Начались заморозки. Утром земля и трава белели от инея, а то и оказывались слегка присыпанными снежной крупой, которая стаивала к полудню. Женщины достали из сундуков шерстяные платки и платья, мужчины перелезли в теплые рубахи и стали надевать подбитые мехом плащи. Огонь в очагах теперь поддерживали и днем, и ночью, несмотря на то, что под одеялами из шкур никто не мерз. К Рикхейму подступала холодная и долгая северная зима, и мало кто радовался ее приходу, хотя первого снега ждали с нетерпением: здесь, как и у словен, по нему гадали о предстоящей зиме. Если выпадет снег густой, пушистый и белый – будет зима спокойной и сытой; налетит мелкий или мокрый, быстро растает, превратившись в грязь – быть зиме голодной, полной бед и лишних хлопот. А еще первым снегом умывались девушки – чтобы стать еще белее и краше, и женщины – чтобы подольше оставаться молодыми. И загадывали желания под первым снегопадом. Говорили, что они непременно сбывались.

И вот пришел день, когда после полудня поднялся ветер и ясное небо сплошь затянуло низкими тучами. Великая Мать, готовясь ко сну, принялась взбивать свою мягкую перину, и полетел на землю белоснежный пух, стал оборачиваться снегом, легким, невесомым. Ветер утих, и снежинки, покружившись в воздухе, ложились на крыши домов, покрывали ровным слоем землю. Все жители Рикхейма от мала до велика высыпали на улицу. Самые нетерпеливые из девчонок подставляли обе ладони под падающий снег, чтобы скорее умыть румяные лица, а многомудрые жены просто поднимали головы навстречу летящим снежинкам. Дети носились по двору наперегонки с собаками, и звонкий песий лай перемешивался с радостными детскими криками. Они-то и отвлекли от работы тех, кто выглаживал доски в корабельном сарае. Эйвинд конунг отложил топор, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Внутрь озорной стайкой тут же ворвались легкие белые хлопья.

– Никак снег пошел? – проговорил Лейдольв. – Рано он нынче.

– Ранняя зима к ранней весне, – отозвался вождь. И вышел во двор.

Лейдольв последовал за ним, постоял немного, глядя в небо и ловя ртом снежинки. А потом огляделся и сквозь снежную пелену увидел идущую ему навстречу Ольву. Молодая женщина шла не спеша, кутаясь в теплый плащ, и сегодня как-то по-особому улыбалась, радостно и немного задумчиво. Такой красивой Лейдольв ее еще никогда не видел.

– Чему это ты так радуешься? – спросил он жену. – Уж не снегу ли?

– И снегу тоже, – отозвалась Ольва. – Добрый знак для той вести, которую я тебе несу.

Лейдольв недоуменно посмотрел на жену, и она рассмеялась:

– Ребенок будет у нас. Как раз к середине лета.

– Сын! – широко улыбнулся счастливый Лейдольв. Ольва притворилась обиженной, отступила на шаг:

– Вам бы всё сыновей… Чем дочь хуже?

– Не хуже. Но первым родится сын, – уверенно сказал он, обнимая жену. – И я назову его Оттар.

Асбьерн высмотрел среди женщин свою Фрейдис, подошел к жене, отвел ее в сторонку. Взял ее остывшие на морозе руки в свою ладонь, согрел их дыханием, а потом сказал:

– Вот и зима пришла. В новолуние у нас на родине будут отмечать начало нового года, Самайн. Это большой праздник, такой же, как здешний Йоль. Эйвинд конунг в этот день всегда собирает пир, чтобы соблюсти обычай наших предков.

– А у нас накануне вашего Самайна празднуют день Макоши, – улыбнулась Фрейдис. – Она издревле помогает девушкам выйти замуж, а женщинам посылает здоровых детей. Мы всегда в этот день с подружками ходили на капище, приносили туда клубки и пряжу.

Она опустила глаза, заметив, как смотрит на нее Асбьерн. Ярл наклонился к уху жены и шепнул:

– Говорят, если двое одного и того же хотят, оно скорее сбывается. Жду не дождусь, когда уже радость придет в наш дом.

И увидел, как Фрейдис еле уловимо изменилась в лице. Словно он что-то не то сказал. Или не так.

– Что с тобой, чаечка? – Асбьерн коснулся ее щеки ладонью. – Что случилось? Не мучай, скажи. Если я ненароком обидел…

– Ничем ты меня не обидел, – вздохнула Фрейдис. – О другом печалюсь.

Позже вечером она рассказала ему о том, как матушка ее долгие годы не могла познать материнского счастья, а, познав, вскорости умерла.

– Страшно мне. Сколько мы уже вместе, а я… – Фрейдис не договорила и отвернулась. – Батюшка мой сперва милости богов ждал, а потом одну за другой меньшиц в дом приводить начал.

Асбьерн задумался. Затем сказал:

– Ты вот что, поговори-ка с Йорунн. Она у повитухи здешней теперь частая гостья. Я же к празднику Макоши велю поставить ее деревянного идола в капище, чтобы вы, словенки, могли приносить дары своей богине. А грустить и печалиться брось. Все у нас с тобой сладится.

Йорунн видела, как Эйвинд, закончив пораньше работу, вывел из сарая гнедую кобылу и поехал на ней к берегу. Потому, едва стемнело, схватила меховую накидку и бегом побежала на побережье. Долго искать конунга не пришлось – он вскоре выехал ей навстречу:

– Не меня ли ищешь, красавица?

