А проснувшись, снова видела знакомые стены, огонь, пляшущий в очаге, и Сакси, сидящего рядом и гладившего ее по голове. От его прикосновений делалось легче, и морок постепенно стал отступать. Палуба перестала качаться, птичьи крики и плеск воды растаяли, все вокруг заполнили тишина и покой…

Смэйни заботливо укрыла спящую ведунью меховым одеялом.

Ормульва хёвдинга и его людей оставили сидеть посреди двора, у всех на глазах, чтобы каждый, кто пожелает, мог подойти и высказать им в лицо то, что не позволят сказать на тинге. Гуннарссон бесстрашно поглядывал по сторонам, готовый ответить на любую угрозу и оскорбление. Но жители Стейнхейма смотрели на него – и проходили мимо… Только один мальчишка осмелился запустить в пленников камнем. Плоский голыш угодил Ормульву в грудь. Хёвдинг усмехнулся:

– Вряд ли ты сделал бы это, щенок, будь у меня развязаны руки.

Рядом с мальчишкой возникла Ольва, схватила несмышленого за ухо и строго сказала:

– Настоящий воин не станет глумиться над слабым и беспомощным, даже если тот ему враг. Храбрецы не нападают со спины, не бьют исподтишка, а оставляют противнику оружие и вызывают на поединок, где уже боги решают его судьбу.

– Складно болтаешь, чужеземка, – отозвался Ормульв. – Может, дашь ему меч, а мне мой топор, и посмотрим, на чьей стороне боги?

Остальные пленники рассмеялись. Ольва отпустила мальчишку и встретилась взглядом с Гуннарссоном. Ледяное презрение сквозило в ее глазах.

– Я говорила не для тебя, нидинг , – сказала она. – Тому, кто нарушил все мыслимые законы, не дадут умереть в честном бою.

Девушка повернулась и ушла. И тогда один из тех, кто сидел рядом с Ормульвом, тревожно спросил своего вождя:

– Как же они поступят с нами, Гуннарсон?

Хёвдинг задумался.


Глава 16


Торлейв конунг отправился в Нифльхель три зимы назад. Вместе с ним умерла последняя надежда Ормульва на воссоединение с его семьей.

Новым вождем стал Эйвинд, и Асбьерн ярл, на правах его верного друга, делал все, что хотел, и получал больше, чем ему полагалось. Драккар, который они вместе с Ормульвом захватили во время похода, конунг отдал во владение Асбьерну, а Гуннарсона отблагодарил тем, что позволил ему называться хёвдингом. Ормульв проглотил обиду, но не расстался с мечтой о собственном корабле и следующей весной взял в бою красивую легкую снекку, которой даже дал имя – Морская Змея. А вышло так, что на этой снекке стал ходить хёвдинг Асбьерна, Хьярти. Как раз тогда появились слухи о хороших землях на западе и нужно было разведать, есть они на самом деле или нет.

Ормульв и Асбьерн теперь отправлялись за добычей вдвоем – приняв на себя бремя власти, Эйвинд стал реже покидать остров. Торлейв конунг желал только одного: прожить остаток жизни так, чтобы больше никто из-за него не умер; молодому вождю этого было мало. Он хотел вернуть себе земли предков и поклялся отцу, что непременно сделает это – соберет хирд, поплывет с ним на Мьолль, убьет Олава Стервятника и вложит в свои ножны украденный отцовский меч. Желание его было смелым и благородным, но поначалу казалось несбыточным. Для похода на Мьолль нужны были воины, оружие, доспехи, корабли, а значит, много серебра – откуда всему этому взяться на каменистом, бесплодном острове? Особенно если верный друг конунга тратит добытое серебро то на приглянувшихся ему рабынь, то на прожорливого длиннолапого щенка для Эйвинда, то на подарки чужим женам и дочерям… Ормульв никому ничего не дарил, но женщины любили его не меньше, чем ярла.

Однажды во время похода они спасли людей с разбившегося о скалы кнарра. Среди них была девушка по имени Эсси, светловолосая, голубоглазая красавица с острова Лугр. Она понравилась Асбьерну, и Ормульв это заметил. Он видел, как ярл улыбался ей, как дарил разноцветные бусы. И решил сделать все, чтобы она ему не досталась.

Ничто так не радовало его на свадебном пиру, как взгляд Асбьерна, полный печали и досады. Впрочем, ярл быстро утешился в объятиях своей медноволосой рабыни. А Ормульв впервые всей душой прикипел к девчонке, ставшей его женой. Красивая, тихая, нежная, всегда глядевшая на него с восхищением – она напомнила ему давно ушедшую мать. Рядом с ней Гуннарсон забывал обо всем, даже о ненавистном Асбьерне. Хотя тот не упускал случая, чтобы о себе напомнить.

Именно он прошлой весной накануне праздника Сумарблот надоумил конунга ввести в род и назвать младшим братом сироту Халльдора, родившегося на острове Хьяр в семье рыбака и вскоре потерявшего мать, а затем и отца. Эйвинд много лет присматривался к мальчишке – Халльдор нравился ему, и не только потому, что был похож на погибшего Хельги. Из юного смельчака со временем мог выйти хороший воин и даже вождь – именно так и сказал ему Асбьерн. И конунг с ним согласился.

В день праздника летнего жертвоприношения был совершен эттлейдинг, и то, что никак не сбывалось для Ормульва, сбылось для безродного паренька. Асбьерн ярл, гордившийся своим подопечным, на пиру то и дело поднимал рог за его удачу.

Вот тогда Ормульв хёвдинг и решил, что убьет его.

Йорунн проснулась, услышав, что ее позвали по имени. Девушка открыла глаза, огляделась – возле очага хлопотала старая Смэйни, за перегородкой о чем-то вполголоса беседовали два ведуна. Она села на постели, и Смеяна Глуздовна тут же поднесла ей ломоть ячменного хлеба и кружку с козьим молоком. Йорунн с наслаждением сделала несколько глотков – ее больше не мутило, голова не кружилась, да и от усталости не осталось и следа. Словно ничего плохого с ней и не случалось.

– Дай-ка, дитятко, я тебе косу переплету, – старушка уселась рядом, провела частым гребнем по волосам девушки. – А то солнце к земле клонится, скоро на сход позовут. Разбойников судить будут.

Йорунн слегка нахмурилась. Из-за перегородки выглянул Сакси – лицо его тоже было безрадостным. Он подошел ближе, и девушка подняла на него внимательные глаза:

– Спасибо тебе за помощь, Сакси, – он молча кивнул и, словно невзначай, провел ладонью по узорчатой крышке ларца со снадобьями. – Скажи… как все будет?

Молодой ведун некоторое время пристально смотрел куда-то в сторону. Потом вздохнул:

– Иногда суд человеческий бывает менее суровым, чем суд богов.

Во дворе протяжно запел рог, созывая жителей Стейнхейма на хустинг. На этот раз пришли все, не только воины и их женщины, но и девушки, дети и даже рабы. Прогонять никого не стали, ибо дело, ради которого собрались, должно было остаться в памяти людей надолго.

Гуннарссона и его людей развязали и заставили подняться с земли. Ормульв медленно выпрямился, разминая затекшие руки, расправил плечи и молча обвел собравшихся взглядом. Трое его хирдманнов старались вести себя столь же храбро, но держались поодаль. Ни у кого их них не хватило духу встать рядом со своим вожаком.

– Ормульв сын Гуннара, – проговорил Эйвинд конунг, – тебя и твоих людей обвиняют в самом страшном из сущих на земле злодеяний. Ты нарушил клятву и предал своего вождя. Ты поднял руку на беззащитного человека и убил его. Ты силой увез не принадлежащих тебе женщин и жестоко обходился с ними. А еще ты посмел забрать то, что тебе не принадлежит, – он разжал ладонь и показал всем потемневшую от времени серебряную фибулу в виде головы волка. – И я при всех говорю, что ты обманщик, вор и предатель. Что скажешь в свое оправдание, Гуннарссон?

– Скажу, что я всегда был верен тебе, а ты не ценил этого, – отозвался Ормульв. – И еще скажу, что готов заплатить тебе виру за убийство кормщика, хоть он и виновен в том, что ослушался моих приказов. А ведунью я увез потому, что она моя по закону – Асбьерн обманом забрал ее у меня. Ее умения пригодились бы в Вийдфиорде. Что до невесты ярла, я забрал ее потому, что хотел проучить Эйдерссона, чтобы впредь не совался в чужие дела. А прав на эту застежку, – усмехнулся хёвдинг, – у меня больше, чем у тебя, Эйвинд вождь. Потому что испокон веков конунгом становился старший из братьев.

На несколько мгновений повисла тишина, которая затем сменилась возмущенными криками.

– С чего ты взял, что можешь называться моим братом? – нахмурился сбитый с толку Эйвинд. – Я уже начинаю думать, что Асгрейв зря с такой силой огрел тебя по голове…

– Моя мать, умирая, призналась, что отцом моим был Торлейв конунг, – ответил ему Ормульв, – а вовсе не викинг по имени Гуннар Длиннобородый! Потому-то она и не отправилась в Нифльхель вслед за мужем, и Торлейв не зря взял ее и меня в свой дом. Я такой же Торлейвссон, как и ты, Эйвинд. И, как твой кровный старший брат, после смерти отца я должен был называться вождем.

Собравшиеся люди недоуменно молчали. А Эйвинд и Асбьерн выглядели растерянными – такого ответа не ожидал никто.

– Вряд ли это возможно, – проговорил Сигурд. – Я хорошо знал Торлейва: он никого так не любил, как свою Асгерд.

– Пусть так, – на скулах Ормульва выступили красные пятна. – Но моя мать была очень красивая и кроткая нравом. Она бы не посмела отказать конунгу, вздумай он тайком позабавиться с ней.

Тут подал голос Хравн, стоявший рядом с вождем. Он прищурил выцветшие глаза, оглядел Ормульва и покачал головой:

– В тебе нет ничего от Торлейва конунга. Цветом волос и глаз ты похож на мать, а твое лицо, сложение, походка и даже отчаянный нрав – все напоминает о Гуннаре Длиннобородом. Я помню этого викинга. Он был славным воином.

– В твои годы многое забывается, высохший ясень Одина, – отмахнулся хёвдинг. – И правда мешается с вымыслом. Тебе ли судить?

Старый ведун умолк и сделал шаг в сторону, пропуская вперед молодого преемника. При виде Сакси Асбьерна вдруг осенило, и он обратился к мальчишке:

– Ты говорил, будто можешь знать то, что никому не ведомо. Если так, скажи нам, чья кровь течет в жилах Ормульва хёвдинга?

Сакси, не задумываясь, ответил: