– Я тебя умоляю. За деньги можно найти врача…

– Наверное, врача найти можно. Но ни за какие деньги я не смогу убедить Мону сделать аборт. Она уже любит этого ребенка. И, честно говоря, я чувствую себя виноватым.

– В том, что она забеременела?

– Да. Она не предохранялась, потому что верила, что у нас с ней настоящий брак. А вот я должен был принять меры.

– И ты хочешь расплатиться за свою ошибку тем, что в самом деле увезешь ее с ребенком в Украину?

– Я же сказал, мне надо подумать. Черт, а ведь как хорошо все складывалось! Знаешь, я даже начал думать, что семейная жизнь – это не так уж плохо.

– Я смотрю, она тебя крепко обработала.

– В том-то и дело, что никто меня не обрабатывал. Просто с ней я чувствовал себя очень комфортно. Нам было хорошо вместе, понимаешь? Господи, ну почему она забеременела?

– Что случилось, то случилось. Какой смысл посыпать голову пеплом?

– Знаешь, я не могу отделаться от мысли, что самым лучшим выходом из ситуации был бы выкидыш, – признался Сергей. – Чувствую себя последним подонком, который мечтает о смерти собственного ребенка, но ведь тогда проблема бы решилась сама собой.

– Ребенка еще нет, – возразил Дима, – он не родился и родится еще не скоро.

– В том-то и дело, что для Моны ребенок уже есть, – вздохнул Сергей. – В этом и заключается весь ужас моего положения.


Мона видела, что отношение Сергея изменилось с тех пор, как он узнал о ребенке. Ее надежды на то, что он обрадуется этой новости, разбились сразу, как только она сообщила мужу о своей беременности и увидела выражение его лица. К тому же у нее начался сильный токсикоз – она почти ничего не ела, постоянно чувствовала слабость и прикладывала немало усилий, чтобы скрыть свое положение от коллег в офисе. Единственным человеком, которого Мона посвятила в эту ситуацию, стала Линда.

– Как мужчина может не хотеть ребенка? – спрашивала она подругу, едва сдерживая слезы. – Ведь для этого люди и создают семьи.

– Не всегда, – мягко возражала Линда. – Особенно если мы говорим о западных странах.

– Там что, не рожают детей?

– Ну конечно, рожают. Но намного меньше, чем арабы, африканцы и азиаты. Понимаешь, у них другой подход к этому вопросу.

– Какой?

– Видишь ли, египтянок с детства воспитывают так, что их главная цель – выйти замуж и родить детей, а главная миссия женщины – быть женой и матерью. А вот европейки настроены на карьеру, на жизнь в свое удовольствие, путешествия, саморазвитие. Там позже женятся и выходят замуж и далеко не всегда сразу заводят ребенка. В моей стране много пар, у которых всего один ребенок, есть вообще бездетные – не потому, что проблемы со здоровьем, нет. Это их осознанный выбор.

– Какие странные у них обычаи. А может быть так, что мужчина любит женщину, но не хочет от нее ребенка?

– Может быть, что он вообще не хочет ребенка, ни от какой женщины, – ответила Линда.

Мона побледнела.

– Я не говорю, что это именно ваш случай. Может быть, Сергей просто не планировал заводить детей вот так сразу.

– И что же мне делать?

– Наберись терпения и дай ему время. Возможно, он сам изменит отношение к твоей беременности.

– Господи, я так долго мечтала о ребенке. А теперь рядом нет никого, кто мог бы разделить со мной эту радость.

– Даст бог, все наладится. Скажи, а Сергей… ну, он не предлагал тебе избавиться от ребенка?

– Что ты, Линда! Неужели ты думаешь, он на это способен?

Линда промолчала. У нее с самого начала были сомнения в том, что Сергей собирается забрать Мону с собой в Украину, и она справедливо подозревала, что ребенок ему совсем не нужен. Но, видя состояние подруги, она не решалась поделиться с ней своими мыслями.

– Это уже хорошо. Понимаешь, на Западе… в общем, там разрешены аборты.

– Но ведь это убийство.

Линда вздохнула. Как бы сильно она ни любила подругу, порой приходилось признать, что та смотрит на мир совсем иначе.

– Да, конечно, – с позиции религии и гуманизма. Но закон этого не запрещает.

Мона промолчала. Она часто слышала от Линды, что на Западе живут совсем другие люди, но только теперь ей впервые показалось, что пропасть между ней и Сергеем куда глубже, чем она думала раньше.

«Ведь, в сущности, я не так уж хорошо его знаю, – мелькнуло в голове у Моны. – Конечно, Сергей замечательный человек, и нам хорошо вместе, но мы совсем мало прожили вместе и пока не прошли ни одного серьезного испытания».

От этих мыслей Моне вдруг стало не по себе, и она попыталась оправдать любимого.

«Нет-нет, Сергей не такой. Он мог бросить меня, и не раз. Однако вместо этого Сергей давал мне денег, когда я в них нуждалась, он даже предложил замужество…»

– Я совсем запуталась, Линда, – задумчиво сказала Мона.

– Все в руках Аллаха.

– А может быть, то, что со мной происходит, это наказание? За все, что я сделала? За то, что живу с иноверцем?

– Аллах милостив. Не надо об этом думать. Может быть, все еще образуется. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Почти ничего не ем, голова кружится и постоянно тянет спать.

– А вы были у врача?

– Пока нет. Сергей возвращается домой в таком настроении… в общем, я не решилась поговорить на эту тему.

– Но ведь ты можешь сходить одна, разве нет? Если хочешь, пойдем вместе.

– Спасибо, но мне хотелось пойти с Сергеем. Вдруг что-то изменится, когда он увидит ребенка на УЗИ?

– Ты знаешь, мужчины не слишком сентиментальны. Отцовские чувства у них могут проснуться только через пару лет после рождения ребенка.

– Столько я не выдержу, – вздохнула Мона. – Мне очень нужна его поддержка. И так уже сто раз пожалела, что сказала Сергею о ребенке. Если бы знала заранее, что он так отреагирует, держала бы эту новость в секрете столько, сколько смогла бы. Линда, ты не представляешь, как нам было хорошо вместе! А теперь мы почти не разговариваем. Сергей постоянно не в настроении…

– Не надо сейчас об этом думать. Тебе вредно нервничать. Скажи, а ты не хочешь сообщить родителям?

– С ума сошла? Сообщить о том, что я живу с христианином по орфи и теперь жду от него ребенка? Отец убьет меня, если узнает.

– А мать?

– Мама… Нет, ей тоже лучше не знать. Наверное, она нас не выдаст, но уж точно не обрадуется этой новости.

– Она еще на тебя злится?

– Очень. Мы созваниваемся от силы раз в месяц. Мама не может простить мне того, что из-за нашего развода с Ахмедом расстроилась свадьба Сумайи. Да ведь ты наверняка была у них с тех пор, как я сбежала из дома. Что обо мне говорят?

– Совсем ничего.

– Вот видишь. Родители вычеркнули меня из жизни, как будто Сумайя всегда была их единственной дочерью. Мать звонит раз в месяц, просто чтобы задать пару дежурных вопросов. А если они узнают, что я теперь живу с Сергеем… Наверное, родители предпочли бы, чтобы я умерла и избавила их от позора.

– Да, ты права. Лучше им этого не знать. Может быть, пройдет время, и Аллах смягчит их сердца. – Они немного помолчали. – А какую религию будет исповедовать ваш ребенок?

– Ох, Линда, я не заглядываю так далеко.

– И все-таки?

– Я надеюсь, что Сергей не будет настаивать на крещении. Знаешь, он не слишком религиозен. А для меня важно, чтобы ребенок рос мусульманином. Я и так взяла большой грех на душу, согласившись на замужество с иноверцем.

– Ох, как у вас все сложно.

– А ведь ты предупреждала, – грустно улыбнулась Мона. – Но что делать, если мне не нужен никто, кроме Сергея?

Прошло еще несколько дней. Мона чувствовала, что у нее больше нет сил терпеть эту ситуацию. Она твердо решила во что бы то ни стало поговорить с Сергеем и расставить все точки над i.

«В конце концов, я не могу заставить его любить этого ребенка. Лишь бы понять, что он намерен делать. В любом случае, я как-нибудь справлюсь», – убеждала она себя.

Сергея в квартире не оказалось, хотя Мона точно знала, что он уехал из офиса еще два часа назад. Она не сразу забеспокоилась: если раньше все свободные вечера они проводили вместе, то теперь Сергей все чаще стал исчезать в неизвестном направлении, даже не заботясь о том, чтобы предупредить жену. Но когда время перевалило за полночь, Мона не на шутку встревожилась. Телефон Сергея упорно молчал; она не знала, что и думать.

Когда в замке заворочался ключ, Мона была на грани истерики. Надежда на серьезный разговор растаяла сразу, как только она увидела, в каком ее муж вернулся состоянии. Сергей едва стоял на ногах.

– Ты что… пьян? – только и смогла выговорить она.

Он неопределенно развел руками.

– Подумаешь, посидели немного с друзьями. – Сергей устало опустился на диван.

Мона промолчала. Ей много чего хотелось сказать по поводу его постоянных отлучек, но было ясно, что сейчас он просто не способен разговаривать. Мона не могла не заметить, что в последние дни Сергей стал часто выпивать, но впервые видела его в таком состоянии. Прожив двадцать три года среди мусульман, она никогда не имела дела с алкоголем: представить своего отца, брата или бывшего мужа, вернувшихся домой навеселе, было решительно невозможно, и сейчас Мона находилась в замешательстве, не зная, как надо реагировать.

«А ведь здесь, в этом доме, Сергей живет со мной, и его считают мусульманином, – подумала она. – Наверняка баваб видел, что он пьян в стельку. Боже, как стыдно! Нет, надо с этим что-то делать».

Повернувшись к Сергею, она увидела, что тот свалился на диван, даже не разувшись, и уже заснул.

«Поговорю с ним завтра, – решила Мона. – Но завтра уж точно. Я не дам ему шанса избежать разговора».

На следующее утро Сергея мучило дикое похмелье. Убедившись, что муж проснулся, Мона вышла из дома, не сказав ему ни слова. Весь день она ждала, что Сергей позвонит или напишет в чат, и боролась с искушением самой выйти на связь. Он молчал, а Мону все больше раздирали обида и огорчение.