А в свободное от дел время Йорунн продолжала осваивать удивительный дар, открывшийся по воле Великой Матери. Летала возле дома пестрой птичкой, бегала по лесу проворной белкой, иногда, развеселившись, пугала старую Смэйни, выскочив у нее из-под ног серенькой мышкой. Но этого ей казалось мало; молодой ведунье уже давно хотелось оказаться в теле более крупного зверька, и Йорунн выбрала кошку. Очень любопытно ей было, как пушистые охотницы чуют, где прячется мышь, как пробираются в самые укромные уголки и легко запрыгивают на балки под самой крышей. И вообще, каким они видят этот мир и людей?

Йорунн часто угощала одну из местных кошек то рыбкой, то мясом, и черно-белая кошка охотно позволяла девушке взять себя на руки, почесать за ушком. Может, потому ведунье не составило труда представить себе, как ее душа вливается в тело кошки, и разум зверя словно пододвигается, ненадолго уступая место человеческому духу.

Некоторое время Йорунн привыкала к тому, как изменился мир – он вдруг стал плоским, лишенным красок. Зато наполнился огромным количеством звуков и особенно запахов. Некоторые из них казались такими приятными, аппетитными… запах теплого мышиного гнезда, или свежих рыбьих потрохов, или легкий аромат, исходящий от забытого кем-то кувшина с молоком… Но среди них были и те, что вызывали отвращение – вонь от горящего дерева, доносящийся отовсюду запах псины… Молодая ведунья в пушистой шубке фыркнула и тряхнула головой, а потом помчалась через двор к женскому дому, едва не угодив под ноги пришлецу по имени Лешко. С высоты кошачьего роста мужчина показался ей великаном, а звериное чутье вмиг уловило то, что и раньше тревожило Йорунн. Теперь она ясно видела, какая сила оставила на нем свою незримую печать. Эта сила немного пугала ее, а вот сам Лешко – ни капельки. Кошки лучше людей понимают, кто таит в себе зло, а кто нет.

С непривычки неловко отпрыгнув в сторону, Йорунн проскочила в открытую дверь и забралась под лавку. В женском доме готовили ужин, и Сида, жена Эйрика Тормундссона, заводила тесто для хлеба. Она тоже заметила проходящего по двору чужеземца.

– Закрой дверь, Турид, – велела она помощнице. – У этого человека темная душа и недобрый глаз. Боюсь, если заглянет в дом, прокиснет тесто.

Никто не усовестил, не одернул злоязычную. Турид молча поднялась и спешно захлопнула дверь. Кошка под лавкой насторожилась, почуяв витающее в воздухе раздражение.

– Асбьерн ярл позволил ему жить здесь, а ведун Сакси принял его у себя в доме, – негромко сказала одна из женщин. – Значит, они не увидели в нем зла.

– Сакси еще слишком юн, чтобы хорошо знать людей, – отмахнулась Сида. – А что до ярла… он сделал это по слову своей жены. Все знают, что чужеземец ей родня.

Йорунн показалось, что в голосе Сиды стало больше злости, едва она заговорила о Фрейдис.

– Хватит попусту раскрывать рты, – оборвала их болтовню Унн. – Человека судят по делам, а мы до сих пор ничего дурного от Лешко не видели.

Она распахнула дверь и вышла во двор. Сида хмуро посмотрела ей вслед, а потом принялась яростно месить тесто.

– Не видели, так увидите, – проворчала она. – Береги свою внучку, Уинфрид. Как бы колдун не навел на нее порчу.

Кошка незаметно выскользнула прочь из женского дома. Крошечное ее сердечко испуганно колотилось, но тревожилась Йорунн не за жителей Рикхейма, а за пришлеца. Холод и мрак смерти не утаишь, его даже не владеющие Даром чувствуют. И боятся.

А страх всегда плохой советчик.

В этот же вечер молодая ведунья заглянула к подруге. Фрейдис сидела возле светца, перебирая разноцветные нитки, и Йорунн заметила, что она за последние дни сильно осунулась, похудела. Да и улыбалась устало, совсем не так, как прежде.

– С тех пор, как Асбьерна нет, кусок в горло нейдет, – вздохнула она почти виновато. – И спится в одиночестве плохо… до рассвета уснуть не могу, а едва солнце встанет – глаза смыкаются, на ходу засыпаю. Тоскую я по нему, Любомирушка. Все думаю: как он там?

– Да ты не заболела ли? – Йорунн внимательно оглядела подругу, взяла ее за руку. Великая Мать научила ее распознавать едва только зародившиеся недуги и хвори, но сейчас она не почувствовала ничего. Может, и правда тоска Долгождану изводит?

– Нет, что ты! – покачала головой подружка. – Я вот поясок взялась плести к празднику. И узор придумала, да только под вечер одолела слабость, пальцы не слушаются. Завтра доплету.

Молодая ведунья задумалась. Она шла сюда, чтобы рассказать Фрейдис обо всем, что случайно услышала в женском доме, но теперь пожалела ее, не захотела расстраивать на ночь глядя. Только все равно спросила:

– Скажи, для чего твой муж привез сюда Лешко? Он ведь не воин, и не умелец какой-нибудь, проку от него – чуть.

Фрейдис не стала от нее ничего утаивать. Рассказала и про злосчастную судьбу наделенного Даром родича, и про уговор с Надёжей. А потом спохватилась:

– Никак случилось что?

