– Такой была твоя мать, Эйвинд.

Йорунн, услышав это, мысленно поблагодарила за все Великую Макошь. Для нее не существовало лучшей похвалы...

…как однажды к празднику середины лета Асбьерн привез на Мьолль жену и детей. Фрейдис и Йорунн, не видевшие друг друга несколько лет, сначала обнимались и плакали от радости, а потом болтали без умолку до самого вечера – столько всего хотелось вспомнить, стольким поделиться… Ярл показал побратиму своих сыновей-трехлеток. Более рослый и крепкий Торлейв отличался спокойным нравом, а Эйнар, уступавший брату в сложении и силе, напротив, рос отчаянным задирой, и потому Торлейв слушался его и даже порой признавал над собой старшим.

Эйвинд велел привести своего сына. Маленький Рагнар действительно был очень похож на отца – такой же светловолосый, только глаза как у матери, серые. Йорунн смотрела на него и улыбалась. Дочь Альвдис, которую она в начале зимы подарила мужу, была темноволосая и зеленоглазая.

– Ну, идите, поиграйте вместе во дворе, – ярл подтолкнул мальчишек друг к другу. А потом повернулся к Эйвинду: – Ты слышал новости о Вилфредссоне? Говорят, прошлой осенью Инрик женился на одной из дочерей датского конунга. На свадьбу съехались гости со всей Готланд. Были и халейги, и даже кто-то из Вестфольда. Я думал, сын Вилфреда пригласит и тебя.

– Я уже давно не видел ни Вилфреда, ни его сына, – сдержанно ответил конунг. –Думаю, и они не очень-то хотят меня видеть.

На этот раз Асбьерн не промолчал:

– А я думаю, что ваша размолвка не приведет к добру. У Стервятника память цепкая. И если вместе нас всех он победить не смог, то порознь раздавит одного за другим.

– За Инриком теперь стоит сам готландский конунг, – усмехнулся Эйвинд. – Вряд ли Олав осмелится его тронуть.

Но от слов, сказанных побратимом, на душе у него стало тревожно…

…как в самом начале следующей весны Сакси стал собираться в дальний путь. Целых семь лет он не видел мать, и пришла пора вспомнить о первом гейсе. Покидать Мьолль ему не хотелось, да и Эйвинд не обрадовался, узнав, что ведуна все лето не будет на острове. Но уговаривать его остаться конунг не смел. Слишком хорошо помнил, что бывает с теми, кто нарушает данные когда-то обеты.

Он хотел, чтобы Сакси отправился домой на боевом корабле, но ведун отказался.

– Тебе самому воины пригодятся, – хмуро сказал он. – А мне хватит и крепкой лодки. Возьму с собой только двоих рабов помоложе, чтобы было кому грести и с кем поболтать в дороге. И постараюсь вернуться скорее.

Провожать его пришли юная невеста Сигрун и Йорунн. Жене конунга Сакси на прощание сказал так:

– Из всех жителей Мьолль ты одна владеешь божественным Даром. Теперь вся надежда только на тебя.

Далеко не сразу Йорунн поняла, о каким именно даре он говорил...


Глава 41


…как удивительно меняется мир, когда находишься в теле птицы! Давным давно, в самый первый раз, измученная жаждой Йорунн думала только о том, как бы поскорее скинуть оберег к ногам датчанина, и ничего более не заметила. Но когда спустя несколько лет ей снова удалось поместить свою душу в тело чайки и поглядеть на мир ее глазами, она увидела удивительную картину, непривычно яркую и четкую. Какие восхитительные переливы и оттенки красок открылись ее взору! Не было и, наверное, никогда не будет в человеческом языке слов, чтобы описать их. Чего стоило одно только солнце голубого цвета!

С огромной высоты молодая ведунья наблюдала за рыбами, скользящими под водой. А на земле могла разглядеть не то что людей – каждый камушек, каждую травинку. Каким хрупким и маленьким виделось все оттуда, где царили солнце, ветер и свобода!

Как захватывало дух от быстрого полета, когда чайка камнем падала вниз, чтобы поймать серебристую рыбку! А как изумительно было скользить по воздушным потокам, время от времени взмахивая крыльями!

Но Йорунн использовала свой дар не ради забавы и удовольствия. Постепенно она училась направлять птицу туда, куда ей было нужно, и перестала быть просто молчаливой гостьей в ее теле. Она уже могла различать крики чаек и крупных бакланов, знала, когда они тревожатся и предупреждают своих сородичей об опасности, а когда радостно сообщают им о большом косяке рыбы. И старалась использовать эти знания, чтобы научиться разговаривать с ними.

Люди на острове знали, что жена конунга любит морских птиц и были уверены, что она понимает их язык – крылатые духи моря слетались к Йорунн по первому зову и не боялись брать угощение из ее рук. И все говорили, что молодая ведунья принесла удачу этому острову, и хвалили Эйвинда за разумный выбор...

…как однажды, справившись с делами, Йорунн решила немного развеяться и чайкой взлетела со скалы в синюю высь неба. Помчалась над морем на быстрых крыльях, чтобы проверить, как далеко от острова сможет унести ее птица.

