– Мир тебе и твоему дому, князь Мстислав Мстилейвссон. Я, Асбьерн, прозванный Счастливым, привез сюда твою сестру, ставшую мне женой. Какой выкуп с меня потребуешь, родич?

И посмотрел прямо в глаза князю. Спокойным и открытым был его взгляд.

– Асбьерн Счастливый, – проговорил русобородый крепыш Мстислав. – Не ожидал я… Мы собрались здесь встречать викингов, но ты на них не похож. Хотя корабль приметный.

– Уж не разбил ли ты тех северян, которые прошлой весной разорили селище и взяли в плен нашу Долгождану? – спросил самый младший из братьев, Ратибор.

Ярл вздохнул, собираясь с мыслями, подыскивая верные слова, чтобы объяснить… Но жена опередила его, улыбнулась, проговорила с ласковой укоризной:

– Так ли учил вас батюшка гостей привечать? Путь наш был долгим и трудным, люди по жаркой бане да по пище хорошей соскучились. А прямо с дороги какой разговор?

– И то верно, – отозвался до поры молчавший средний брат, Радим. – Веди свой корабль вниз по реке, Асбьерн Счастливый. Я поеду берегом и покажу тебе, где его можно поставить.

Славный город Радонец принял их хорошо. Для гостей с севера натопили бани, после в княжеском тереме накрыли столы и собрали ужин. Мстиславовы гридни с любопытством разглядывали ярла и его хирдманнов, а те знай налегали на угощение. Только Асбьерн почти ничего не ел и сразу после ужина поклонился хозяевам, попросил его выслушать, не откладывая. Князь сказал – добро, и позвал его в свои хоромы. Долгождана пошла вместе с мужем, и на душе у нее было неспокойно: слишком горячий нрав у старшего брата, сумеет ли он сдержаться, когда услышит от Асбьерна всю правду?

Разговор получился долгим и трудным. Ярл начал издалека – рассказал про Хьяльтланд, откуда был родом, про своего отца и гибель семьи МакГратов. И про то, как однажды встретил молодого Эйвинда Торлейвссона, которому стал побратимом. Мстиславичи слушали его историю молча, пока еще не понимая, к чему ведет речь Асбьерн. Только когда он заговорил о первом походе к словенским землям, братья оживились.

– Было дело, – кивнул Ратибор. – После той памятной ночи многих ваших похоронили. Так и не поняли мы, что же произошло, с кем была битва.

Взгляд Асбьерна стал тяжелым. Пришлось рассказать без утайки о предательстве Ормульва хёвдинга и о том, как его самого, раненного, подобрала на берегу и выходила юная ведунья Любомира. Братья удивленно переглянулись:

– Говоришь, двенадцать седмиц у нее прожил? И никто о том не знал?

– Спросить бы саму Любомиру, – хмуро проговорил Радим, – да прошлой весной разбойники с севера и ее увезли на своем корабле.

Долгождана смотрела на мужа и видела, как тяжело дались ему следующие слова:

– Я знаю. Я был тогда с ними.

Лица троих братьев стали каменными. И тогда она с перепугу встряла в разговор, принялась торопливо объяснять:

– Так ведь о предателе тогда еще не знали, на вас думали! А Эйвинд конунг и Асбьерн девчонок в обиду не давали: Любомира и теперь ведовством занимается, она клятву вождю принесла. И если все сложится как задумано, быть ей невестой конунга, а после женой!

Ярл тихонько сжал ее ладонь, взглядом попросил: помолчи… И заговорил сам.


Глава 30


До глубокой ночи просидели они за беседой и не расходились, не гасили светцы до тех пор, пока обо всем не было рассказано. И о том, как погиб Ормульв Гуннарссон, и о том, как переселялись в Рикхейм, и о том, что собрались в начале лета отправиться на Мьолль, отвоевывать то, что по праву принадлежало Эйвинду конунгу. И еще о том, что в случае победы вся земля в Вийдфиорде останется Асбьерну, и жители Рикхейма назовут его своим вождем. Только о том, что побратиму нелишней была бы помощь, Асбьерн пока ничего говорить не стал. Князю и так было над чем поразмыслить.

– Я мог бы солгать вам и заставить жену утаить от вас правду. И вы бы никогда не узнали, как все было на самом деле, – проговорил ярл напоследок. – Но я решил, что не годится начинать знакомство с обмана, и уж совсем плохо лгать своим родичам. Теперь сами решайте, как с нами поступить.

Он поднялся, поклонился Мстиславу и его братьям и, обняв жену за плечи, вышел вон. Заспанный отрок проводил их в заранее приготовленную спальню-ложницу. И только когда они с Фрейдис остались наедине, Асбьерн устало спросил:

– Ну, что думаешь? Не погонят ли нас прочь твои братья?

– Погнать не погонят, – отозвалась Долгождана, – но и плыть с тобой не поплывут. Мстиславу и в городе забот хватает, а Ратибор с детства таков – куда старший брат, туда и он. Радима не отпустят: он самый разумный у нас, князь без его слова ничего не решает. Да еще здесь привыкли воевать пешими или конными. Нет у нас боевых кораблей, разве что лодьи небольшие, торговые.

Ярл еще больше нахмурился, но промолчал. Все же верилось, что не оставят его благосклонные боги. Кто знает, может все еще переменится утром – оно, как здесь говорили, гораздо мудрее, чем вечер.

