Асбьерн заметил его первым. Увидел, как Стервятник несколькими взмахами меча расчистил себе путь – несмотря на то, что он многим годился в отцы, сил у него было еще много. Вот Олав наклонился и поднял с окровавленной палубы смятый светло-синий плащ. Бесцветные глаза под густыми бровями мигом обшарили все вокруг, и хриплый крик заглушил даже лязг оружия:

– Где мой сын?

– Ждет тебя в сумрачном царстве Хель, в пучине холодной реки Слид, где трусу самое место! – ярл смело шагнул вперед. Олав выпрямился и сжал рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев.

– Да кто ты такой? – прорычал он, подбираясь, как зверь перед прыжком. – Другой женовидный наследник Торлейва?

Асбьерн с трудом сдержался, чтобы не броситься на Стервятника и не обрушить на него всю свою ярость. Нет, это был не его бой. Олав не предавал его отца, не отнимал его землю, не мучил его любимую. Потому и убить Олава должен был не он, а Эйвинд. Или Харальд – кому повезет.

Не дождавшись ответа, Стервятник взмахнул мечом, но ярл был готов и отбил удар. Потом еще один. И еще. Несколько раз он мог ранить Олава, но не позволил себе даже такой малости. Это был не его бой. И не его право.

– Оставь его! – услышал он громкий голос Харальда, но так и не понял, к кому обращался датчанин. Олав медленно обернулся и брезгливо поморщился:

– Еще один сосунок!

Харальд хёвдинг сквозь зубы ответил:

– Это лучше, чем быть стариком, крадущим чужих невест для своего слабосильного сына!

Олав расхохотался:

– Стало быть, ты – тот самый Харальд, о котором твердила девчонка из Готланда? Быстро же она забыла тебя в обьятиях моих хирдманнов!

Датчанин метнулся к нему, занося для удара боевой топор. Его противник был выше ростом и крепче, он видел немало битв и из многих выходил победителем. Но на стороне Харальда сейчас сражалась жгучая как огонь ненависть: это она придавала хёвдингу сил, легко отражала и наносила удары. И это она помогла ему на мгновение опередить Олава и полоснуть широким лезвием топора по дорогой кольчуге, защищавшей плечо.

Стервятник охнул от неожиданности и увидел, как разбитые звенья окрасились кровью. Улыбка Харальда напоминала оскал. Рана была не опасна, но бой не закончился. То ли еще будет впереди!

– Харальд! – Эйвинд пробивася к ним сквозь гущу сражавшихся. – Остановись!

Датчанин упрямо мотнул головой и снова набросился на Стервятника. Под его натиском тот отступил на шаг… и пропустил еще один скользящий удар по бедру. Харальд коротко и зло рассмеялся. Боги благоволили ему сегодня!

– Старый падальщик, лишенный удачи! – крикнул он. – Я заберу твою жалкую жизнь, а тело отправлю на корм рыбам!

Кто-то крепко схватил его за плечо. Хёвдинг сердито рявкнул и попытался вырваться, но не смог – хватка у Эйвинда была железная.

– Оставь его мне, – раздельно проговорил конунг. – Это не твоя битва.

– Месть моя будет полной, только когда Стервятник умрет! – стиснув зубы, ответил Харальд. – И он умрет от моей руки!

Олав поглядел на них, опустил меч и ухмыльнулся:

– Поглядите-ка, два недоноска сейчас перережут друг другу глотки за право убить меня. А ведь я могу запросто прикончить обоих!

Эйвинд поглядел на него без всякого выражения. И в последний момент перехватил поднявшийся было топор датчанина:

– Не многовато ли ты берешь на себя, Харальд сын Гутрума? Отправил в Хель Олавссона – и будет с тебя.

Харальд яростно дернулся, вырвал топор из рук Эйвинда, и в глазах его на мгновение вспыхнула злоба. Но в это самое время Олав Стервятник с ревом выхватил из-за пояса тяжелый боевой нож и пустил его в убийцу своего сына. Если бы Харальд смотрел в его сторону, он бы увернулся или закрылся щитом. Или отбил летящее жало широким лезвием топора…

Ни Эйвинд, ни стоявший неподалеку Асбьерн не успели ничего сделать. Нож вошел в шею Харальда по рукоять, кровь брызнула во все стороны и рекой потекла по чешуйчатой броне. Лицо датчанина побелело. Он запрокинул голову, пошатнулся и выронил топор. Одними губами прошептал: Йонна… И упал.

– Один готов! – прохрипел Олав. – Теперь возьмусь за другого!

Эйвинд встретился с ним взглядом… и впервые за долгое время Стервятнику стало не по себе. В глазах молодого Торлейвссона он увидел свою судьбу, и она показалась ему безрадостной. Холодные волны с осколками льда, острия мечей в мутном потоке – или тесные клети, сплетенные из ядовитых змей. Что уготовит ему неподкупная владычица Хель?

– Я не убью тебя в битве, – проговорил конунг. – Ты не умрешь, как подобает воину, и не отправишься пировать в Вальхаллу. Я лишь заберу у тебя отцовский меч. Он должен вернуться домой.

– А не боишься, что этот меч отправит тебя к праотцам? – прорычал Олав. Он все еще надеялся, что его хёвдинги придут к нему на помощь.