Смэйни, сидевшая с маленькой Альвдис, всполошилась, когда Йорунн вдруг резко поднялась с постели и, еще толком не придя в себя, бросилась вон из дома. Эйвинд с кем-то из старших был во дворе, когда подбежавшая к нему молодая женщина схватила его за руку и прошептала, задыхаясь от подступавших рыданий:

– Я видела плывущие к острову корабли!

Пальцы ее были холодны, как лед. Эйвинд посмотрел в заплаканные глаза жены и спросил:

– Сколько их, и далеко ли они от Мьолль?

Чужеземных лодей было девять. Дозорные заметили бы их на рассвете следующего дня.

В этот раз желающих сразиться с Олавом было больше, чем мест на драккарах. Все понимали: если он победит и вернет себе остров, выжившие позавидуют мертвым.

– Морские кони не смогут нести слишком много людей, – покачал головой Эйвинд конунг. – А если вдруг случится так, что все мы погибнем, и корабли Стервятника подойдут к Мьолль, кто-то должен будет встать на защиту жилища. Чтобы женщины и дети успели хотя бы убежать в лес.

Мстящий Волк и драккар молодого Халльдора, названный Ястребом, уже были готовы к отплытию, когда вернулись гонцы от ближних соседей. Вести были хорошими: хевдинги пообещали прислать лодьи и людей. Но Эйвинд все равно хмурился, глядя на горизонт. Даже если у них будет пять боевых кораблей, выстоять против Олава и его союзников им вряд ли удастся… Он сожалел лишь об одном – о том, что не успеет позвать на помощь Асбьерна. Славная была бы битва – много песен сложили бы скальды о силе и отваге двух побратимов! И славная смерть – с оружием в руках, почетнее которой нет для вождя и воина.

– Эйвинд, – Йорунн надела на шею мужу заветный оберег, взглянула в его глаза. – Ты жизнь моя, любовь бесконечная… Я буду молить богов, посылающих удачу, чтобы они не оставили тебя. И сама буду рядом – всеми мыслями, всей душой!

– Я вернусь, – конунг поцеловал жену, подержал на руках сына, потом прижал к себе свою любимицу, Альвдис, зарылся лицом в ее теплые, пушистые волосы. После отдал дочку Йорунн и направился к своему кораблю. Как всегда, не оборачиваясь…

Ненависть всегда жила в сердце изгнанника по имени Олав. Сперва он ненавидел более удачливых братьев, забравших себе все отцовские владения и оставивших его ни с чем. В те времена его называли Олав Безродный... Потом удача принесла ему крепкий корабль и хороший хирд, с которым он добывал столько серебра, сколько мог пожелать – тогда его прозвали Беспощадным за свирепый и безжалостный нрав. Но серебра ему было мало. Ненависть к тем, кому судьба уготовила больше, не давала покоя, и однажды, обманув доверие человека, который считал его другом, Олав стал конунгом и хозяином острова Мьолль. Но люди стали называть его Олав Стервятник. Не слишком хорошее прозвище для вождя… Тогда Олав стал ненавидеть тех, кто думал и говорил о нем плохо, кто вольно или невольно становился у него на пути. И расправлялся с обидчиками без всякой жалости, будь то живший по соседству бонд, или свейский хёвдинг, или готландская девчонка…

До тех пор, пока на его пути не появился молодой вождь по имени Эйвинд.

Теперь Олава звали Одноруким, и ни своего хирда, ни серебра, ни земель у него больше не было. Оставалась только всепоглощающая, жгучая ненависть к тем, кто осмелился бросить ему вызов, тем, кто победил его, унизил и искалечил. Он и жил все эти годы только ради того, чтобы отомстить – уничтожить злополучного потомка Торлейва конунга, а потом расправиться с его родными и близкими. Ради этого он искал жаждущих поживы сэконунгов, уговаривал их заключать выгодные ему военные союзы, клеветал, изворачивался, лгал… Хитроумный Сверре был по-прежнему рядом и помогал когда дельным советом, когда каплей яда или ударом ножа. Он не искал ни богатства, ни славы, не жаждал мести – ему просто нравилось одурачивать, плести заговоры и убивать. Пожалуй, он был единственным человеком, которого Олав Однорукий немного побаивался. И которого все никак не решался убить…

Наконец, пришло время большого похода на Мьолль. Олав знал, что на этот раз ни датчане, ни словене не встанут на сторону Эйвинда. И верил, что победа его будет быстрой и легкой.

Но, видно, всемогущие боги решили иначе.

Однажды рыбаки из Рикхейма вернулись домой раньше обычного. Они привезли с собой человека, в груди которого глубоко засела стрела. Раненый был еще жив, несмотря на то, что пробыл в воде всю ночь, и травнице Хельге удалось привести его в чувство своими отварами. Когда стрелу вытащили и раны закрыли повязками, раненый заговорил. Речь его была путанной и бессвязной; разобрали лишь отдельные слова на языке данов и тогда решили позвать Асбьерна.

– А ведь я где-то видел этого человека, – задумчиво проговорил ярл. – Его лицо мне знакомо. Не приходил ли он когда-то с Вилфредом хёвдингом к нам на Хьяр?

К утру сознание датчанина прояснилось, и он рассказал, что его корабль погиб недалеко от Вийдфиорда. Несколько чужеземных лодей разорили и пустили на дно драккар, принадлежавший Вилфреду Скале.