– Тебя, – улыбнулась девушка. Вождь протянул ей руку , помог сесть на лошадь позади себя и поехал не спеша, шагом, по кромке моря.

– Желание-то загадала? – спросил он ее немного погодя.

– Загадала, – ответила Йорунн, и по голосу Эйвинд почувствовал, что девушка улыбается.

– Скажешь, какое? – лукаво усмехнулся он. – Или угадывать придется?

– А вот когда сбудется – сразу и скажу, – отозвалась она.

– Правда?

Конунг остановил коня, спрыгнул на песок и помог спуститься ведунье, а потом обнял девушку, притянул к себе, укрывая от ветра плащом. Знал он, что не загадывают под первым снегом далеких желаний.

Йорунн смотрела на него снизу вверх, и вдруг смутилась, опустила глаза. Эйвинд наклонился, коснулся поцелуем ее лба:

– Это ли было твое желание?

– Не угадал, – тихонько рассмеялась она, отмахиваясь от летящих снежинок. Тогда он склонился чуть ниже и поцеловал девушку в губы.

– Теперь-то сбылось? – спросил он, немного погодя. Йорунн чуть разомкнула ресницы, прошептала:

– Сам ведь знаешь ответ, желанный мой.

Первый снег еще долго падал на светлые волосы Эйвинда, вплетался узором в длинную косу Йорунн, весело кружил вокруг целующейся пары, а потом опускался на землю, чтобы через день-другой растаять…

В новолуние похолодало так, что море вдоль самого берега покрылось коркой льда. Северный ветер дул уже несколько дней, но не принес ни единой снежной тучи. Небо оставалось ясным, и порой по ночам в нем вспыхивали разноцветные сполохи. Старики говорили, что это к сильным морозам.

Эйвинд конунг не нарушил обычая и велел собрать пир в честь хьяльтландского праздника. Для Самайна не ставили много пива и не приносили в жертву коня, как для Йоль, который отмечали в середине зимы. Но угощение было щедрым, костры во дворе горели ярко, и люди веселились и плясали до глубокой ночи.

И случилось так, что на этом празднике один из молодых воинов Эйвинда, раззадоренный хмельным пивом, при всех попросил у Ивара Словенина себе в жены Хельгу. Сказал, что уже давно заглядывался на нее и все ждал подходящего случая, чтобы поговорить о свадебном выкупе. Ивар, считавшийся приемным отцом младших девчонок, Ингрид и Хельги, обменялся взглядами с женой, усмехнулся в усы, а потом ответил, что неплохо было бы потолковать об этом после праздника. Он был уверен, что вместе с хмелем у незадачливого жениха выветрится и всякое желание предлагать мунд за его слишком юную для замужества приемную дочь. Но Хельга этого не знала и не на шутку перепугалась. Подружки посмеивались, поздравляли ее, называли счастливицей, а она лишь вымученно улыбалась, опускала глаза, а под конец праздника куда-то пропала.

Йорунн это заметила. Еще с той памятной девичьей драки ей не давало покоя то, как ведет себя Хельга, потому она взяла на себя заботу приглядывать за ней. В этот раз ее словно неведомой силой потянуло уйти от горящих костров, прогуляться в стороне от веселья и шума, мимо длинного дома и дальше, к маленькому домику ведуна. Показалось или нет – впереди промелькнула светлая меховая накидка, послышался стук. Дверь скрипнула. Йорунн подошла еще ближе – и услышала дрожащий голосок Хельги:

– …придет говорить с отцом о выкупе. А я не могу за другого идти… Я тебе одному отдала свое сердце… Зачем меня мучаешь?

Глаза Йорунн привыкли к темноте, и она разглядела две фигуры, стоящие на пороге. Хельга всхлипывала, теребя в руках теплые рукавицы. Сакси прислонился к косяку и на нее не глядел.

– Ничего я тебе не обещал, о любви сказок не сказывал. Ты же знаешь, я лгать не могу. И жениться на тебе – тоже.

Хельга расплакалась, бросилась его обнимать:

– Люблю тебя… жизнь моя… Не оставляй!

– Предупреждал я, – терпеливо ответил Сакси, – добром это не кончится. Иди домой, после поговорим.

Он отступил на шаг, отстранил ее от себя, и тогда Хельга торопливо стала скидывать с плеч меховую накидку:

– Тогда хоть дитя подари…

– Опомнись, бесстыжая! – зашипел на нее Сакси и метнул сердитый взгляд в темноту, туда, где пряталась Йорунн. Для всеведущего ее присутствие не было тайной. Хельга попыталась снова его обнять, но он оттолкнул от себя девчонку, повернулся и ушел в дом. Несколько мгновений Хельга стояла перед захлопнутой дверью, а потом бросилась прочь, вниз по тропе в сторону моря. Йорунн бегом побежала за ней.

Ох, Матушка Великая, не допусти беды! Вразуми, удержи недоумную…

Она догнала Хельгу только на берегу. Та уже сбросила теплый платок и накидку и стояла, дрожащая, на тонком трескучем льду, а сама чуть ли не в голос ревела со страху, размазывая по лицу слезы. Заметив Йорунн, Хельга метнулась вперед, провалилась по колено в холодное темное море, охнула, когда вода плеснула выше, но упрямо двинулась в глубину. А потом то ли на камне поскользнулась, то ли в мокром подоле запуталась – упала, окунулась с головой в ледяную купель. Только брызги полетели во все стороны.