—Ты меня выгоняешь, Лопес, а эта скотина будет спокойно разгуливать на свободе. Может, еще медаль ему навесишь?

И вот когда, казалось бы, положение было безнадежным, Рамиро торжествовал и ухмылялся в лицо Индейцу, Лопес впал в мрачную угрюмость, а Индеец собирался уйти из участка, может быть, навсегда, в дверях кабинета неожиданно появилась Габриела. Она встала в дверном проеме, как сама статуя Возмездия — прямая, с каменным лицом, на котором была написана такая гордая решимость, что все присутствующие невольно оцепенели и с изумлением уставились на нее.

—Комиссар, — громко объявила Габи. — Я пришла подать жалобу на этого человека. Он избивал меня и устроил скандал в колледже — общественном учреждении...


Глава 3


Жизнь в этом доме становится невыносимой, с горечью раздумывала Габриела, торопливо шагая по улице. Только что она простилась с Артуро в полицейском участке. Она не могла не прийти туда и оставить его в беде, ведь он защищал их вчера, он — единственная их надежда.

Она невольно улыбнулась, вспоминая свое появление и участке. Комиссар, несмотря на свою величавую официальность, так обрадовался, что не сумел этого скрыть. Все быстро уладилось. Рамиро испугался и пошел на попятную. Габриела представила себе, как отчима запирают в тюремной камере, хотя бы на полгодика. Какой отдых для всей семьи, как бы все обрадовались! Но нет, для матери это будет большим ударом. Если бы не ее злополучная теория о том, что без мужчины в доме не проживешь! Как раз без этого мужчины их семья была бы самой счастливой в районе.

Она старательно гнала от себя эти грустные размышления, но они упорно возвращались. Сегодня у нее еще более знаменательный день. Еще с вечера она собрала в папку свои лучшие рисунки и наброски и теперь несла их в знаменитую «Тропибеллу», вся трепеща от волнения. Ей представлялась большая толпа модельеров, которые сойдутся из многочисленных кабинетов и студий «Тропибеллы» взглянуть на ее модели. Она была готова и к высокомерным поучениям, но всей душой надеялась на чье-то благосклонное внимание. Самого главы фирмы или его сына, их, кажется, двое. Если ее идеи понравятся «Тропибелле» — карьера обеспечена. Свои успехи она всегда связывала только с талантом и работой, но никогда — с внешностью.

Как только мечты ее устремились в будущее, все семейные неурядицы сами собой выветрились из головы. Но уже в пустынном холле Дома моделей и в приемной ее ждали первые разочарования. Там не было ни души. Только секретарша сиротливо дожидалась возле телефона. Она даже обрадовалась Габриеле:

—Вчера у нас был ежегодный показ и банкет. Перебрали, конечно. Но с минуты на минуту народ начнет подходить. Подожди, я отлучусь на минутку выпить кофе.

Габриела уже немало времени провела в пустой приемной, когда там появился Рикардо. Она сразу узнала знаменитого законодателя моды: не раз видела его по телевизору и на демонстрациях, которые студенты ее колледжа старались не пропускать. Габриела даже не мечтала так запросто повстречаться со знаменитостью и надолго лишилась дара речи.

Рикардо окинул ее быстрым взглядом и, видимо, остался доволен.

—Ты ищешь работу? Проходи, проходи, — ласково приглашал он Габриелу в свой кабинет.

Ободренная таким приемом, она несмело вошла.

—Вот, я принесла рекомендации из колледжа. А здесь мои рисунки, сеньор. — лепетала она, протягивая ему папку.

— Рикардо Линарес, но для таких девочек, как ты, просто Рики, — представился он, но на рисунки упорно не обращал внимания. — Давай-ка лучше посмотрим тебя. Повернись. Пройдись немного, пожалуйста. Шарма тебе явно не хватает. Улыбнись, покажи зубы. Ты как будто только что от плиты, Даже не подкрасилась, никаких украшений. Но и без всяких ухищрений ты очень красивая. Какая свежая кожа, замечательные глаза. Фигура, грудь — чудо! Из тебя может что-то получиться, красавица моя. Иди сейчас в фотоотдел. Работа, кажется, для тебя найдется.

Какого рода работу приготовил для нее сеньор Линарес, она еще не догадывалась. Но когда он, любезно провожая ее до дверей, даже не игриво, а скорее отечески похлопал ее ниже спины, она очнулась, обрела дар речи, и весь ее пыл вылился в возмущение.

—Нахал, циник, как вы смеете! — машинально ее рука поднялась и отвесила Рикардо звонкую пощечину.

Никто и никогда не позволял себе с ней таких вольностей, и ей не приходилось раздавать пощечины.

—Ты что, с ума сошла, девочка! — отпрянул изумленный Рикардо.

—Не смейте называть меня девочкой, нахал. Вы пользуетесь случаем, злоупотребляете служебным положением.

Рикардо искренне недоумевал: что он такого сделал, ну хлопнул ее, как по мячику. Его девочкам это даже нравилось. А эта ненормальная пришла просить у него работы, следовательно, хочет стать одной из его куколок.

