К середине весны новый драккар был уже почти достроен: заканчивая отделку, подмастерья крепили с внутренней стороны бортов особые рейки, на которых держались щиты, вытесывали скамьи для гребцов и отлаживали снасти для паруса. Пригодилось полотнище, снятое со свейского корабля; только Эйвинд велел перекрасить добротную ткань, из полосатой сделать ее одноцветной, синей, как морские глубины, как старый плащ конунга Торлейва, его отца.

Вот только носового дракона так и не нашли. Снег в лесу как назло держался долго, таял неохотно, и сколько ни отправлял Эйвинд людей на поиски, ничего подходящего они не принесли. Спрашивали Сакси, просили указать место, где растет заветное дерево, но ведун только пожал плечами:

– Оберег силой не добывается. Если не показался сам, значит, не время еще. Или добытчики не те.

Вскоре после весеннего равноденствия Весна-Гудрун подарила Лодину обещанного сына. Роды принимала Ботхильд, юная Халла неотлучно находилась при ней, делая все по слову повитухи: поддерживала огонь в очаге, носила и грела воду, заваривала для роженицы особые травы, помогала при сильных схватках и изредка выбегала за дверь к измучанному ожиданием кормщику, чтобы подбодрить его обещанием – мол, уже скоро…

И вот, наконец, в доме послышался крик младенца. Вскоре Ботхильд вынесла Лодину крохотного, завернутого в пеленки мальчишку с красным сморщенным личиком.

– Я назову его Тордом, в честь Торда-кормщика, так и не увидевшего Вийдфиорд, – дрожащим от волнения голосом проговорил счастливый отец. – И поднимусь с ним на палубу корабля, чтобы приложить его ручонку к правилу. Пусть, когда он вырастет, его место будет у рулевого весла.

Он окропил малыша водой из чаши, как того требовал обычай, а потом спросил:

– Какое имя дала ему моя жена?

Ботхильд сказала:

– Если я верно расслышала, она называла его Светозар.

Тремя днями позже и Арнфрид, младшая дочь Унн, разрешилась от бремени крепкой, здоровой девочкой. И Ботхильд позволила, чтобы Халла сама перетянула новорожденной пуповину и перерезала ее. А потом, насмотревшись, как девушка бережно пеленает и укачивает плачущего младенца, сказала ей:

– Время твое пришло. Вернутся люди Асбьерна из похода на Мьолль – выбирай того, к кому сердце потянется. Этой осенью выдадим тебя замуж.

В Рикхейме праздновали Сумарблот, первый день лета.

Этот праздник не был таким шумным, как Йоль – обычно в этот день готовили побольше еды и всяких разных угощений, пели за столом песни и благодарили богов за еще одну пережитую зиму. Приносили на пир недавно родившихся детей, чтобы показать их конунгу, объявляли о будущих свадьбах и обменивались подарками.

Йорунн вспомнила словенский обычай и с утра напекла оладушек. Круглые, румяные, они напоминали маленькие солнышки – съешь такой и получишь частичку солнечного жара, оберегающего от напастей и болезней, от сглаза и порчи. Еще до начала пира Йорунн отнесла вкусное печево в длинный дом, а когда уже собралась уходить, увидела Эйвинда. Вождь на мгновение задержал ее возле дверей, взял за руку, что-то вложил в ладонь. Йорунн не удержалась, посмотрела: золотое колечко, тонкое, узорное. Застыли в блестящем металле весенние лесные цветы и травы.

– Когда я был мальчиком, я часто помогал кузнецу, – негромко сказал Эйвинд. – Он учил меня делать такие вещи. Одно время я даже думал, что мое место у наковальни.

– Спасибо тебе, – прошептала девушка, надевая колечко на палец. – А у меня для тебя тоже подарок есть. Приходи как стемнеет к моему дому.

Днем Снежка уводила подросших щенков в лес, учила охотиться, а ночевать по-прежнему возвращалась в логово, устроенное возле дома ведуньи. Двухмесячные волчата, крупные и лохматые, в отца, до того, как угомониться, бегали друг за дружкой, с рычанием возились в траве, пугая старую Смэйни, игриво хватали за ноги подходивших к ним людей. Впрочем, Эйвинда они немного побаивались – припадали к земле, поскуливая, а потом перекатывались на спину, подставляя еще не поросший шестью живот. И радовались, когда вожак человечьей стаи протягивал руку, гладил, почесывал их за ушами.

Пока Эйвинд играл с волчатами, Йорунн заглянула в дом, подхватила приготовленный заранее сверток. На краткий миг прижала его к груди, чувствуя, как охватывает ее волнение – понравится ли любимому подарок? Помедлила немного, а потом вышла к вождю. Протянула ему сверток и сказала:

– Скоро вы отправитесь на Мьолль. Я верю, что удача вас не покинет и клятва твоя будет исполнена. И хочу, чтобы ты надел мой подарок, когда Мьолль вновь будет принадлежать тебе. Чтобы все вокруг знали: правнук славного Ульва вернулся.

С этими словами Йорунн убрала холстину и развернула то, что скрывалось под ней. Даже в сумерках засияла золотом вышивка на алом шелке плаща. Гордо и сурово смотрел на Эйвинда хранитель рода, зеленоглазый волк, стоящий над двумя перекрещенными мечами. Бежали по краям священные северные руны. И далеко не сразу конунг обрел дар речи, глядя на такой богатый подарок.

– Я надену его, даже если на помощь Олаву придут великаны из Йотунхейма, – проговорил он. – И выйду в нем встречать корабль, на котором ты приплывешь ко мне уже как невеста.

Через пару седмиц после праздника дозорные стали высматривать в море знакомые драккары. Гадали, кто появится раньше – Асбьерн или датчане, и какие новости привезут они из далеких земель.

Йорунн соскучилась без любимой подруги и несказанно обрадовалась, когда первым в Вийдфиорде показался корабль Асбьерна. Нагруженный, глубоко сидевший в воде драккар шел удивительно быстро, и вскоре все поняли, почему: вдвое больше гребцов сидело на веслах. Рядом с ярлом стоял бородатый чужеземный вождь, которого Йорунн сразу узнала. И подумала, что боги вновь благоволили Асбьерну: среди братьев Долгожданы Радим выделялся не только умом. Лучше воина не было во всем Радонце и в его окрестностях.

Лешко сошел на берег одним из первых. Поначалу держался возле корабля, присматриваясь к людям и все еще привыкая к чужому языку. Подняться наверх к воротам вместе с ярлом и княжичем Радимом он не осмелился, но потом, когда драккар освободили от лишнего груза и потащили в корабельный сарай, ему ничего не оставалось, как пойти с остальными. Возле самых ворот Рикхейма Лешко остановился. На пути у него стоял беловолосый мальчишка с посохом в руках и глядел на него молча, выжидающе. Лешко подошел ближе, поклонился, спокойно выдержал пронзительный взгляд черных глаз:

– Я с миром пришел. И зла никому из живущих здесь не желаю.

– Вижу, – по-словенски ответил ему Сакси. – Что теперь делать станешь?

– С тобой мне делить нечего, – отозвался Лешко. – Я под руку Асбьерна пришел, ему и служить буду.

– Ты никогда не сможешь пройти посвящение, – помолчав, сказал молодой ведун. – Знаешь ведь, кто явится завершить обряд.

– Знаю, – ответил Лешко и вздохнул. Сакси поглядел на него с сочувствием, но чужеземец вдруг вскинул голову и улыбнулся:

– А вот поучиться тому, чего не ведаю и что мне по силам будет, я бы не отказался.

– Я подумаю, брать ли тебя в ученики, – строго, без улыбки ответил Сакси. – Знания кому попало не даются, за серебро не покупаются. И запомни, пришлец: настоящий ведун никому никогда не служит. Мы сами по себе, люди сами по себе. Помогать или нет – на то наша добрая воля. Или недобрая. Уж кто как решит.

– А говорил, подумаешь, брать ли в ученики! – рассмеялся Лешко.

– Значит, подумал уже, – улыбнулся в ответ ведун.

Не передать, как обрадовались Весна и Зорянка добрым вестям и подаркам от словенской родни! Перебирали вышитые платки, вязаные рукавицы, прижимали к себе обновки, которых касались руки их матери, и слезы сами собой катились по щекам. Крепили к одежде вырезанные отцом деревянные обереги – ладинцы, для мира и лада в семье, и молвинцы, защищающие жен от злой молвы, сглаза и наговора. Слушали рассказ Долгожданы о родне, о том, как мать с отцом приняли Халльдора и о том, как меньшие братья играли в викингов, сделав себе мечи из палок... А Долгождана все смотрела на Весну, качавшую на руках крошечного сынишку, на округлившуюся и похорошевшую Зорянку, ласково поглаживающую растущий живот, и ей самой тоже хотелось плакать. Да только не от радости…

Ее печаль не укрылась от Асбьерна. Весь вечер и все следующее утро ходил он молчаливый и задумчивый, а потом все же решился и отправился к Сакси. Правда, замаялся искать его; потом уже люди сказали, что ведун ушел в лес вместе с пришлецом, хотел что-то ему там показать.

Сакси объявился когда стемнело. Уставший и продрогший, пришел прямо в покои ярла, погреться у очага. Пока Долгождана бегала в женский дом за горячим питьем для ведуна, Сакси посмотрел на Асбьерна:

– Зачем ты искал меня? Чего хотел?

– А то ты не ведаешь! – невесело усмехнулся ярл. – Ладно, скажи мне, что не так? Почему боги нам дитя не посылают?

– Если бы детей посылали боги, – отозвался Сакси, – и жениться не надо было бы. Дитя зачинают мужчина и женщина, в них и причину искать надо.

– К словам-то не цепляйся, – нахмурился Асбьерн. – Спрошу иначе: почему Фрейдис не может подарить мне сына? Повитуха говорит, что она здорова.

– Слова-слова, всему голова, – Сакси достал палочку и принялся разгребать угли в очаге. – В мире людей и в мире богов властвуют две поистине всемогущие силы. Знаешь, какие? Любовь и Страх. Одна несет добро, другая – зло. Однажды они заставили тебя просить богов о милости к той, которую ты любишь. И не зная всего, что ей уготовано, ты взвалил эту ношу себе на плечи… Трудно сказать, что больше владело тобою в тот миг – любовь или страх. Но страх никогда не приносит добрых плодов. Ты пожелал забрать себе все плохое, все беды, что боги начертали для Фрейдис – и твое желание было услышано. Теперь она здоровая, цветущая женщина, ну а ты… Ты исполняешь свое обещание, Асбьерн. Одного ты не учел: боги коварны и не любят пылких обетов. Мог ли ты подумать, что беда придет к Фрейдис в твоем обличье? Твоя жена хочет иметь детей, она боится состариться, так и не познав радости материнства. Хватит ли твоей любви, Асбьерн, чтобы сказать ей правду? По закону жена вправе оставить бесплодного мужа, и никто ее не осудит. Хватит ли твоей любви, чтобы отпустить ее?