестная жёнушка поведала мне трагическую историю о мужской любви. Ох, и смелая девчонка бургомистерша! И на язык складная. Я аж прослезился, когда она живописала ваши злоключения. Как вас выгнали за ворота, как мои молодцы приняли вас за разведчиков и забросали бомбами, как вы лезли на башню по верёвке! Это уже городская легенда! Я приказал принести судебные бумаги и с удовольствием их почитал. То есть изучил для пользы дела. Бедного евнуха обвинили в содомии — какое уж тут удовольствие? Хотя хромой Клее знает толк в допросах, мда… — Меншиков оборвал себя и воскликнул, поднимая стакан: — Выпьем за то, чтобы наши судьи судили нас не по закону, а по совести!

Они чокнулись по русскому обычаю, закусили караваем, и генерал продолжил:

— И вот пока мы праздновали победу, откуда-то с небес послышалось пение ангела. Фрау Карлсон вытащила меня на площадь, а следом и остальные вышли. Мы ушам своим не поверили! Ах, как вы поёте, синьор Форти! Да вы хуже разрывной бомбы! Вся душа в клочья! Признаться, я зарыдал. Сначала, конечно, матерился, но потом — зарыдал. Да так сладко, как с двенадцати лет не плакал, когда Пётр Алексеевич меня взял.

— Очень приятно, что мои скромные таланты вызвали такую бурю в вашем организме, — вежливо заметил Маттео. — Это заслуга синьора Мазини.

Маэстро, блестя чёрными маслинами глаз, привстал и поклонился.

— Примите мою искреннюю благодарность, синьор Мазини, за ваши труды. Так вот! Я услышал ангельский голос и захотел познакомиться с героями, которые наплевали на закон, показали кукиш смерти, и теперь поют в осаждённой башне, пока их расстреливают из гаубиц. Фрау Карлсон помогла мне переодеться в солдатский мундир и тайком проводила к подножию замка. Не стоит нашему общему врагу знать, что я у вас в гостях.

— Фрау Карлсон внизу? — воскликнул Эрик. — Я хочу с ней выпить! Почему она не здесь?

— А как? У дамы такой живот! — Меншиков изобразил руками круг. — Она в окно не пролезет.

— Вы правы, генерал.

— И вот я с вами, мы пьём превосходное бордо-кларет, и у меня есть предложение: спускайтесь-ка вы вниз!

— Синьоры как раз собирались спускаться перед тем, как вы залезли, — сказал Эрик, глядя на Маттео.

— Правильное решение!

— Да, мы хотели просить у русского командования разрешения на проезд в Италию, — сказал Мазини.

— Вы хотите уехать в Италию? Но почему?!

— Потому что меня изгнали из города по приговору суда, — напомнил Маттео.

— Ах, какая ерунда! — Меншиков досадливо дёрнул плечом. — Я приказал уничтожить ваше дело, и его сожгли на площади. Я взял на память только одну бумажку — вижу, барон прибрал её себе.

— Прибрал, — подтвердил Эрик, который с первого взгляда узнал почерк доносчика.

Это был не Стромберг и, конечно, не Хелен.

— Я никуда вас не отпущу, дорогой синьор Форти! Хотите, Улоф и Клее на коленях попросят у вас прощения? — спросил генерал у Маттео. — Скажите, чего вы хотите? Потому что я хочу одного — чтобы ваш божественный голос никогда не покидал русский Калин! Просите денег, званий, почестей, женщин, ха-ха, мужчин — вы получите всё, что пожелаете!

Ошеломлённый Маттео лишь хлопал глазами:

— Зачем я вам?

— Не мне, а Петру Алексеевичу! Всей России! Здесь, на холме, я построю вам оперу роскошней, чем в Венеции. Вы станете придворным певцом и прославите Российскую Империю. Даже у курфюрста Баварского есть свой кастрат, почему бы и нам не завести? Соглашайтесь, синьор Форти!

— Я согласен, Александр Данилович! Конечно, согласен, — выпалил Маттео, не раздумывая.

Он согласен был и пирожками торговать, лишь бы не уезжать из Калина. Мазини поддержал ученика. И барон тоже поддержал: он понимал, что подле самого богатого и влиятельного человека Европы Маттео будет защищён и обласкан. Сам он не мог предложить любимому ни защиты, ни безопасности, ни даже кусочка хлеба.

Меньшиков забрал Маттео. И Мазини. И даже Марту с поварёнком: под смехотворным предлогом попросил одолжить на пару дней умелую кухарку. Эрик хотел отказать, да заметил, как смотрела на генерала неистовая Марта. Она уже удирала из дома за солдатом, и Эрик счёл за благо дать ей господское позволение на блуд.

Меншиков и Эрика бы забрал: «Присягните мне прямо сейчас, да и дело с концом», но барон отказался: «Я не могу предать родину».

Чума город пощадила. Выкосив треть Риги, в Калине она собрала не столь богатый урожай. Эпидемия, вспыхнувшая на окраине среди беженцев и бедняков, не успела охватить весь город. Сразу после снятия осады власти предприняли решительные меры по борьбе с болезнью.

Эрик видел, как похоронная команда выносила из Домского собора десятки гробов. К Восточным воротам, ведущим на кладбище св. Варвары, потянулись длинные траурные процессии. Пустырь за домом фрау Майер выжгли, предварительно выкопав канаву с водой, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Маттео и Мазини вернулись на постой к Катарине, и Эрик радовался за них всех.

После того, как защитники Верхнего города умрут или сдадутся в плен, Маттео поселится наверху в чьём-нибудь опустевшем дворце, как и подобает императорскому музыканту. Эрик надеялся, что итальянец выберет дворец Линдхольмов, так похожий на средиземноморскую виллу. Он представлял, как Маттео дышит морским воздухом на террасе с колоннами, слушает пение соловьёв, готовится к концертам в светлых просторных покоях и спит в мягкой кровати под бархатным балдахином. На этом воображение барона спотыкалось, но не останавливалось: Маттео спит не один.

Такой достойный и талантливый юноша никогда не будет одинок.

Эрик знал, что скоро покинет Калин. Меншиков сказал, что никаких мирных договоров со Стромбергом подписывать не намерен: война между Россией и Швецией далека от завершения. Единственное, что он обещал, — не брать пленных. Шведы должны открыть ворота и пешим строем проследовать в гавань. Там под прицелом русских орудий они погрузятся на корабли и отплывут в Стокгольм.