Вот и все. Поскольку дел было не так много, а Белла являлась девушкой ухватистой, стремительной, она освобождалась уже часам к трем дня.

И ехала куда-нибудь – в музей, парк… Или просто гуляла по центру. Москва завораживала Беллу, приводила в восторг. Девушка могла часами бродить по улицам, разглядывая здания, людей, памятники, ограды… Тем более что это было такое чудесное время – май, конец весны. Всюду цветы, цветы – и на клумбах, и в вазонах у дверей, и просто по краю тротуара горшки расставлены… Даже на фонарях висели кашпо с цветами!

На второй неделе пребывания Беллы в Москве она кое-что услышала… Знакомое имя! Белла прибиралась на кухне, а супруги Литвиновы, уже одетые, готовые к отбытию, переговаривались в прихожей.

– …да, такой же пропащий, как мой Африкан…

– Ой, не смеши, Лара! Хуже, чем твой Африкан…

Конец фразы Белла упустила – Лариса Анатольевна рассмеялась.

– Белла, мы ушли! Пока-пока! – приветливо крикнул из коридора Борис Аркадьевич.

Хлопнула входная дверь. Некоторое время девушка стояла, нахмурившись, со шваброй в руках.

Она, конечно, знала, что Африкан – знакомый Литвиновых, и причем он в контрах с ними (иначе бы не ругал их почем зря и не скрывался бы). Но вот кто именно он им? «Твой Африкан», – сказал Борис Аркадьевич жене. Твой – это кто: брат, сват, бывший коллега?

Сначала Белла думала, что Африкан заслал ее сюда, чтобы помочь бывшим друзьям: «Вот, хоть мы и в ссоре, но вот я вам какую домработницу нашел!» Дикий, злой дядечка, но с остатками сердечности. Такие обидят кого-нибудь, обругают, а сами потом не знают, как помириться. Освободил же он Беллу из заточения! Но чем дальше Белла жила бок о бок с этим человеком, тем больше убеждалась, что доброхотом он не был.

Значит, точно – задумал какую-то комбинацию. Решил использовать в своих целях, что Белла тоже изначально предполагала… И тут главное – вовремя выйти из игры! Белле то есть. Чтобы не навредить этим милейшим людям – Литвиновым.

«Или с ними сначала поговорить? Нет, они меня тогда без раздумий выгонят, – размышляла девушка, прибираясь. – Надо как-то очень хитро выведать у Африкана, что на самом деле он задумал. Может, проговориться случайно? Нет, хитрить я не умею. Спрошу его прямо в лоб!»

* * *

В половине пятого Белла уже была на пороге квартиры Африкана. Нажала на звонок. Африкан распахнул дверь.

Белла привычно принюхалась: «Кажется, сегодня не пил. Хотя еще не вечер!» Африкан любил расслабиться подобным образом – один или в компании своего знакомого, Валеева…

– Ну, как дела? – лениво спросил Африкан, отправляясь вслед за Беллой на кухню.

– Хорошо, – ответила Белла. Заварила свой чай, сделала бутерброд из своей колбасы.

Африкан сел напротив, за стол.

– Что, и поговорить тебе влом с благодетелем своим? – вздохнул он. – Я тебя из тюрьмы освободил, работу нашел, живешь ты у меня тут… Как сыр в масле катаешься!

– Кстати, о жилье. Не хочу вас стеснять. Мне сегодня Лариса Анатольевна денег дала. Буду искать комнату в Подмосковье.

– Да чего ты… Живи пока! – благодушно махнул рукой Африкан.

– А зачем я вам? Почему вы заставляете меня работать у Литвиновых? – разозлилась Белла. – Вот сейчас, сию секунду не скажете – уйду! Что вы задумали?

Африкан помолчал, глядя в сторону. Потом повернулся и посмотрел Белле прямо в глаза, не моргая:

– Лара – моя жена. Бывшая. И я хочу быть в курсе всех ее дел.

– Вот это да… – растерянно прошептала Белла. – Так я и думала! Вот почему вы меня все время о них расспрашиваете… Жена!

– Все равно бы ты об этом узнала скоро. И ты не переезжай никуда… Ты мне не мешаешь. Я уже привык. И, в конце концов, так проще – пришла, сообщила мне новости… Я хочу знать о Ларе все, понимаешь?..

– Да что ж вы мне сразу об этом не сказали! Что Лариса – ваша жена… – всплеснула руками Белла. – И ведь ругали вы их как, особенно Бориса Аркадьевича… А все потому, что любите ее, Ларису Анатольевну!

– Ладно. Люблю ее. Признаюсь, – недовольно произнес Африкан. – А теперь, вот с этого самого момента, ты мне будешь все о них подробно рассказывать.

– Так я и так вам все рассказывала… Каждый день мы с вами по часу болтали, – напомнила Белла.

– Теперь ты мне все в подробностях передавай, – потребовал Африкан. – Выражения лиц. Взгляды. Настроение. Мне интересны все мелочи! Опиши каждую мизансцену.

«Бедный!» – с искренней жалостью подумала Белла. С самого начала этих странных отношений она то ненавидела Африкана, то сочувствовала ему (тяжело же человеку с таким характером на свете жить!). Но сегодня, сейчас маятник окончательно сместился в одну сторону. В сторону жалости.

В один миг Белла простила Африкану все.

«А ведь какой он хитрюга! – вдруг подумала она. – Если бы он мне сразу рассказал про любовь, про то, что Лариса его жена, я бы, может, и не согласилась работать у Литвиновых. А так… Ну куда мне теперь деваться?!»