Эйвинд ответил:

– Бояться – удел трусов, таких, как ты.

Два меча с лязгом отскочили друг от друга. Теперь Олаву было не до насмешек: светловолосый вождь оказался опасным противником. И ярость не ослепляла его, не превращала в берсерка – она была холодной, как лед, и оттого пугающей до дрожи.

Одному из хёвдингов Олава все же удалось пробиться к своему вождю. Но на пути рыжебородого великана встал Асбьерн, и его мечи приняли на себя удар секиры. Теперь ярлу уже не нужно было себя сдерживать, и вскоре хёвдинг, захлебываясь криком, тяжело упал между скамьями и затих.

Под натиском Торлейвссона Олав вынужден был отступать. Шаг, другой – и вот он оказался прижатым к борту корабля. Долгая схватка измотала его, помощи ждать было неоткуда. Всюду лежали тела погибших, и больше половины из них были его людьми... Кажется, боги отвернулись от него, но Олав упрямо не хотел в это верить.

– Один! – взревел он и, собрав последние силы, нанес удар. Меч, выбитый из руки Эйвинда, перевернулся в воздухе и с тихим плеском упал в воду.

– Передай отцу, что он вырастил никчемного сына! – прохрипел Олав и замахнулся снова. Но Торлейвссон чудом ушел от свистящего лезвия и при этом успел подхватить с палубы брошенный кем-то топор. А потом не острием – обухом, крепко ударил Стервятника в висок.

…Мир рухнул, и темные воды реки Слид накрыли Олава с головой. Скользкие холодные змеи обвили и сжали его шею…

Эйвинд конунг бережно поднял отцовский меч, выпавший из рук поверженного врага, вложил его в ножны. И, подозвав своих воинов, указал на бесчувственное тело:

– Свяжите его и отнесите на мой корабль.


Глава 39


 Сражение понемногу затихало. Кое-где на Стервятниковых лодьях добивали тех, кто упорно сопротивлялся, но большинство кораблей уже были очищены. Хуже всех пришлось, как ни странно, Инрику – пока датчане рубились с людьми Олава на первом втянувшемся в бой драккаре, их начали обстреливать лучники с четвертого, стоявшего в стороне корабля. Многие были ранены и убиты; но неожиданно поток стрел прекратился. Уже потом Инрик узнал, что драккар этот был немецким, недавно захваченным, и в трюме его сидело десятка три пленных саксов. Они-то и выбрались потихоньку во время боя, похватали оружие и живо расправились с викингами, которых оказалось вдвое меньше числом.

– Они поступили храбро, и я вернул им свободу и их корабль, – рассказал Вилфредссон. – Пусть уплывают. Нам хватит другой добычи.

– Мудрое решение, – согласился с ним Эйвинд. – Иначе тебя ждал бы еще один бой.

Весть о гибели побратима опечалила Инрика. Но когда он увидел, как связанного и еще живого Стервятника волокут и бросают в трюм, скорбь уступила место гневу.

– Почему ты не убил его? – набросился он на Эйвинда. – Для чего оставил трусу его никчемную жизнь?

Конунг ответил:

– Потому, что я хотел для него бесславной смерти. А не такой, что ведет по небесной дороге прямо в обитель богов.

И более ничего добавлять не стал. Сейчас его больше заботил не Олав, не пленники и не добыча, а воины, храбрость которых принесла ему победу.

Редкая битва обходится без потерь. Так бывает, если викингам попадается торговый кнарр, на котором идут не воины, а купцы, не умеющие сражаться. Но когда встречаются несколько боевых кораблей, полных отчаянных бойцов, многие хирдманны гибнут во время схватки или чуть погодя умирают от полученных ран. В этот раз неудача постигла воинов Олава – со всех четырех драккаров собрали чуть больше двадцати пленных, способных перенести дорогу. Но и на кораблях, шедших с острова Мьолль, опустели скамьи…

Радим потерял одного из дружины; другой из последних сил боролся за жизнь. Сам вождь словен передвигался с трудом, волоча искалеченную в бою ногу… Люди Асбьерна были ранены все до единого, даже могучий Бёрк и проворный Стейн, а души шестерых его воинов уже направлялись к воротам Вальхаллы. Сам ярл не нашел у себя ни одной царапины, которую можно было назвать настоящей раной. По крайней мере, он так сказал.

На палубе Мстящего Волка в ряд лежали двенадцать погибших, и Эйвинд, проходя мимо, застыл на месте, узнав в одном из них Лодина. В груди кормщика торчал обломок копья. Молодой Халльдор сидел на палубе возле него, чуть покачиваясь и низко склонив перепачканную в крови голову.

– Что случилось? – спросил конунг у Лейдольва, прижимавшего к груди перебитую руку. Тот ответил:

– Мы никого не подпускали к Лодину, но так вышло, что два воина оттеснили Халльдора на корму и рассекли ему лоб ударом меча. Кровь полилась и помешала ему  увидеть, что сбоку в него готовятся метнуть копье. У Лодина не было в руках щита, и он прыгнул вперед, закрыв собой Халльдора… Какое-то время он еще жил, и даже успел на прощание что-то сказать твоему брату.

– Он сказал, что я обязательно должен вернуться к сыну, – с невыразимой мукой в голосе проговорил Халльдор. – Как будто у меня одного есть сын!