Едва рассвело, князь послал за Асбьерном. Ярл пришел в его покои вместе с женой, мысленно готовясь к самому худшему. Мстиславичи, похоже, остаток ночи провели без сна, решая, как поступить с ними, и он только об одном молил богов: чтобы справедливый княжеский гнев не коснулся Фрейдис.

– Коли все было так, как ты давеча рассказывал, мы не вправе держать на тебя зла, – проговорил Мстислав. – Пришел ты в Радонец как честный гость, ел с нами хлеб за одним столом, спал под одной крышей. Сестра тобой не обижена, и вижу я, что ты крепко любишь ее, бережешь. И то, что не побоялся нам правду открыть, когда мог бы и промолчать, говорит о том, что ты благороден и храбр. Думается мне, многие гордились бы таким родичем. Что скажешь, Асбьерн сын Эйдера?

– Скажу, что и мне выпала великая честь породниться с сыновьями славного отца, – ответил ему Асбьерн. А потом по древнему обычаю развязал ремешки на ножнах, вытащил меч и, призвав в свидетели хьяльтландских богов, пообещал ни словом, ни делом не нарушать священные узы родства и, если потребуется, по первому же зову прийти на подмогу.

Мстислав выслушал его и кивнул. Но тут подал голос молчавший до поры Радим:

– Только пусть ваш конунг заплатит виру за каждого увезенного прошлой весной человека, как того требует Правда. И не как за раба, а как за вольного – чистым серебром.

– За конунга, – произнес ярл и выложил на стол туго набитый кошель.

А ближе к вечеру на княжеском пиру Асбьерн при всех вручил князю богатый выкуп за единокровную сестру и подарил новой родне приготовленные заранее подарки. Мстиславу достался большой серебрянный кубок для вина, украшенный замысловатой резьбой и цветной эмалью, а княгине Любаве – нить крупного жемчуга редкой красоты. Среднему брату Радиму поднесли тугой охотничий лук, сделанный Лейдольвом из ясеня, и расписной колчан для стрел, а его жене – нарядные золотые серьги. Младшему, Ратибору, подарили двух крупных толстолапых щенков северной лайки, а его молодую жену порадовали затейливым серебряным браслетом-змейкой. Мстиславичи подарками остались довольны. Особенно рад был Ратибор – щенки оказались его сбывшейся давней мечтою. Он прямо за столом тискал их и целовал обоих в морды, к неудовольствию жены, которая собак терпеть не могла.

А счастливая Долгождана сидела рядом с Надёжей, Радимовой женой, и им было не наговориться, как в прежние времена. Когда-то давно приставил батюшка-князь к малолетней дочери безродную, но толковую девчонку, которая была лет на пять ее старше – чтобы присматривала за княжной да приучала ее к домашней работе, показывала, что да как делается. С тех самых пор сдружились они с Надёжей, а прошло время – красивая и добрая девушка приглянулась среднему княжичу, сыграли свадьбу. Теперь у Радима с Надёжей уже подрастали две маленьких дочери, ждали третьего, по всем приметам сына. Потому долго на пиру Надёжа рассиживаться не стала – чуть пригубила сладкого меда, когда поднимали чаши за здоровье князя Мстислава и чужеземного боярина по имени Асбьерн, отломила кусочек румяного яблочного пирога, да и удалилась к себе в светлицу. Позвала с собой Долгождану – показать маленьких дочерей, расспросить о том, о чем при всех за столом обычно не спрашивают.

– Скучала я без тебя, – призналась Надёжа. – Мы тут не знали, что и думать, где искать. Людей посылали вдоль берега за Ковашу до самой Ижоры – вдруг да видели где разбойников. Ближе к осени всякую надежду потеряли. А тебе, я гляжу, повезло несказанно. Давно ли ты замужем?

– Летом будет год, – неохотно проговорила Долгождана и увидела как изменилось лицо подруги, стало слегка озабоченным. Но мудрая Надёжа ничего больше выпытывать не стала. Молча посадила на колени золовке кудрявую и розовощекую младшую дочку.

– Ты лучше посоветуй, – попросила Долгождана, чтобы отвлечься, – что мне сказать родне других увезенных девчонок? Ведь не все из них получили свободу, многих датчане купили и забрали с собой в Готланд. С тех пор мы ничего не слыхали ни про Яринку с Красой, ни про Загляду... Завтра поутру нужно ехать в селище, а я и не знаю, то ли всю правду людям открыть, то ли утешить какой небылицей.

– Выдумывать не смей. Чай, не баснь для малых детей сказывать будешь, – ответила ей Надёжа. – Но и правду поднести можно по-разному. Главное, чтобы у отцов-матерей осталась надежда на то, что однажды и их кровинушку привезет на большом корабле славный чужеземный воевода. Так легче жить, даже если этого никогда не случится.

У родителей Весны и Зорянки, кроме дочерей, подрастали еще сыновья – мал мала меньше. И хотя отец молча хмурил брови, слушая рассказ Долгожданы, и без особой приязни поглядывал на чужеземцев, а мать плакала, не переставая, было видно, что мальчишкам Халльдор понравился. Они так и крутились возле него, разглядывали воинский пояс и ножны, скрывавшие меч, и все подначивали друг дружку подойти поближе и сесть рядом на лавку. Младший брат конунга даже на них не смел поднять глаз – сидел с горящими от волнения щеками, глядя в пол и позабыв всю словенскую речь, которой терпеливо учили его Зорянка с подружками.