– Да ты здорова ли, чаечка? Исхудала совсем: каждую косточку прощупать можно…

У Фрейдис от волнения пересохло в горле. Словно наяву чужой настойчивый голос принялся уговаривать: промолчи, глупая! промолчи или солги!

– Не пойму, как так вышло, – глядя на него широко раскрытыми глазами, прошептала она. – До сих пор сама поверить не могу…

С лица Асбьерна мигом слетела улыбка, сменилась тревогой. Наверное, успел перебрать все самое худшее, что могло с ней случиться, не зная, какой еще беды ожидать. Для Фрейдис видеть его таким было невыносимо, как и знать, что причиной всему ее глупый, надуманный страх. И тогда она шагнула ближе, положила руки ему на грудь, доверчиво улыбнулась:

– Радость нежданная растет во мне. В середине зимы белый свет увидит.

В первый миг Асбьерн отшатнулся. Таким растерянным Фрейдис видела мужа только в тот злополучный вечер, после разговора с Сакси. Он смотрел на нее и не мог понять, послышалось ему или нет.

– Это правда? – спросил Асбьерн, и собственный голос показался ему хриплым и чужим. Фрейдис ответила:

– Не слыхала, чтобы Ботхильд хоть раз ошибалась.

Он хотел еще что-то сказать, но вместо этого судорожно вздохнул, обнял жену, уткнулся лицом в ее волосы… Все получилось не так, как себе представляла Фрейдис: не было ни упреков, ни подозрений, ни восторгов, ни вознесений хвалы богам. До глубокой ночи они просто сидели вдвоем, обнявшись, не произнося ни слова, словно боялись спугнуть свое невозможное и такое долгожданное счастье.

– Проси что хочешь за эту новость, – утром сказал ей ярл. – Любой подарок привезу, все моря обойду, из-под земли достану.

Фрейдис улыбнулась и обещала подумать.


Глава 36


Вернувшиеся в Рикхейм корабли надолго не задержались. Уже через день Асбьерн ярл отдал приказ грузить кнарр и готовиться к отплытию на Мьолль. Путь предстоял неблизкий, а времени оставалось не так уж много: никто не знал, в какой именно день корабли Олава повернут назад к острову и как скоро прибудут туда. Но все понимали, что к этому времени Эйвинду конунгу и его людям стоило снова собраться вместе.

Перед тем, как покинуть Рикхейм, Йорунн провела обряд посвящения для юной Хельги, чтобы оставить вместо себя не просто помощницу, а истинную служительницу Великой Матери. Рано утром, еще до рассвета они вдвоем отправились в лес, к заветному озеру, развели на его берегу костер. И едва лучи восходящего солнца позолотили верхушки деревьев, обе распустили косы, сняли с себя всю одежду и медленно зашли в прохладную чистую воду.

– Матушка! – подняв к посветлевшему небу руки, проговорила молодая ведунья. – Ты указала мне на эту девушку и помогла разбудить в ней священный Дар. И сегодня я привела ее сюда, чтобы она получила твое благословление и стала Посвященной.

Йорунн велела Хельге трижды окунуться с головой, а потом спросила:

 – Клянешься ли помогать всем, кто нуждается в помощи, от чистого сердца, не причиняя вреда и не ища для себя выгоды?

Хельга, не раздумывая, ответила:

– Клянусь!

Йорунн надела ей на шею ведовской оберег – знак Макоши, вывела на берег и протянула девушке чистую, ни разу не надетую рубашку:

– Пусть отныне свет, тепло и любовь ко всему сущему переполняют твое сердце. Служи людям, неси добро и милосердие в этот мир, и Великая Мать отплатит тебе сторицей.

А потом, словно прочитав мысли Хельги, добавила:

– И не думай, что слишком юна для ведуньи. В день моего Посвящения я была много моложе тебя.

Унн и ее дочери в три голоса отговаривали Фрейдис плыть вместе с мужем на Мьолль, боялись, что в море ей станет хуже. Когда увещевания не помогли, стали пугать ее предстоящей битвой с Олавом: а ну как не выстоит Эйвинд, не удержит за собой остров? Что будет ждать ее и дитя?

Фрейдис упрямо отвечала: не бывать этому, и продолжала собираться. Тогда Унн отправилась вразумлять Асбьерна. Ярл выслушал ее и велел позвать жену.

– Осталась бы ты дома, чаечка, – сказал он. – Поберегла бы себя. Сейчас не лучшее время для дальних походов.

– Я хотела быть с Йорунн в день ее свадьбы, – проговорила Фрейдис. – Хотела повидать брата. Другие мужья забирают на Мьолль своих жен и детей, даже Сванвид, которой пора разродиться.

– Удел жены – следовать за своим мужем, – пожал плечами Асбьерн. – Там, на острове их дом, а наш с тобой здесь, в Рикхейме. Тебе хозяйничать в нем и растить наших детей, а мне – быть вам опорой и защитой. Послушай меня, оставайся дома, а Унн о тебе позаботится. Всем спокойнее будет.

Фрейдис, не привыкшая перечить мужу, молча кивнула и вышла. Сидевший неподалеку от ярла Бёрк посмотрел ей вслед.

– Госпожа очень красива, – похвалил он. – Жаль, что твои слова, Эйдерссон, ее огорчили.

Перед отплытием собирали прощальный пир, и со двора в дом то и дело забегали молодые девушки. Вот промелькнули неразлучные подружки Хельга с Халлой; Бёрк не заметил ни их улыбок, ни нарядных платьев, зато Стейн Фарлан проводил одну из девчонок задумчивым взглядом и надолго запомнил ее серебристый задорный смех.

