Он замолчал, и все снова повернулись к Йорунн. А ей вдруг подумалось, что ведун говорил не о Зорянке и Халльдоре, и не о том, что случилось тогда. И что эти слова нужно запомнить: они непременно всплывут в ее памяти… знать бы еще, как скоро.

Девушка собралась с мыслями и продолжила:

– Ранним утром в море, недалеко от словенского городка Радонца, или по-здешнему Гледеборга, появился корабль северян…

Проводив жениха и невесту, пирующие понемногу стали перебираться во двор, где гремели бубны и выводили плясовую свистки. Здесь же девчонки затеяли полюбившуюся им игру в котов и мышей, зазывали к себе проворных ловцов, обещая заманчивую награду. Плясать выходили и поодиночке, и парами, а кто не хотел – те стояли и смотрели, как веселятся другие. Парни, наигравшись, уводили приглянувшихся девушек подальше от шума и света, чтобы пройтись вместе, поговорить с глазу на глаз и, может быть, до чего-нибудь договориться.

Йорунн сегодня не хотелось ни плясать, ни играть. Она все ждала, что Эйвинд позовет ее пройтись в танце, или выйдет с ловцами охотиться на «мышей», но вождь как нарочно держался в стороне от веселья, а потом и вовсе куда-то исчез. Девушка посидела возле костра с подругами, рассеянно наблюдая, как проносятся мимо танцующие пары – Асбьерн и Фрейдис, Лейдольв со своей Ольвой, Хаук с красивой рыжеволосой девушкой из местных – а потом, сославшись на усталость, направилась к дому. Было уже совсем темно, поэтому Йорунн не сразу заметила две фигуры, стоявшие на дороге, которая вела к лесу. Но зато сразу узнала их.

– Никак меня дожидаетесь? – негромко спросила она, подходя ближе. Вард потянулся к ней, обнюхал подставленные ладони, коснулся пальцев сначала влажным носом, потом теплым языком. Эйвинд конунг усмехнулся:

– Я все гадал, кто из вас раньше появится: ты или Серая Шубка.

Йорунн не стала ничего говорить, шагнула в раскрытые объятия, склонила голову на широкую грудь, закрыла глаза. От нахлынувшего счастья хотелось и смеяться, и плакать, и молить всех сущих на свете богов, чтобы время остановилось. Чтобы стоять рядом и слушать, как бьется его сердце и чувствовать, как его пальцы ласково касаются волос. Или лучше просить, чтобы колесо времени вращалось быстрее, и осень с зимою промелькнули как один день, уступив дорогу весне, а затем и лету…

– Скажи, – Йорунн подняла голову и посмотрела на Эйвинда, – твой Мьолль… Он похож на Вийдфиорд?

– Он краше, – ответил вождь. И вздохнул.

Утомленные весельем Асбьерн и Фрейдис тоже решили пораньше отлучиться с праздника. Но идти домой не хотелось: ночь была красивая, лунная, в такие ночи они иногда любили посидеть рядышком где-нибудь у моря или пройтись вдвоем за воротами, подальше от любопытных глаз. Редко бывало, чтобы кто-то попадался им навстречу, но сегодня, видимо, была особая ночь. Сперва они услышали впереди шум и глухое порыкивание, а потом увидели, как недалеко от дороги огромный волкодав носится по залитой лунным светом поляне, играя с волчицей.

– Здесь Эйвинд, – тихо проговорил ярл, сжимая руку жены. – И он не один.

Долгождана присмотрелась внимательнее. Асбьерн не ошибся: конунг обнимал прильнувшую к нему девушку. Высокую, стройную, с темными волосами, заплетенными в одну косу, как принято у словен…

Макошь великая, ну и дела!

Ярл и его жена не сказали друг другу ни слова, просто отступили назад, стараясь уйти незаметно, чтобы не смущать влюбленных. Добирались до дома окружным путем, нехожеными тропами, по камням, сквозь колючий ельник… Чего только не сделаешь ради двух самых близких людей!


Глава 26


Отшумел осенний праздник, и Эйвинд конунг велел снаряжать снекку и кнарр, чтобы плыть на ближайший торг. Земля в Вийдфиорде была много лучше, чем на острове Хьяр, но этой весной в Рикхейме еще не хватало рук, чтобы возделывать поля, как раньше. Зато теперь прибавилось едоков – крепких здоровых мужчин, для которых каждое утро варили сытную кашу, а к вечеру пекли хлеб. А сколько зерна уходило на пиво – никто не считал, потому что без пива не обходился ни один пир, ни одно праздничное застолье. Эйвинд хотел, чтобы его люди прожили зиму в сытости и хорошо подготовились к предстоящему походу, потому не стал жалеть серебра. Эйрик Тормундссон рассказал ему, куда обычно ходили торговать корабли прежнего вождя, Дитвинда; поразмыслив хорошенько, выбрали путь покороче и место поспокойнее. Хьярти хёвдинг и Ивар Словенин отправлялись к соседям под белым щитом; кормщиком на снекку брали Лодина, а на кнарр к рулевому веслу пожелал встать Асгрейв, друг погибшего Торда. Многие считали, что из этого воина кормщик получится неплохой. А со временем и вовсе даже хороший.

Корабли провожали рано утром, едва рассвело. По местному обычаю принесли на берег длинные белые полотенца – махать вслед уходящим лодьям, чтобы путь был гладким и чистым. Прощались легко – разлука предстояла недолгая. Одна только Гудрун удивила подруг: вдруг расплакалась и бросилась обнимать нелюбимого прежде мужа так, будто надеялась удержать его на берегу… Лодин не рассердился на нее, не оттолкнул, только погладил вздрагивающие от рыданий плечи жены и сказал негромко:

– Глупая ты. Я же скоро вернусь. Серьги тебе привезу золотые.

