«Славные! Да, мы славные! Помни, что сказано и будь осторожна! Берегись ядовитого змея, ведунья!»

«Стань легкокрылым голосом моря, поймай звезду и брось ее на спину морского коня влюбленного Аса битвы!»

– Что? – растерянно переспросила Йорунн. Но голос ее потонул в визгливом хохоте, который становился все тише и тише. Девушка открыла глаза и села на постели, недоуменно глядя по сторонам. Ощущение неведомой опасности окутало ее невидимым душным покрывалом.

Берегись ядовитого змея… стань легкокрылым голосом моря… Ох, Великая Мать, помоги мне!

Днем Йорунн улучила момент, подошла к Эйвинду конунгу, поклонилась и, стараясь побороть смущение, проговорила:

– Могу ли я поговорить с тобой, вождь?

– Говори, – кивнул он. – Что-то случилось, Йорунн?

– Помнишь наш разговор на берегу моря? Нынче во сне тролли снова ко мне приходили, – девушка слово в слово передала Эйвинду услышанное в ночи, кроме последнего предсказания, которое она так и не смогла разгадать. Конунг задумался.

– Значит, после праздника первого урожая, – наконец проговорил он. – Люди уже начали готовиться к переселению. Должны успеть. Любопытно, что же за беду нам пророчат духи камней и скал?

– Не знаю, вождь, – покачала головой Йорунн. – Мой долг не предвидеть то, что будет, а беречь то, что есть.

Светло-серый волкодав почти бесшумно подошел к ним и сел рядом с Эйвиндом. Девушка улыбнулась:

– А я гляжу, Вард со Снежкой моей поладили. Может, попробуешь из клетки ее выпустить? Она же тебя не боится совсем.

– Выпускал уже, – усмехнулся Эйвинд. – Да только она выходить не стала, в угол забилась. Правда, тебя тогда рядом не было. А ну-ка, пойдем.

Вождь направился к клетке с волчицей, отодвинул засов и распахнул дверцу. Отошел в сторону, чтобы не пугать Серую Шубку, и позвал:

– Ну, беги скорее к своей подруге...

Волчица осторожно сделала несколько шагов. Принюхалась. Остановилась и вздыбила шерсть на загривке, заметив волкодава. Вард приближался, виляя хвостом. Волчица оскалилась и глухо зарычала. Пес продолжал идти, как ни в чем не бывало, и тогда Снежка прыгнула. Два огромных зверя покатились клубком по земле, Йорунн испуганно вскрикнула, но несколько мгновений спустя оказалось, что Вард придавил волчицу лапами, а та спокойно лежит на спине и обнюхивает его, изредка беззвучно показывая белоснежные зубы. А когда волкодав, наконец, отпустил ее, Снежка отряхнулась, подошла к Эйвинду и уткнулась влажным носом в его ладонь.

– Эх, ты, Серая Шубка, – конунг коснулся серебристого меха и повернулся к довольному Варду: – Смотри, не обижай ее. И другим в обиду не давай.

Йорунн, набравшись смелости, взглянула в глаза вождя и проговорила:

– Вот и сбылась твоя мечта, конунг. Приручил волчицу.

– Это ж разве мечта! – невесело усмехнулся он. – Так, прихоть. Был бы я волком, другое дело.

И, не прощаясь, ушел. А Йорунн долго еще сидела рядом со Снежкой, гладила ее и думала о чем-то своем, радостном, и в то же время горьком…

Ночью во сне она снова оказалась на празднике, и Эйвинд снова поцеловал ее, и Йорунн уже не посмела прервать этот долгий поцелуй. И приснилось ей, будто Снежка смотрит на них, улыбаясь, и человеческим языком говорит сидящему рядом Варду: «Хотел вождь приручить волчицу, а приручил красну девицу. Отдала она ему свое сердце, а взамен его покой забрала…»

А волкодав в ответ лишь лукаво прищурился. Глаза у него были зеленые, как молодая листва…

Этот сон Йорунн никому пересказывать не стала. Даже любимой подруге.

Сакси быстро освоился на острове, и люди стали говорить о нем без опаски или насмешки как о преемнике старого ведуна. Мудрый Хравн теперь много времени проводил в его обществе, и бывало так, что старику приходилось не только рассказывать, но и слушать. Мальчишка много чего успел повидать, а новые знания подхватывал на лету, и порой дерзко спорил с наставником о том, как правильно толковать руны или небесные знаки. Иногда прав оказывался Хравн, а иногда, на удивление, Сакси. Только к траволечению у юноши ни интереса, ни способностей не было. Бабье это дело – травки варить, так он ответил Йорунн, вздумавшей было спросить его про корень завязника. Девушка не обиделась, только посмеялась. Что поделать, каждому свое.

Были у него и иные, тайные знания. Каждое утро Йорунн встречала его на берегу моря, и порой, по ее разумению, Сакси вел себя странно и совершенно неподобающе. То неподвижно лежал на песке, раскинув в стороны руки и ноги, дышал редко и почти бесшумно, так что пару раз у нее сердце прихватывало – думала, убили беднягу… То становился на голову и болтал в воздухе босыми ногами. То кружился и прыгал, словно в неведомом танце, размахивая палкой вместо меча. На расспросы девушки Сакси отвечал, что еще не бывал в тех далеких землях, откуда пришли эти знания, но встречал на своем пути людей, уже овладевших ими – они-то и передали юноше свою хитрую науку.