В день, когда корабли уходили из Рикхейма, Лешко пришел на берег и попросил Асбьерна:

– Возьми меня с собой в поход, ярл. Не в битве, так после нее я тебе пригожусь.

– Нет, – покачал головой Асбьерн. – Живи себе тихо и спокойно, раз уж мои люди тебя терпят. Разве не этого ты хотел?

Лешко не стал его уговаривать. Только перед тем, как уйти, пристально поглядел на стоящего неподалеку датчанина Харальда и негромко сказал ярлу:

– В бою держись подальше от этого человека. Он хороший воин, но судьба его решена, и Морана уже обнимает его за плечи.

Для Йорунн эти дни прошли словно во сне. Никак не верилось, что таиться больше не нужно, и что скоро свидится она со своим возлюбленным, станет ему женой, а он ей мужем.

Старая Смэйни не могла нарадоваться, все повторяла, что с первого дня не желала Эйвинду лучшей жены. Йорунн каждый раз опускала глаза, то смущенно, то растерянно, а однажды вдруг обняла старушку и расплакалась. Смэйни гладила ее по голове, приговаривала:

– А и поплачь, поплачь, дитятко… Если не от горя, а от радости, отчего ж не поплакать?

Говорила, пряча в уголках губ ласковую улыбку. Немного погодя девушка успокоилась, умыла заплаканное лицо, а потом полезла в сундук, достала оттуда самый нарядный платок и с поклоном вручила старушке:

– Ты меня как родную приняла, ничем не обидела, тебе и на свадьбе моей заместо матери быть, невесту к жениху подвести, как у нас принято. Не откажи, будь добра, матушка Смеяна Глуздовна!

В назначенный день многие пришли попрощаться с Йорунн. Приносили подарки, говорили добрые слова, благодарили за доброту и заботу. Девушки обнимали ее и желали счастья, умудренные опытом жены давали советы, дети забирались к ней на колени и просили не уезжать. Ботхильд на прощание подарила ей материнский оберег – защиту для новорожденных, и сказала так, чтобы никто не слышал:

– Детей у тебя будет много, но первым родится сын.

Но больше всего удивилась Йорунн, когда к ней подошел Лешко и протянул на ладони подвеску из черненого серебра – крошечную Перунову секиру.

– Прими в дар, ведовица, – проговорил он с поклоном. – Она сильнее Громового колеса и отгоняет смерть от того, кто ее носит. Я сам ее сделал… давно.

Девушка бережно взяла подвеску. Поклонилась в ответ и сказала:

– Спасибо тебе, Лешко. И пусть благословит тебя Великая Мать.

Кнарр уже принял всех женщин и детей, когда последней по сходням на его палубу поднялась Фрейдис. Двое мальчишек несли за ней сундучок с вещами.

– Это еще что? – сердито спросил с берега Асбьерн. Молодая женщина вскинула голову:

– Ты говорил, что удел жены – всюду следовать за мужем, и я запомнила эти слова, – услыхав это, братья Фарланы переглянулись и рассмеялись. – А еще, – чуть тише добавила Фрейдис, – ты обещал мне подарок. Любой, какой пожелаю.

И пошла устраивать себе место поудобнее. Ярл только вздохнул и велел убирать сходни… Позже, когда корабли уже вышли в пролив, Стейн Фарлан сказал:

– Госпожа Фрейдис не только красива, но и умна. Хорошая жена досталась тебе, Эйдерссон!

В этот раз большую часть пути до Мьолль шли на веслах – середина лета выдалась жаркой и безветренной, легкий ветер надувал паруса только ближе к вечеру. Опасения Унн были напрасны: в море Фрейдис почувствовала себя лучше, ожила и перестала отказываться от еды. А Йорунн напротив – чем ближе они подплывали к острову, тем сильнее охватывало ее волнение и изматывала бессонница. Подруги удивлялись, спрашивали, не разлюбила ли она конунга? Не передумала ли замуж идти?

– Нет, что вы! – устало улыбалась молодая ведунья. – Просто раньше я понять не могла, отчего вы, замужние, перед свадьбой робели, ни есть, ни пить не могли. Теперь понимаю. Лишь о встрече подумаю – сердце заходится. То смеяться хочу от радости, то укрыться от всех и слезы лить…

Фрейдис слушала ее и тихонько поглаживала лежавшую под скамьей Снежку. Волчица тоже казалась взъерошенной и жалкой – ее подросшие щенки остались в Рикхейме, их взяли себе пастухи, уходившие на сетер; Варда держали на другом корабле, а подруга-человечица уже который день была сама не своя. Ничего, улыбалась про себя молодая женщина, потерпите, ждать осталось совсем недолго. День, другой, третий – а там и до счастья рукой подать.

И вот наконец пришел день, когда кормщик Асгрейв, сидевший у рулевого весла на кнарре, приподнялся и, щурясь от солнца, громко сказал:

– Вижу остров Мьолль! Нынче вечером будем пировать в доме конунга!

Самые любопытные перебрались на нос корабля, высматривать землю, которая пока едва виднелась вдали, самые разумные принялись прихорашиваться, и только Йорунн не двинулась с места, неотрывно глядя на плывущие впереди драккары. Смэйни захлопотала вокруг нее, принесла цветные ленты и дорогие зеленые бусы, подарок Унн. Но девушка покачала головой: