– О чем же… конунг тебя спрашивал? – с трудом выговорила Йорунн.

– Он спросил… ну, вроде того… любишь ты его или нет. И я сказал ему, что не любишь. И лишь потом догадался, что надо было просто отправить его за ответом к тебе.

Некоторое время девушка сидела неподвижно, словно в оцепенении. Потом еле слышно всхлипнула, спрятала в ладонях побледневшее лицо. Но когда Сакси попытался ее утешить, она вдруг запрокинула голову, подставила ветру совершенно сухие глаза и рассмеялась. А потом посмотрела на юношу и неожиданно крепко обняла его.

– Глупый, глупый, – прошептала она дрожащим не то от смеха, не то от подступающих рыданий голосом. – И я тоже глупая… А прощать мне тебя не за что, ты ведь сделал это, чтобы худшего не допустить. Как же мне тяжело было, Сакси… а теперь словно камень огромный с души скатился. Оттого мне легко и безумно, горько и радостно… не знаю, как лучше сказать!

В небе над ними кричали чайки, где-то далеко внизу волны с шумом бились о подножия скал. И Йорунн чувствовала, как все ее прошлые дни, полные отчаяния и боли, становятся похожими на сон, обрывки которого все дальше и дальше уносит ветер. Не было в ее сердце ни сожаления, ни обиды – только становившееся все отчетливее понимание того, что для каждого из них происшедшее стало хорошим уроком. Боги суровы, но справедливы; они не станут карать невинного и вразумлять умудренного. Так было нужно, и так, несомненно, должно было быть. Впрок пошло наставление Сакси, да и ей самой оно принесло немалую пользу. Оставалось выяснить, усвоил ли суровую науку Эйвинд.

– Он скоро вернется, – ответил на ее безмолвный вопрос Сакси. – И ты скажешь ему то, что он давно уже должен был услышать.

В этот вечер подружки заметили перемену в Йорунн: молодая ведунья, до того молчаливая и сторонившаяся веселья, нынче на посиделках как прежде звонко смеялась, рассказывала забавные истории и охотно слушала девичью болтовню о пригожих парнях – кто на кого поглядел украдкой, кто кому улыбнулся со значением. Больше всех возвращению прежней Йорунн радовалась Фрейдис, которой тоска подруги по сбежавшей волчице казалась нелепой. Заводить об этом речи и лезть с расспросами она не смела, про себя лишь размышляла о том, что было бы хорошо найти для Йорунн славного мужа, опору в делах и в печали утешение. Такого, как ее Асбьерн. Чтобы ходила счастливая, и не забивала голову всякими глупостями.

Первые древорубы вернулись в Рикхейм спустя два дня. Принесли с собой несколько больших ясеневых досок и велели Асбьерну отправить своих людей с ними в лес, в помощь тем, кто разделывал срубленные деревья и тем, кто таскал разделанные бревна. Еще несколько дней ушло на то, чтобы все заготовки для будущего драккара доставили в корабельный сарай. Последним принесли огромное, длиной больше тридцати локтей, бревно для киля. Тащили его двенадцать крепких воинов, среди которых был Эйвинд. Йорунн даже сперва не узнала вождя в слегка исхудавшем, давно не брившемся человеке со спутанными, потемневшими от пота волосами, в застиранной рубахе. Прочие его люди выглядели не лучше, поэтому разумные жены первым делом побежали растапливать баню, а уж потом стали готовить еду. Любопытные мальчишки шли по пятам за Торгестом и все спрашивали его, как будет строиться корабль. Молодой мастер, как и все остальные мечтавший о горячей воде и чистой одежде, отвечал сдержанно: скоро увидите.

Жители Рикхейма выходили поглядеть на вождя, местные девушки то и дело подбегали поздороваться. А Йорунн так и не осмелилась показаться на глаза конунгу, осталась стоять возле дома, прижавшись к бревенчатой стене. Вся ее смелость и решимость вмиг куда-то исчезли, стоило Эйвинду появиться рядом. А ведь какие речи она приготовила после разговора с Сакси! И так, и этак перебирала слова, представляя, как подойдет к вождю и все расскажет… Теперь же хоть плачь: и сердце со страху колотится, и ноги не идут, и язык словно отнялся. Даже подойти и слово приветственное сказать невмоготу, где уж тут силы найти, чтобы в самом сокровенном признаться!

Весь день Йорунн старалась держаться подальше от дружинного дома. Рассудила так: утро вечера мудренее, может, в другой день смелость к ней и вернется. Все равно сейчас вождю не до бесед наедине с ведуньей – ему бы отдохнуть немного, а потом первым делом собрать хёвдингов и распорядиться о начале строительства корабля. А у нее будет время еще немного поразмыслить, набраться решимости, а заодно придумать, с чего завести разговор.

Довольно долго она себя так успокаивала, откладывая неизбежное, пока не поняла, что попусту тянет время, теряет драгоценные дни. В Рикхейме уже вовсю готовились к осеннему жертвенному пиру и свадьбе Халльдора, да еще шли разговоры о том, что сразу после праздников две лодьи отправятся на торги. Еще немного – и вождю уж точно будет не до нее. А значит, ждать больше нельзя. Для всего у судьбы отпущены свои сроки: не успеешь вовремя – пеняй на себя…

Эйвинд провожал уходящее за горизонт солнце, стоя на берегу и подставив лицо прохладному осеннему ветру. Думать ни о чем не хотелось. Ничего больше не грезилось, пустота одна...