Иногда они сидели рядом на песке и смотрели, как солнце встает над морем. Если Сакси был в добром настроении, он доставал вырезанную из дерева маленькую флейту и играл незамысловатые мелодии или рассказывал разные разности. Знал он двенадцать языков, на трех или четырех умел писать, а кроме того у него был дар складывать песни – о воинах храбрых, о свирепых чудовищах, о прекрасных девах и могущественных колдунах. Слова у него сплетались ловко и ладно: не хочешь – заслушаешься. На посиделках девчонки только и ждали, когда Сакси начнет рассказывать и, затаив дыхание, внимали напевному голосу паренька. Воины посмеивались над юным сочинителем, но перебивать не смели. А Хельга садилась ближе всех к рассказчику и не сводила глаз с молодого ведуна, который играл на флейте, смеялся, и в ее сторону совсем не смотрел.

Йорунн тоже нравились его истории. Она и сама умела басни слагать, только не страшные – про лесных зверей да про добрых людей. Так, разве что малышню позабавить.

Как-то ближе к вечеру старая Смэйни вернулась в дом сама не своя. Все головой качала, да шептала что-то себе под нос, укачивая маленькую Эсси.

– Что случилось, матушка? – спросила ее Йорунн.

– Глупость я сделала, милая, – негромко ответила та. – Хотела как лучше, а вышло хуже некуда.

Оказалось, шла Смэйни по двору с девочкой на руках и увидела неподалеку Ормульва с его хирдманнами. Захотелось ей усовестить хёвдинга, показать, какая красавица у него подрастает, на отца похожая… Подошла, заговорила, дитя показала, а он как пес на нее набросился: грубо облаял и велел убираться прочь.

– И зачем я, непутевая, к нему сунулась? – ругала себя старушка. – Никакого дела ему до дочери единокровной нет!

И тут снаружи послышался голос Ормульва. Он искал Смэйни.

– Ох… Неужто одумался? – обрадовалась она, взяла девочку на руки и вышла из дома. А Йорунн подошла к двери и прислушалась.

– Что же ты, безмозглая, меня перед моими воинами позоришь? – сквозь зубы проговорил Ормульв. – Хочешь, чтобы люди смеялись надо мной? И без того слухи пошли, что Гуннарссон дал жизнь никчемной калеке!

– Да ее Йорунн уже почти исцелила, – испуганно пролепетала Смэйни. – Ножки окрепли, скоро бегать начнет…

– Йорунн! – зло рассмеялся хёвдинг. – Может, это она подсказала тебе, как опозорить меня перед всеми? Отвечай!

– Нет, она ничего… только дочь твою…

– Нет у меня дочери, и не будет! – прорычал он. – Я не брал ее на руки и не давал ей имени! Таких, как она, сразу после рождения сбрасывают со скалы или оставляют в лесу! Может, еще не слишком поздно…

Старушка вскрикнула и метнулась в дом. Наткнувшись на Йорунн, спешно передала ей девочку – сохрани! А сама встала в дверях, не пуская дальше разъяренного Ормульва:

– Не тронь дитя безвинное!

Ормульв оттолкнул ее прочь – Смэйни не удержалась на ногах, упала и не смогла подняться. По сморщенным щекам покатились слезы. Хёвдинг уже хотел было сунуться внутрь, но тут чьи-то сильные руки вцепились ему в рубаху, рванули назад. Он обернулся и увидел Эйвинда. Конунг ничего говорить не стал, просто размахнулся и крепко ударил Ормульва по лицу. Тот пошатнулся, ошалело завращал глазами. Второй удар свалил его на землю. Эйвинд подошел, схватил его за волосы, подтянул к себе и что-то негромко сказал ему на ухо. Йорунн послышалось, что прозвучало ее имя.

– Не смей поднимать руку на женщину, которая вырастила твоего вождя, – уже громче добавил конунг. Смэйни подползла к нему, обхватила его ноги:

– Пощади неразумного, господин… Не убивай!

Эйвинд отпустил Ормульва, брезгливо вытер руку о штаны. Бережно поднял с земли старую няньку, потом перевел взгляд на Йорунн, стоящую на пороге и прижимающую к себе рыжеволосую девочку, и вдруг усмехнулся. Суровые глаза потеплели:

– Сделай для Смэйни мятный отвар, ведунья, – попросил он.

И ушел, потирая разбитую руку.

Девушка отнесла Эсси в дом, усадила ее в корзину, потом помогла старушке раздеться и лечь на лавку. Нужно было принести воды, и Йорунн, схватив ковш, выбежала за дверь, но остановилась, увидев Ормульва. Хёвдинг все еще сидел на земле, ощупывал покрасневшую распухающую скулу и не мог произнести ни слова, только сердито мычал.

Йорунн подошла ближе. Молча наклонилась, резким движением вправила ему челюсть, а потом спокойно проговорила:

– Не нужна дочь – откажись прилюдно. Не пропадет.

И пошла дальше по своим делам.

Потом она еще долго гадала, как так получилось, что конунг оказался поблизости и сумел остановить Ормульва. Спросила вездесущего Сакси. Тот рассказал:

– Эйвинд стоял со старшими во дворе, когда заметил хёвдинга, идущего к дому Хравна. И увидел, что лицо у того красное от злости. Вождь решил, что он хочет обидеть тебя, и пошел следом.

– Не повезло Гуннарссону, – задумчиво проговорил старый Хравн. – Мало кому удавалось так рассердить Эйвинда. А ведь они выросли вместе, и за все это время конунг ни разу, ни словом, ни делом его не обидел.