Йорунн посмотрела на нее долгим взглядом, размышляя, стоит ли открыть подруге всю правду, предупредить о том, что злая недоля Лешко вновь напомнила о себе… но вместо этого беспечно улыбнулась и сказала:

 – Ничего. Просто мне любопытно стало.


Глава 35


Нынешний праздник Мидсуммар обещал быть не таким веселым, как прошлогодний, хотя угощение готовили богатое, и подраставшие в Рикхейме юные воины собирались устроить настоящие сражения на деревянных мечах, чтобы перед богами показать свою силу и храбрость. Каждый раз проходя по двору, Йорунн с улыбкой смотрела в сторону мальчишек, которые готовились к праздничной потехе и без устали молотили своих противников палками по игрушечным щитам. Улыбалась и вспоминала день летнего солнцестояния на острове Хьяр… Асбьерна с летающими мечами… проворного Хаука… ловкого Халльдора… могучего, не сломленного временем Сигурда. Кто знает, может когда-нибудь и из этих мальчишек вырастут славные воины и вожди, на которых враги будут смотреть со страхом, а женщины – с восхищением.

Для праздничного пира варили свежее пиво и коптили рыбу. Сидеть у коптильни поручали Лешко – работа была не трудная, но довольно скучная и грязная. Впрочем, молчаливый пришлец брался за нее охотно и ничем не показывал недовольства. Спасибо и на том. Ходить в море за рыбой его давно уже не звали – многие рыбаки чувствовали себя неуютно, находясь с ним в одной лодке. Лешко хотел было уйти с пастухами на сетер, но Эйрик Тормундссон велел ему остаться. Сказал: мол, незачем хромоногому прыгать по камням да лазить по скалам. Вот и сидел Лешко почти целый день возле дымной коптильни, чистил и укладывал в нее рыбу, вынимал готовую да подбрасывал в огонь можжевеловые веточки. Тихий, неприметный и почти всегда задумчивый…

Крик разнесся по двору в самый разгар предпраздничной суеты. Отчаянно кричала женщина, почти срываясь на визг. Все в женском доме мигом побросали работу и выбежали наружу. И увидели Лешко.

Он стоял, крепко держа за плечи обмякшего, испуганного мальчишку лет пяти, а в двух шагах от него на земле, уже не крича, а громко охая, сидела мать мальчика, Нанна, растрепанная, с выбившимися из-под платка косами.

– Он ударил меня! – простонала она, когда женщины стали поднимать ее. – Он хотел убить моего сына!

– Нет, – покачал головой Лешко. Язык северян он понимал хорошо, а говорил плохо, с трудом подбирая слова. – Не ударил… я не хотел.

Нанна кошкой бросилась на него, вцепилась в рубаху, потом в волосы. Мальчишка отшатнулся от них обоих, заревел в голос, и по его подбородку потекла слюна, смешанная с кровью.

– Он хотел задушить его! – кричала обезумевшая мать. – Я все видела! Хотел принести его в жертву своему темному богу!

– Я же говорила! – воскликнула Сида. – От этого человека не жди добра.

Растаскивать дерущихся не стали. Лешко не отбивался, просто прикрывал руками лицо, которое Нанна старалась исцарапать.

Людей вокруг становилось все больше.Прибежали Йорунн и Хельга. Молодая ведунья мигом все поняла и тут же что-то шепнула на ухо помощнице. Девчонка живо помчалась к длинному дому.

– А ну, перестань! – Йорунн попыталась встрять между разъяренной женщиной и пришлецом, заслонить собой Лешко. Но собравшиеся возмущенно зашумели и стали плотнее смыкать круг… чья-то рука уже подхватила с земли увесистый камень.

– Остановитесь! – звонко крикнула Йорунн. – Во имя Великой Матери!

Большой крутобокой лодьей проплыла сквозь взволнованную толпу Ботхильд Гудмундсдоттир, и женщины расступались перед ней, мгновенно затихая. Ни говоря ни слова, одной рукой повитуха схватила за ворот и оттащила в сторону Нанну, другой прижала к себе плачущего мальчишку, погладила по спутанным волосам. Потом наклонилась к нему, внимательно осмотрела лицо и шею. И нахмурилась.

Лешко медленно выпрямился. Рубаха на нем была разорвана, на щеке проступал свежий синяк. Он опустил руки, но кулаки не разжал, словно понимал, что пощады ему не будет.

– Жена ярла идет! – крикнул кто-то из девчонок. – Дайте дорогу госпоже!

Не пришла – прибежала запыхавшаяся Фрейдис. Огляделась не столько сурово, сколько растерянно, пытаясь угадать, что же тут произошло. Нанна с плачем кинулась к ней, прося справедливого суда и защиты:

– Госпожа, этот человек хотел убить моего сына! Я шла к женскому дому и увидела, что он схватил его за горло и собирается задушить!

– Мальчишки стащили немного копченой рыбы, – попытался объяснить Лешко, но его голос заглушили сердитые крики и брань.

– Мой сын вырывался из последних сил, – всхлипнула Нанна. – А когда я подбежала и стала его отбивать, чужеземец ударил меня, и я упала…

– Я не ударил, – Лешко впервые за все время посмотрел Фрейдис прямо в глаза, и она ощутила, как по спине у нее пробежал холодок. – Я оттолкнул.

– Он во всем признался, госпожа, – вышла вперед Сида. – Пусть воины, которых оставил тебе ярл Асбьерн, свяжут его и посадят в яму. И если он доживет до возвращения вождя, пусть по его слову убирается прочь, откуда пришел!