—Давайте разберемся: вы сейчас в моей конторе, ищете работу, — перешел на официальный тон Рикардо, но в глазах его плясали веселые искры, эта ситуация его чрезвычайно забавляла. — Я трачу время, терпеливо разглядываю вас, изучаю ваши возможности, дорогая, а вместо благодарности получаю пощечину и кучу оскорблений. Совершенно незаслуженных. Откуда вы взялись, непорочная дева, из каких племен? Вы выбрали себе эту профессию — соответствуйте ей.

—Не приближайтесь ко мне и не смейте меня трогать. Не понимаю, почему вы смеетесь, что здесь смешного? — грозно сдвинула брови Габриела, заслоняясь от него папкой как щитом. — А профессия у меня очень достойная.

—Очень достойная, — согласился Рикардо, осто¬рожно приближаясь к ней. — Но она непосредственно связана с женской красотой — красотой тела, кожи, с обольщением. Ты очень обольстительна!

Он был прав. В эту минуту Габи — раскрасневшаяся от гнева, с горящими зелеными глазами — была бесподобна. Немногим женщинам к лицу гнев. Габриела была хороша и грустной, и разгневанной, и деловитой — во все минуты своей жизни, может быть, потому, что не ведала притворства и лжи. Большой знаток не только женской красоты, но и женской психологии, Рикардо сразу почувствовал чистую, бескорыстную и гордую душу Габриелы. А ее строптивость его очень забавляла. Девчонка притягивала его как магнит. Перед женской красотой Рикардо Линарес был беззащитен.

Отобрав у Габриелы папку, ее единственное оружие, он терпеливо пытался ее вразумить и объяснить тайные приемы обольщения, такие важные в их деле. Так получалось само собой, что, когда он учил ее держать голову, ходить и улыбаться, она то и дело оказывалась в его объятиях. Но подобные хитрости могли пройти с кем угодно, только не с Габриелой, она поняла, что этот избалованный женщинами молодой ветрогон просто играет с ней, как кошка с мышью, и тут же взбунтовалась.

—Отпустите меня немедленно! — отбивалась она от его нежных, ласковых рук. — Развратник, самый отвратительный, неотесанный мужлан, каких я только знала. Я честная девушка и не заслуживаю такого обращения...

—Я в этом нисколько не сомневаюсь, куколка. Успокойся, пожалуйста, не нервничай! Что ты делаешь, ненормальная?

Неожиданно распахнулась дверь и вошла с подносом Магали, секретарша Рикардо, невозмутимая Магали, которая не обратила ни малейшего внимания на необычную потасовку шефа с новенькой и проследовала к столу с дымящимися чашечками кофе. Зато Габриела готова была провалиться сквозь землю от стыда.

—Так, что ты там принесла, посмотрим твои эскизы, — вдруг с головой углубился Рикардо в папку с рисунками Габриелы. — Спасибо, Магали, мое сокровище, ты так внимательна. Вот этот рисунок интересен, это неплохо.

Магали часто заставала шефа в самые занимательные моменты его «работы» с манекенщицами и знала, что он умеет мгновенно переключаться на де¬ловые разговоры, особенно когда к нему входит отец, сеньор Линарес-старший или кто-то из родни. С непроницаемым лицом Магали удалилась. И как только дверь за ней захлопнулась, Габриела вцепилась в свою папку, намереваясь немедленно, навсегда покинуть эти стены. Но этот нахал так серьезно углубился в ее рисунки, даже отпустил несколько одобрительных замечаний, что сердечко ее дрогнуло.

Рикардо Линарес даже присвистнул про себя, когда сделал это открытие: девчонка невероятно честолюбива. Сомнений не могло быть: ее лицо так изменилось и из гневного приняло взволнованно-сосредоточенное выражение. Это качество никогда не встречалось ему в женщинах. Обычно они заботились только о своей внешности и мечтали о любви. Работа у них всегда на десятом месте и лишь средство быть на виду. На этой слабости Габриелы он тут же решил сыграть. Упускать эту красотку он не собирался, еще вчера на просмотре он мечтал именно о таком экземпляре для «Тропибеллы».

—Неплохо, есть интересные детали, — бормотал он, — но в твоих моделях нет страсти, экспрессии, они слишком робки. Знаешь, они похожи на тебя, боятся быть самими собой.

Смуглое, с ярким румянцем лицо Габриелы побелело, пока она слушала эту небрежную отповедь, так сильно ее ранившую. Ведь в колледже она привыкла к похвалам, привыкла быть первой. Но она умела справляться с волнением и казаться невозмутимой, неуязвимой:

—Сожалею, но не могу разделить вашего мнения, сеньор Линарес. Это хороший материал, пускай и не доработанный. Он произведет революцию. Вы не способны это оценить, потому что у вас лишь копируют зарубежные фирмы — из Парижа, Рима, Нью-Йорка. Так что оставайтесь при своих копиях, а мой путь — поиск и настоящее искусство. Верните мне мои работы и прощайте!

Рикардо сам себе ни за что не признался бы, как уязвила его несносная девчонка. Он — копировальщик! Он потому и разозлился, что сам давно украдкой подумывал об этом. Глава фирмы может себе позволить сомнения. Но чтобы кто-нибудь из служащих высказал мнение, не совпадающее с его собственным, а тем более позволил себе критику — такого Рикардо не помнил. Он тоже привык к поклонению, похвалам — искренним и притворным.