– А с тобой у нас разговор особый будет.

Халла так и обмерла. Побелела лицом, втянула голову в плечи, припомнив обещание Зорянкиной сестрицы. Что если в самом деле ведунья заставит ее выпить колдовское зелье, от которого тело усыхает, а кожа покрывается бородавками?

– Ты что творишь? – спросила Йорунн, садясь рядом на лавку. – Возле чужих парней тебе медом намазано? Сначала Халльдор, теперь Сакси… Думаешь, я ничего не вижу? И остальные твоих выкрутас не замечают? Ты же знала, что молодой ведун нравится Хельге. Знала ведь? Отвечай!

– Но он не жених ей, – еле слышно всхлипнула Халла. – А я на него не вешалась!

Йорунн ненадолго отвернулась – как представила всеведущего Сакси, со всех сторон увешанного влюбленными девками, так губы сами собой растянулись в улыбке… Снова заставив себя принять суровый вид, она сказала:

– Хельгу я защищать не стану, с ней поговорю еще после… А тебе, как видно, замуж выйти не терпится. Да не за простого мужа – за воина. Или еще лучше вождя, чтобы все смотрели на тебя и завидовали, – молодая ведунья усмехнулась. – Правду сказать, все девчонки втайне об этом мечтают. Вот только счастье выпадает не каждой. Как думаешь, почему?

Халла ответила быстро:

– Потому, что лучших женихов скорее других разбирают!

Йорунн покачала головой:

– Глупости говоришь. Достойные мужи – не сладкие пирожки, которые достаются самой проворной. Особенный мужчина ищет для себя особенную женщину, не столько красивую и нарядную, сколько добрую, умелую да ласковую. Хочешь лучшего в мужья заполучить? А сама-то ты стоишь такого подарка? Не слыхала я ни разу, что ты лучше других девчонок прядешь или вышиваешь, готовишь еду или убираешь в доме. Редко тебя увидишь в трудах и заботах – все больше в праздности и веселье. Таким и мужья достаются никчемные, нерадивые.

Халла опустила голову и зашмыгала носом. Йорунн замолчала, раздумывая над тем, что ей присоветовать, и тут как раз скрипнула дверь – пришел за целебным отваром Сакси. Молодая ведунья живо вскочила, замахала на него руками и вытолкала обратно во двор. Только виновника драки здесь сейчас не хватало.

– Ты чего?! – шепотом воскликнул он, удивленно глядя на Йорунн. А она с тихим смехом сунула ему в руки обмотанную тряпицей кружку и негромко сказала:

– Не морочил бы ты головы девчонкам, Сакси! Пока они меж собой дерутся, но смотри, как бы однажды все разом не сговорились да не побили тебя самого!

Эйвинд и его люди не ночевали под крышей дома уже больше десяти дней. Они уходили все дальше и дальше от Рикхейма, и порой Сигурду хёвдингу казалось, что вождь нарочно уводит их глубже в лес, потому что не хочет возвращаться обратно. Крепких дубов и ясеней было найдено достаточно для постройки корабля, часть из них уже приготовили к вырубке; нашли и особые стволы для киля и мачты, но Эйвинду все казалось мало. Неопытный Торгест только пожимал плечами – конунгу виднее, и соглашался поискать еще. А ворчание Сигурда вождь вообще не слушал. В конце концов, старый хёвдинг перестал его вразумлять: хочет бесцельно бродить по лесам, пусть бродит. Кончатся припасы, станет сводить от голода живот – никуда не денется, вернется.

Эйвинд оставался в лесу из-за пропавшей волчицы. Она не раз уже приходила к нему во сне, почему-то всегда перед самым восходом солнца, и ему даже чудилось, будто он слышит ее осторожные шаги и чувствует запах мокрой от росы шерсти. Но, проснувшись, он не находил рядом волчьих следов, приманки оставались нетронутыми, а верный Вард спокойно дремал неподалеку, ничем не показывая, что чует волка. Эйвинд понимал, что эти сны, скорее всего, пустые, надуманные. И все равно продолжал искать, словно поимка сбежавшей Снежки могла изменить его судьбу.

– Скажи, Торгест, – спросил он однажды вечером молодого мастера, сидевшего вместе с ним у костра, – почему ты тогда передумал и остался в Рикхейме? Мы с Асбьерном были уверены, что ты вернешься на сетер .

Торгест ответил не сразу. Какое-то время он думал, стоит рассказывать или нет.

– Я и правда хотел вернуться, – наконец, признался он. – Но уже стемнело, и я зашел в дом своего отца, чтобы переночевать и отправиться на пастбище рано утром. И мне приснился сон, будто отец со старшими братьми сидят возле очага и смотрят в огонь. Они всегда собирались там, чтобы поговорить о делах, когда были живы, – молодой мастер вздохнул. – Братья обернулись ко мне, и я по привычке растерялся, стал бормотать что-то про нового вождя, про постройку драккара, ожидая, что отец как обычно станет кричать на меня… Но он только молча слушал и кивал, а потом подошел  и вложил в мои руки топор, которым при жизни часто выглаживал корабельные доски. Этот топор положили в могилу вместе с ним, чтобы на берегах Нифльхель он продолжал строить лодьи для Владычицы. Когда я проснулся, в моей ладони еще сохранилось тепло его рукояти.

– Порой мы видим во сне только то, что хотим увидеть, – усмехнулся Эйвинд конунг. Торгест помолчал, потом сказал:

– Когда я не знаю, где истина, я слушаю свое сердце. А оно мне сказало, что это был знак богов.

Эйвинд ничего не ответил, задумчиво глядя куда-то вдаль, в чернеющую чащу леса. А под утро, когда волчица снова привиделась ему, пригляделся повнимательнее: печальным и зовущим показался вождю ее взгляд. Да и глаза были знакомые – серые, похожие на северное море в непогоду…

В тот же день конунг объявил о возвращении в Рикхейм.

Короткое северное лето подходило к концу. Приближалась осень, и все надеялись, что она будет сухой и теплой. Чем больше ясных солнечных дней, тем быстрее и легче собирать урожай, а потом встречать осеннее равноденствие, праздник даров, посылаемых Матерью-Землей. В этот день благодарили богов за щедрость и гадали о грядущей зиме – будет ли она суровой и голодной, или снежной, мягкой и сытой. С этого дня начинали усерднее готовить жилища к приходу холодов, делать запасы мяса и рыбы, шить теплую одежду и вязать шерстяные рукавицы и носки. А еще в этот день совершали священные обряды и праздновали свадьбы.

Зорянка-Сванвид уже закончила вышивать праздничную рубашку для Халльдора и теперь вместе с подругами украшала узорами свой свадебный наряд. И все шепталась о чем-то с сестрой и Фрейдис, жадно слушала и смущенно опускала глаза. Йорунн смотрела на нее с улыбкой, чувствуя, как на сердце тяжелым камнем ложится непрошенная тоска. Вот-вот сбудется еще одна чужая мечта, станет явью чужое счастье. И скоро Зорянка будет ходить мужней женой, обласканная своим суженым, такая же радостная и довольная, как Фрейдис и Ольва. Только она, Йорунн, так и останется одинокой. Потому что нужен ей один-единственный, любимый и желанный. Тот, которому она не нужна...

Вечером, возвращаясь в свой дом, она окликнула Асбьерна и спросила его:

– Не слышно ли чего о вожде?

– Нет, – отозвался ярл. – Ждем со дня на день, пора бы им уже и вернуться. Сам думал недавно, не случилось ли чего.

Йорунн молча кивнула. Предчувствие нарастало в груди словно снежный ком, неясное, волнующее. Она не понимала его и терялась в догадках: дурные или хорошие вести принесет ей грядущий день? Но утром ничего не изменилось, и после полудня тоже. Йорунн места себе не находила, вся измучилась – а если и правда случилась беда? Или вот-вот случится…

Сердце ее то замирало, то начинало биться быстрее, и каждый его удар тревожной волной расходился по телу. Ближе к вечеру Йорунн стала вздрагивать от каждого громкого окрика, прислушиваясь с надеждой – нет, это не он, не вернулся вождь... И тогда начинали предательски слабеть ноги, а к горлу подступал комок. В какой-то миг Йорунн поняла, что сил у нее больше нет. Она попыталась было найти Сакси, чтобы разузнать у него, что с ней такое творится, но молодой ведун как назло куда-то исчез. Не иначе снова отправился покататься на лодочке с кем-нибудь из девчонок.... Тогда девушка схватила попавшийся на глаза теплый платок и не пошла – побежала со двора в сторону леса.

Йорунн не знала, в какую сторону уходил со своими людьми вождь, и бежала по лесу наугад, куда ноги несли, пока, обессилев, не упала на землю. Несколько раз она пыталась заставить себя встать, но тело не слушалось, и от отчаяния Йорунн горько расплакалась, уткнувшись лицом в пушистый мох.

Светлые боги! Пусть живет, как хочет, любит, кого пожелает! Лишь бы жив был да невредим! А если случилось что, только бы успеть помочь ему, беду отвести…

«Как же ты поможешь ему, глупая?», – казалось, спрашивал шумящий над головой лес. «Ты же и ларец свой, и снадобья дома оставила!»

Йорунн села, вытерла слезы и огляделась. Не зря говорят: когда боги хотят наказать человека, лишают его рассудка. Сорвалась, побежала, не разбирая дороги, не зная пути… надумала кого-то спасать! А сама ни огня, ни ножа, ни теплой одежды с собой не взяла. Ближе к осени ночью в лесу не то что прохладно – холодно, от одного платка толку мало. А духи лесные обидятся, что не принесла угощения, запутают тропинки, заведут в непролазную чащу – впору будет самой на помощь звать.

Светлый Даждьбог, устав за день путешествовать по небу, уже направил домой своих коней. Отдохнув немного и собравшись с мыслями, Йорунн поднялась и медленно пошла дальше. Беспокоящее ее предчувствие не исчезло, но затаилось, время от времени давая о себе знать то тревожным стуком сердца, то холодными мурашками по коже, то неясной надеждой. На берегу озера молодая ведунья очутилась уже в сумерках, облегченно вздохнула и поблагодарила Великую Мать за то, что не позволила заблудиться. Нужно было найти место для ночлега, пока совсем не стемнело. Йорунн закуталась в платок и зябко повела плечами: от воды тянуло холодом и сыростью. Девушка робко окинула взглядом густые заросли молодых елей – она никогда не боялась леса, но этот лес все еще был для нее чужим… Внезапно предчувствие снова нахлынуло, и в тот же миг Йорунн ощутила на себе пристальный взгляд. Стараясь не выдать страха, девушка отступила на шаг ближе к озеру. Чуть приметно колыхнулись еловые ветви, и ей почудилось, будто за ними сверкнули два зеленых глаза.