– Здравствуй, вождь, – услышал он за спиной негромкий голос Йорунн. – Хьярти хёвдинг сказал, что ты здесь, вот я и пришла, чтобы поговорить.

Эйвинд медленно обернулся. Слегка нахмурил брови, глядя на девушку, и она не выдержала, опустила глаза.

– Хотела порадовать тебя новостью, что Снежка нашлась, – Йорунн стиснула руки, пытаясь справиться с волнением. – В лесу прибежала ко мне… к домам подходить боялась, знала, что собаки могут ее почуять.

– Это уже не новость, – ответил Эйвинд. – Сам видел на днях, как Серая Шубка играла с Вардом возле дороги, ведущей на сетер.

Девушка молча кивнула. А потом неожиданно подняла голову и спросила, глядя прямо ему в лицо:

– Скажи, вождь, чем я заслужила твою немилость? Видеть не хочешь, говорить не желаешь, словно я тебя чем-то обидела… Отчего ты так переменился ко мне?

Эйвинд сперва удивился ее словам, а потом еще больше нахмурился. Но Йорунн уже не собиралась отступать:

– Я-то за ответом к Сакси не пойду, не стану выпытывать, что у тебя на сердце. Потому что знаю: ведун и неправду сказать может, чтобы не позволить другим вступить на неверный, гибельный путь. Даже если он непреложным обетом связан, запрещающим лгать под угрозой смерти. Не догадываешься, вождь, о чем я речь веду?

Теперь уже пришел черед конунга отвести взгляд. Никогда прежде Йорунн не видела его таким растерянным.

– Что же ты, Эйвинд Торлейвссон, вождь многомудрый, – горько усмехнулась она, – неужто глаза свои позабыл в пещере троллей? Иначе давно уже разглядел бы, что люб мне, не стал бы спрашивать Сакси!

Голос девушки дрогнул и оборвался. Йорунн отвернулась, чтобы конунг не видел ее слез и медленно пошла прочь.

– Глаза могут видеть то, чего желает сердце, а не то, что есть на самом деле, – проговорил вождь ей вслед. – Я боялся подойти к тебе и узнать, что мои глаза мне лгали…

Девушка остановилась, услышав его шаги. Эйвинд осторожно взял ее за плечи, а потом обнял, прижал к себе. Йорунн замерла, боясь даже пошевелиться – происходящее казалось ей невозможным, несбыточным сном.

– И ты мне люба, – после долгого молчания проговорил Эйвинд. И усмехнулся: – Надо же… сказал!

Молодая ведунья всхлипнула и спрятала заплаканное лицо у него на груди. Тяжкий камень, прежде лежавший у нее на душе, рассыпался в пыль, и на месте его забил живительный, чистый источник. Казалось, что счастливее мига в ее жизни не было и не будет…

– Я бы назвал тебя своей невестой, – вздохнул вождь. – Но не могу. Знаешь ведь.

– Знаю, – тихо ответила Йорунн. – И потому после праздника Мидсуммар слово себе дала, что не позволю тебе клятву нарушить. Буду ждать, сколько боги еще отмерят.

– А я-то как заждался, – широкая ладонь коснулась ее щеки. – Одному и мягкая постель жестка, и теплое одеяло не греет, и на солнце гляжу, а света не вижу…

Йорунн подняла голову. Сколько раз с той памятной ночи ей снились эти глаза – зеленые, как молодая листва.

– Верю, что недолго осталось, – проговорила она. – Но что бы ни случилось, моя любовь не покинет тебя, не остынет и не предаст. Никогда. Пусть это будет моим зароком.

В этот вечер молодая ведунья рано вернулась домой, не пошла ни к подружкам на посиделки, ни в перелесок к волчице. Прибралась в доме, послушала сонное ворчание Смеяны Глуздовны, переплела косу, посидела немного с рукоделием, но так ничего и не сделав толком, легла спать. И снился ей летний праздник, жаркая купальская ночь, костры на берегу моря и поцелуи Эйвинда. Уже не было между ними никаких запретов и неисполненных клятв, и Йорунн благодарила богов за такие сны, потому что вместо боли о несбывшемся они несли надежду на будущее.

А Эйвинд до глубокой ночи не мог уснуть, зато с утра был непривычно весел и разговорчив – куда только подевалась вся его сдержанность и суровость! Асбьерн на этот раз ничего у него выпытывать не стал, да и не нужно это было. Ясно как день: поладили. И то хорошо.


Глава 25


За три дня до свадебного пира жители Рикхейма собрались на берегу моря, чтобы увидеть один из самых редких обрядов – посвящение нового ведуна. Сакси готовился к нему целую седмицу: удалился в лесную глушь, где в одиночестве постился, размышлял и говорил с богами о своей судьбе. Старики рассказывали, что ведун мог и не вернуться из леса к назначенному сроку – ни оружия, ни теплой одежды, ни еды ему с собой не давали, одно лишь кресало да тонкий плащ. Однако Сакси вернулся, целый и невредимый, и к вечеру все подготовили для обряда. На песке разложили особый костер – дорогу из жарко горящих поленьев длиной в три шага. Пламя над ней взвивалось выше человеческого роста. Сакси, одетый в длинную белую рубаху, стоял у берега по колено в морской воде и смотрел на огонь, который должен был очистить его и переродить. На алые угли костра, по которым ему предстояло пройти целых три мучительных шага. Три шага по воде, три шага по земле, три шага сквозь огонь, в котором прежняя его жизнь сгорит без следа и возникнет новая, предназначенная для новых свершений. Так в этом мире рождаются Посвященные – те, кого слышат боги и кто несет для людей их волю.