– Лариса очень добрая и умная. И Борис тоже очень добрый и умный, – прошептала Белла. – И… и все у них по-хорошему! Они ведь совсем не ругаются между собой, знаете?

– Совсем? – скривился Африкан.

– Ой, я не могу… сейчас запла€чу… Дайте еще чаю себе налью! – Белла потянулась за чайником.

– Перестань ты реветь! – зло сказал он. – И жалеть меня тоже не надо!

«Как я ему скажу, что Лара считает его пропащим? Он же тогда совсем сопьется…»

– Ну, успокоилась? Слава богу. О чем они утром говорили? – нетерпеливо спросил Африкан.

– О паровых котлетах.

– О чем?!

– У Бориса Аркадьевича гастрит и еще что-то там с желудочно-кишечным трактом. И он не может питаться в общественных местах. Я ему котлеты в пароварке готовлю… Хотите, и вам тоже котлет сделаю? – страстно произнесла Белла.

– Иди ты!…

– Ладно, ладно, не буду… – примирительно согласилась она. – Вы только консервы любите, я знаю.

– Значит, Борис болен, только о своем здоровье думает… – сделал вывод Африкан.

– По внешнему виду не скажешь, что он болен, – заметила Белла. – Это Лариса о нем больше беспокоится… Она очень хорошая жена.

– Мещанка она, а не жена… Котлеты какие-то… Тьфу!

– Не ругайтесь. Она не только о еде с Борисом разговаривает. Еще больше их интересует искусство. Они недавно в Пушкинский музей ходили, на выставку Пикассо, – вспомнила Белла. – Потом утром, за завтраком, о Пикассо много говорили… Так интересно! Я их заслушалась и сама пошла в Пушкинский. Час в очереди за билетами простояла… И что? Все не так, совершенно не так!

– А как? – Африкан с недоумением уставился на Беллу.

– Мне не понравился Пикассо. И знаете почему? Я вам сейчас такое скажу… Кощунственное! – понизила голос девушка. – По-моему, Пикассо ненавидел женщин! Он рисовал их такими чудовищами… И все остальное, что он делал, тоже такое страшное… Холодное, знаете? – еще тише произнесла она. – Как будто он головой, рассудком все это придумал!

– А как надо? – презрительно скривился Африкан. Видимо, рассуждения Беллы об искусстве казались ему глупыми.

– Сердцем, – Белла прижала руку к левой стороне груди. – Я, когда из глины леплю, всегда так волнуюсь… Я не знаю, как это объяснить, но искусство – это как любовь… Когда любишь или творишь – одинаковые ощущения!

– О-о… – Африкан схватился за голову. – Опять ты о том взялась рассуждать, о чем даже представления не имеешь… Сравнила – себя и Пикассо! Об искусстве взялась спорить! Белла, мне до лампочки, что ты там думаешь о творчестве… Меня только Лара интересует, понимаешь? О ней рассказывай, а не о том, как ты в Пушкинский музей ходила и какие чувства при этом испытала!

– Ладно-ладно-ладно… Опять вы на меня орете! – обиделась Белла. – О Ларисе. Она мне журналы дала, в которых ее статьи. Очень интересно! Например, какие десять фраз очень плохо действуют на мужчин. Я прочитала и все запомнила. Или как наладить отношения со свекровью… Очень умные советы!

– Бред сивой кобылы. Белла, никогда не читай женские журналы и тем более не следуй их советам! – с раздражением произнес Африкан. – Лара – бездарность… Что она знает о психологии!

– Почему вы ее все время ругаете? – с недоумением спросила Белла. – Любите – и ругаете. Не понимаю!

– Потому что я ее ненавижу. Люблю и ненавижу.

– Так не бывает. Это невозможно – одновременно испытывать оба эти чувства, – упрямо возразила девушка.

– Иди к черту! – рассердился Африкан. – Опять ты лезешь со своими дурацкими рассуждениями! Я о Ларе хочу знать, о Ларе!

– Ну так я рассказываю о ней… – обиделась Белла. – А будете орать на меня – уйду от вас.

– Ага, а кто твоего Гену тогда найдет? – злорадно напомнил Африкан.

Белла моментально присмирела:

– Я больше не буду. Африкан… а правда, скоро Гену найдут?

– Не знаю. Я передал твою записку Петровичу. Он этим занимается, отрабатывает все версии, – сухо ответил Африкан. Он помолчал. – Белла, а как она смотрит на него?

– Ваша жена – на Бориса? Ну, как-то так… – Белла изобразила на лице нежность, уставившись Африкану в его пронзительные, синего цвета глаза.

– Тьфу. Ты словами опиши!

– Словами? С большой… с большой приязнью она на него смотрит. А что?

– Ничего. Теперь расскажи, чего вчера было.

– Я же вам рассказывала!

– Вчера – ты мне рассказывала без подробностей, – жестко возразил Африкан. – А теперь ты знаешь мой интерес и повтори все то же самое, но с подробностями! И какой был подтекст у каждой сцены.

– А что именно вы подразумеваете под этим словом?

– Подтекст? Это когда хороший актер в хорошем кино говорит что-то, а зрители видят, что он чувствует совсем другое. Например, признается героине в любви. А они понимают – он же, гад, на самом деле ее ненавидит!

– А если любит и говорит, что любит?

– И такое надо суметь сыграть! И когда все наоборот – герой любит героиню, но говорит ей, что она дура набитая и он ее ненавидит… Главное – чтобы зритель уловил истинные чувства героя. Поняла теперь?