Пока ждали лодьи с торгов, Асбьерн и его люди были заняты делом – перестилали прогоревшую крышу у кузницы. И вечерами ярл все рассказывал жене, какие удивительные вещи делает местный кузнец из меди, бронзы и серебра. Звал ее поглядеть на кольца, застежки, подвески и браслеты – может, понравится что-нибудь? Объяснял, как в умелых руках из куска железа рождается острый боевой нож или наконечник для стрелы. А потом как-то спросил:

– Скажи, чаечка, не хочешь ли ты по весне увидеть родные края?

Фрейдис отложила в сторону шитье, удивленно поглядела на мужа. Асбьерн не стал ее дольше томить:

– Надумал я плыть в Гледеборг, как только вскроется лед. К братьям твоим. Прежде всего, чтобы заплатить им свадебный выкуп – без него тебя здесь не станут считать законной женой. И если все пойдет хорошо, хочу попросить у них воинов для похода на Мьолль. А взамен дам князю слово по первому зову прийти на помощь, если понадобится.

– А что вождь? – заволновалась Фрейдис. – Позволит ли?

– Родственники мои, – усмехнулся Асбьерн, – мне и решать. Ты лучше расскажи побольше о братьях своих. Любопытно мне, какие они.

– Братьев у меня трое, – задумчиво глядя на огонь светца, проговорила Фрейдис. – Старший Мстислав, средний Радим и молодший Ратибор. Все трое женатые, уже отцы. У каждого в Радонце своя дружина, но домом живут общим, как еще при батюшке было. Он очень боялся сыновней вражды, потому настрого запретил им по своим дворам разъезжаться. С самого детства учил, что только вместе они – сила, а порознь слабы, и держаться велел друг за друга. Братья погодки, оттого хорошо между собою ладят, а если когда и ссорятся, то долго обиды не держат. Суровые мужи, – она тихонько рассмеялась, – а мне помнятся еще мальчишками. Еще там осталась подружка моя, невестушка – Радимова жена Надёжа. Это она меня всем женским премудростям научила.

– Семья у тебя большая, крепкая, – выслушав ее, сказал Асбьерн. – Славному княжескому роду особый почет, вот я и подумал, что было бы хорошо заранее позаботиться о подарках. Ты только подскажи, что братьям твоим по душе придется, а мы со здешними умельцами уж постараемся… как это у вас говорят?..

– Не ударить в грязь лицом, – улыбнулась Фрейдис. Поразмыслив немного, она сказала:

– Старший брат, княже Мстислав, любит красивые чаши для вина. Прикажи кузнецу выковать из серебра чашу на высокой ножке, украсить ее резьбой или мелкой зернью – добрый будет подарок. Жене его, Любаве, жемчужные ожерелья всегда нравились. У нее и кика не бисером, жемчугом расшита… Средний, Радим – охотник каких поискать, но у нас не любят, когда чужеземцы дарят оружие: недобрый знак. А вот богатую уздечку или расписной колчан для стрел – это можно. Жена его, подружка моя, особо не балованная, красивым серьгам или подвеске серебряной рада будет. А Ратибор женился совсем недавно, жену его я плохо знаю – из другого города она. Сам же молодший, сколько ни упомню, всегда с собаками возился. Подари ему пару здешних щенков, кобелька с сучкой, чтоб плодились – и он братом родным тебя назовет.

– Разумница ты моя, – Асбьерн обнял жену, поцеловал ее в висок. – Так и сделаю.

Эйвинд конунг все дни напролет проводил в корабельном сарае, бывало что там же и ел, и пил. С раннего утра до позднего вечера стучали под деревянной крышей топоры и молотки, скрипели коловороты, трещали раскалываемые клиньями доски. Молодой Торгест освоился, начал покрикивать на не особенно ловких подмастерьев. Хотя случалось, что и подмастерья указывали ему, говорили, как лучше. И тогда спорили до хрипоты, а потом садились все вместе, чертили щепками на земляном полу, смотрели так и эдак, прикидывали… и, придя, наконец, к согласию, продолжали строить. Вождь никого особенно не торопил, но все понимали, что скоро придут холода, и в сарае станет немногим теплее, чем снаружи, и пальцы будут плохо гнуться на морозе, и свежие доски покроются коркой льда, а железные заклепки начнут прилипать к ладоням. Потому, хоть и не спешили, но старались не тратить время на отдых, пока светло. А осенью света с каждым днем становилось все меньше, солнце садилось рано, наступала пора длинных и темных ночей. Бывало, что работа держала допоздна, и тогда вдоль стен ставили мальчишек с горящими факелами, которым было велено зорко следить, чтобы даже крошечной искры не упало на усыпанный стружкой пол.

Нечастыми стали встречи Эйвинда и Йорунн. Если нужно было отнести ужин мастерам, сразу вызывалось немало желающих, и девушки, чтобы не ссориться, ходили по двое и в свой черед. Йорунн такая удача выпала всего раз или два, да и то вождя она видела мельком, даже словом перемолвиться не сумела. Чаще им удавалось встретиться поздним вечером на берегу моря, пока не зарядили холодные дожди, а потом только и оставалось молить Великую Мать, чтобы разогнала тучи и подарила ясный вечер и небо, усыпанное звездами.