– Вернется отец…

Некоторое время они молча стояли над его телом. Потом Эйвинд сказал:

– Хорошо, что ты отомстил за свою Йонну. Но плохо то, что ты убил безоружного и осквернил его смертью мой дом. Думается мне, не к добру это.

Харальд ответил не сразу. И голос его был глухим и безжизненным:

– Месть моя будет полной, когда Олав Стервятник отправится вслед за сыном. Не сердись на меня, Торлейвссон. Вряд ли ты сделал бы лучше, если бы они погубили твою невесту.


Глава 34


Буря утихла перед самым рассветом. И когда солнце поднялось над землей, все было кончено. Над крышами домов висела пелена дыма, всюду лежали мертвые тела, слышались стоны раненых, плач детей и причитания женщин. Вспыхнувшие пожары удалось потушить, и никто не погиб в огне, хотя многие наглотались дыма и едва не задохнулись. Оставшиеся в живых люди Олава попытались уйти вглубь острова через лес, потаенными тропами, о которых не знал даже Сигурд хёвдинг. Но кто-то из рабов выследил беглецов и помог воинам Эйвинда догнать их. Вернувшись, они принесли хорошие вести: из тех, кто был верен Стервятнику, не уцелел ни один.

Эйвинд конунг стоял посреди широкого двора, который теперь не казался ему таким уж огромным, и, прищурившись, смотрел на солнце. Его плащ и броня были мокрыми от дождя и бурыми от чужой крови, светлые волосы потемнели и слиплись. Но он встречал рассвет нового дня победителем. И радовался тому, что вернулся домой.

– Я сделал это, отец, – почти беззвучно произнес он. Мертвым не нужно громких речей, они лучше слышат те слова, что идут из самого сердца. – Я сдержал данную тебе клятву, и стою на земле, которая снова принадлежит нам. И при всех обещаю, что больше никому и никогда не позволю ее у себя отнять. Клянусь, что дом, который выстроил прадед Ульв, в котором родился ты, я и мои братья, будет домом для твоих внуков и правнуков. Я отстрою здесь все, что было разрушено и верну людям спокойную жизнь, такую, какой она была при тебе…

Он не заметил, что голос его становится громче и громче, и что рядом собираются его хёвдинги, его воины и остальные вожди – одни слушают, опустив головы, другие шепотом дают похожие обеты.

Асбьерн стащил помятую броню и крепко обнял побратима, а потом обернулся к подбежавшему воину, взял из его рук сверток и накинул алый плащ победы на плечи Эйвинда. Ярким золотом вспыхнули узоры, вышитые рукой Йорунн… Асбьерн поднял к небу потемневший от вражеской крови меч, и из груди его вырвался торжествующий крик, который подхватили все воины. Истинный конунг вернулся на Мьолль!

Эйвинд оглядел своих людей и вдруг встревожился:

– Кто из вас видел Сакси? – спросил он. – Найдите ведуна!

Несколько воинов бросились искать по округе. И вскоре нашли, проводили к вождю. Сакси шел, слегка прихрамывая; шлема на нем уже не было, меч тоже исчез, железные пластины доспеха на плече были разбиты и ворот рубахи окрасился алым. Но он, казалось, не замечал этого. Молодой ведун нес на руках белокурую девочку лет пяти, бережно прижимал ее к себе. Сакси подошел к Эйвинду, поставил малышку на землю и сказал с улыбкой:

– Вот и моя Сигрун.

Воины, ничего о нем не знавшие, долго не могли понять, отчего так веселится Эйвинд конунг, самое малое время назад произносивший суровую клятву.

– Ты с женитьбой-то не спеши, – сказал вождь, отсмеявшись. – Позволь своей суженой в куклы наиграться.

А Сакси ничуть не обиделся. Тоже рассмеялся и хлопнул Эйвинда по плечу здоровой рукой. Синеглазая Сигрун пугливо схоронилась за спиной молодого ведуна. Теперь у нее есть заступник, сильный, смелый, сумевший найти ее в кромешном дыму и вынести из горящего дома. Вот он какой, даже грозного вождя не боится!

Люди стали потихоньку выходить из своих укрывищ, и вскоре во дворе уже собралась толпа. Все смотрели на Эйвинда, на седобородого Сигурда, и удивленно перешептывались, не понимая, как получилось, что эти двое восстали из мертвых… Не пришла только одна женщина, и Сигурд хёвдинг знал, почему. Да и ему самому все эти взгляды были в тягость. Он повернулся к Эйвинду и сказал:

– Вернусь на корабль. Нужно приготовить драккар к отплытию в Рикхейм.

Эйвинд не стал его удерживать. Все, что нужно знать людям, он расскажет сегодня сам. И щедро вознаградит Арне Аудссона, который помог им выиграть битву, открыв ворота.

Рыбака Арне принесли на носилках его сыновья. Если бы на нем была крепкая броня, возможно, лезвие топора соскользнуло бы или вошло не так глубоко, и он остался бы жив. Старший из братьев, Эгиль, хмуро сказал:

– Отец приказал нам остаться в доме, и мы его послушали, а зря! Чем мы хуже тех рабов, которых он взял с собой? Они даже не смогли его защитить.

– Он знал, что мы идем на верную смерть, от которой хотел уберечь вас, неразумных, – послышался откуда-то сзади знакомый голос. Асбьерн медленно обернулся, уверенный, что сходство ему померещилось. Эйвинд конунг смотрел на двух идущих к ним рослых темноволосых мужчин и не мог поверить своим глазам…

Когда-то давно они называли своим господином хьяльтландского эрла Рейберта, а потом принесли клятву верности молодому Артэйру, с которым крепко сдружились. Их звали тогда Бирк и Стин Фарланы. Когда же Артэйр стал побратимом северянина Эйвинда Торлейвссона и собрался уйти с ним на остров Хьяр, они, не колеблясь, последовали за ним. На севере их стали звать Бёрк и Стейн; там же они прослыли могучими воинами и отчаянными храбрецами. И не менее храбрым считался третий, самый младший из братьев, которого сейчас не было с ними.

– А где же Рауд? – спросил Асбьерн, едва разжав дружеские объятия. Бёрк и Стейн обменялись взглядами, и старший из братьев ответил:

– Его мы похоронили там, у словен… на берегу, под высоким деревом, когда на рассвете пришли в себя. Кроме нас двоих не выжил никто; и я какое-то время думал, что Стейн тоже умрет от ран. Я нашел лодку, хотел догнать драккар, но заплутал в чужом море и в конце концов попал на торговый корабль, который вез рабов в Бирку. Нас не выбросили за борт только потому, что мы, даже раненые, голодные и ослабевшие, показались купцу хорошим товаром… Дальше рассказ будет скучным, Эйдерссон. Вряд ли ты захочешь его слушать.

– Сейчас мы войдем в длинный дом, очистим его и зажжем новый огонь в очаге, – сказал ему Асбьерн. – Уложим в теплые постели наших раненых и скажем женщинам, чтобы позаботились о них. Соберем тела погибших и похороним их с честью, которую они заслужили. А потом сядем у огня, выпьем пива и будем рассказывать друг другу истории, которые многие назвали бы небылицами. Весь вечер, всю ночь, до самого рассвета, пока не будет сказано последнее слово!

Людей Эйвинда конунга погибло пятеро, словен двое, датчане потеряли семерых человек. Многие были тяжело ранены в бою, и в их числе молодой Хаук, которого нашли истекающим кровью. Но Сакси приложил ладони к его груди, что-то прошептал, коснулся пальцами холодного лба юноши и уверенно сказал, что тот будет жить. Под пристальным взглядом ведуна кровь переставала течь, запекалась в ранах, а боль становилась менее мучительной. Только душевную боль не могли облегчить колдовские слова… Ходил по палубе корабля Сигурд хёвдинг и неотрывно смотрел на родной берег, где все эти годы никто не ждал его возвращения. До самого рассвета сидел в одиночестве на вершине прибрежной скалы, на самом краю обрыва, молодой датский вождь, Харальд сын Гутрума. А внизу, у самого моря, два брата-рыбака прощались со своим отцом, снаряжали для него легкую погребальную лодку и все никак не могли простить ему то, что он не взял их с собой…

Через несколько дней Эйвинд конунг позвал к себе побратима и сказал ему:

– Середина лета не за горами. А ближе к осени корабли Стервятника, с добычей или без, вернутся из Свеаланда. Нынешняя победа была легкой, но настоящее сражение еще впереди, потому хочу попросить тебя… Возвращайся в Рикхейм и привези мне мою Йорунн.

– Ты бы не торопился, – помолчав, сказал ему ярл. – Покончим со Стервятником, тогда и соберем свадебный пир.

– Сам-то ты слушал меня, когда собрался жениться? – припомнил ему Эйвинд и покачал головой: – Нет, брат. Я исполнил обещанное, и теперь буду делать то, что велит мне не долг, а сердце. Слишком долго я этого ждал. Мы оба ждали…

Перед отплытием Сигурд хёвдинг пришел к своему вождю попрощаться.

– Может, другие в мои годы мечтают умереть в бою с оружием в руках, но мне нынче хочется не славы, а покоя, – сказал он. – Там, в Рикхейме, подрастает немало мальчишек, и родятся еще… Кто-то должен обучать их воинскому искусству и рассказывать им о тех, кто давным-давно жил и сражался на этой земле.

– А как же мои сыновья? – спросил Эйвинд конунг, и Сигурд почувствовал горечь в его словах. – Кто будет учить их, если ты, многомудрый, покинешь остров?

Хёвдинг лукаво прищурился, крепко обнял молодого вождя, которого вырастил и воспитал как родного сына, а потом сказал:

 – Ты сделаешь это лучше меня, Эйвинд Торлейвссон. Вот увидишь.

Братья-хьяльтландцы, Бёрк и Стейн, не стали ждать, пока их раны полностью заживут и ушли на драккаре вместе с ярлом. После всего случившегося за последние две зимы, они не хотели надолго разлучаться с Асбьерном; к тому же им было любопытно увидеть Вийдфиорд и Рикхейм, где поселился их друг и вождь. Еще с ними отправились те, кому нужно было перевезти жен и детей на Мьолль. Датчанин Харальд вызвался сопровождать их на своем корабле, и Эйвинд конунг отпустил его, потому что знал: оставаться на острове для Харальда было сущим мучением, как для него самого когда-то – спать в покоях умершего отца.


 Каждое утро Йорунн просыпалась с одной только мыслью – не случилось ли какой беды с Эйвиндом? Видит ли он, как пробуждается этот день, или на глаза его легла темная пелена смерти?.. Но сны ей каждую ночь снились добрые, и молодая ведунья корила себя за дурные мысли. Не отвернутся боги от конунга, отведут от него и меч, и стрелу, не позволят недругам одолеть его и приведут к долгожданной победе. Светлые думы думались легче и радостней, а руки между тем делали привычную повседневную работу. Придет зима – ей не скажешь: мол, погоди, недосуг было, по милому скучала.