– А что стало с хёвдингом? – тревожно спросил седобородый Сигурд.

Раненый ответил:

– Вилфред всю зиму страдал от застарелой болезни, и летом ему не стало легче. С нами пошел его молодой племянник, и теперь его тело на дне, там же, где и драккар.

– Чьи люди напали на вас? – нахмурился Асбьерн. Недобрые вести поселили в сердце ярла предчувствие гораздо большей беды. И он понял, что не ошибся, когда услышал в ответ:

– Эти викинги шли на юго-восток за богатой добычей. И вел их человек, у которого не было правой руки.

Стоявшая неподалеку Фрейдис увидела, как изменилось лицо ее мужа. Асберн ничего не сказал, только резко поднялся и вышел, хлопнув дверью. Вскоре во дворе послышался шум и топот множества ног – ярл приказал своим хёвдингам грузить боевые лодьи.

Когда на драккарах подняли мачты и люди сели на весла, ожидая команды к отплытию, к Асбьерну подошел Лешко.

– Возьми меня с собой, ярл, – попросил он. – Я тебе пригожусь.

Асбьерн, как и в прошлый раз, ответил:

– Мне пригодился бы воин, а не хромой ведун. И без твоих предсказаний ясно, что нынче Смерть не уйдет без хорошей поживы.

Взгляд у Лешко стал тяжелым, на скулах заходили желваки, и он тихо, но внятно проговорил:

– Пусть я не умею сражаться, но грести могу не хуже других. И если бы ты не считал меня бесполезным, многие судьбы сложились бы иначе. Но на этот раз я не отступлю. Если ты не позволишь мне подняться на борт, я возьму лодку и поплыву следом за кораблями.

– Посмотрел бы я, далеко ли ты уплывешь, да не до того сейчас, – проворчал Асбьерн, удивленный его решимостью. – Поднимайся, сгодишься вычерпывать воду из трюма, если случится шторм.

Едва впереди показались чужеземные лодьи, Эйвинд конунг оставил Асгрейва у рулевого весла и перешел на нос своего корабля, где следовало находиться вождю. Ветер хлестнул его по лицу, отбросил назад густые светлые волосы. Вдалеке словно хищные птицы на крыльях парусов летели к Мьолль девять драккаров, и на каждом готовились к битве не меньше тридцати воинов. Эйвинд выглядел спокойным, хотя за ним шло вдвое меньше людей, и помощи ждать было неоткуда. И мало кто мог представить, что творилось у вождя на душе.

Где-то в вышине пронзительно вскрикнула белокрылая чайка.

Эйвинд поднял голову, проследил за ее полетом… и заметил у горизонта едва различимые силуэты трех кораблей. И долго еще смотрел на них, не смея поверить в увиденное.

– Это драккары Асбьерна! – крикнул с Ястреба молодой Халльдор. – Асбьерн ярл идет сюда!

В этот раз Йорунн не смогла просто сидеть и ждать, гадая, чем закончится битва. Она сердцем чувствовала, что должна быть там, что должна увидеть все своими, или почти своими глазами. Ей было страшно, как еще никогда не бывало в жизни – до дрожи в руках, до холодного пота. Но молодая ведунья сумела заставить себя позабыть о страхе. Она попросила Смеяну Глуздовну посидеть с детьми и заперлась у себя в покоях. Стараясь успокоиться, рассуждала так: если Олаву улыбнется удача, она первая узнает об этом и предупредит тех, кто остался на Мьолль. В корабельном сарае остался кнарр… они успеют вывезти с острова хотя бы детей.

Вскоре Йорунн чайкой взлетела в синюю высь неба и, догнав корабли Эйвинда, стала кружить над ними, зорко глядя по сторонам. И радостно закричала, когда увидела знакомые паруса – три драккара из Рикхейма спешили на помощь! Это был добрый знак: боги по-прежнему благоволили конунгу и его побратиму. Только бы удача не покинула их в бою!

Она видела, как началась битва. Как корабли стремительно сошлись, сцепились когтями багров и крючьев, как с криками воины перелетали через борта, занося для удара мечи, топоры и копья, как в воздухе потемнело от смертоносных жалящих стрел… Йорунн смотрела вниз и чувствовала, как от ужаса у нее разрывается сердце. Тела погибших устилали палубы, звон оружия перекрывал громкие крики и стоны раненых. Смерть и боль царили повсюду… Не в силах остановить происходящее и не имея возможности помочь, белокрылая чайка горько плакала, кружа над драккарами.

Матушка, милая, да что же это? Для чего боги научили людей быть жестокими и позволили им убивать друг друга из ненависти, злобы и алчности? На земле места много, отчего не жить всем в ладу и мире, храня самое священное из дарованного богами – жизнь…

Сил у нее уже почти не осталось. Йорунн знала, что и тело ее, неподвижно лежащее в доме далеко отсюда, постепенно немеет и остывает, и возвращение в него будет мучительным, возможно, даже опасным. Но уйти она не могла, словно что-то держало ее здесь, рядом с Эйвиндом…

Крепкий щит и обшитая железом куртка уберегли конунга от глубоких ран в самом начале боя. Но потом случайная стрела впилась ему в предплечье, а топор одного из противников оставил кровоточащий след на бедре. Эйвинд успел увернуться от летящего прямо в него тяжелого копья, но не заметил брошенный кем-то дротик – тот лишь по счастливой случайности ударил вскользь, распоров ему кожу на виске. Кровь заструилась по щеке, потекла за ворот куртки, но вождь не обращал внимания на раны. Он видел, как смерть настигает тех, кто поклялся идти за ним до огня и костра, и это причиняло ему гораздо больше боли. Впрочем, об этом Эйвинд тоже старался не думать. Он поил отцовский меч кровью чужеземцев и искал среди них Олава и Сверре…

Зоркие глаза Йорунн нашли конунга в толпе сражавшихся, и на мгновение на душе у ведуньи стало легче – ее муж был жив. И тут же боковым зрением она заметила человека, незаметно для всех спрыгнувшего за борт одного из чужеземных драккаров. Вначале ей показалось, что он попросту струсил и пытается бегством спасти свою жалкую жизнь… но нет. Человек этот вынырнул, огляделся и бесшумно поплыл к Мстящему Волку.

Чайка сделала круг, спустившись чуть ниже. Этот человек не был воином, на нем не было ни шлема, ни брони, но он плыл, держа в зубах длинный боевой нож – похожий когда-то был у Ормульва хёвдинга. Вот он нашел свисающий с кормы обрывок веревки, уцепился за него и кое-как влез на палубу. Странное дело: никто не заметил его появления – воины пробегали мимо него, словно мимо пустого места. И тогда Йорунн, заставив послушную птицу подлететь еще ближе, вгляделась в его лицо…

Наверное, его можно было назвать красивым. Но Йорунн увидела то, что скрывалось за правильными чертами и таилось в глубине черных, как ночь, глаз. Все дети Локи были чем-то похожи друг на друга, но если Сакси казался ей милым и славным, то лицо его сводного брата вызвало у нее отвращение. Этот человек не знал, что такое любовь и долг, не считал священной чужую жизнь и никогда не раскаивался в содеянном. И сейчас, пользуясь своим колдовским даром и отводя всем встречным глаза, он пробирался в самую гущу сражения. Туда, где был Эйвинд конунг…

Разгадав его замысел, белокрылая чайка с пронзительным криком бросилась вниз, ударила клювом, захлопала крыльями над головой колдуна. Сверре, оскалившись по-волчьи, отмахнулся – но Великая Мать хранила свое дитя, и острый нож лишь срезал несколько перьев. Птица метнулась в сторону, а потом снова кинулась на врага, не переставая кричать, и крики ее привлекли внимание воинов. Морок спал, и Лейдольву, заметившему Сверре одним из первых, хватило мгновения, чтобы послать ему в спину одну за другой две стрелы. Охрипшая от криков чайка медленно кружила над кораблем, наблюдая, как умирающий колдун бьется в агонии, захлебываясь собственной кровью. Когда у богов кончается терпение, не спасает ни происхождение, ни сила, ни дар…

Однако праздновать победу было еще слишком рано. Чужеземные воины оказались храбрыми и могучими бойцами, и потому им сопутствовала удача. И их было больше, много больше, чем тех, кто сражался за Эйвинда конунга. В этот раз пленных не брали и не щадили раненых: бились не ради рабов и добычи – насмерть!

Но Йорунн больше ничего не успела увидеть. Время ее истекло, и обессиленная душа сама по себе выскользнула из птичьего тела, отпустив на свободу перепуганную и уставшую чайку. А через самое малое время вернулась в холодное, застывшее тело ведуньи и с огромным трудом заставила его сделать вдох, потом другой… Йорунн в кровь искусала губы, чтобы не закричать от боли, беспощадно терзавшей ее. А после забылась глубоким сном, и проснулась только тогда, когда старая Смэйни тронула ее за плечо и тихо сказала:

– Корабли возвращаются, госпожа…


Глава 42


Позже ей рассказали, как люди Асбьерна полностью очистили и отправили на дно два чужеземных драккара, и как викинги с уцелевших лодей стали забрасывать Мстящего Волка и корабль Халльдора горящими стрелами. Как вспыхнул парус на Ястребе, а потом загорелись снасти и мачта, и как воины прыгали за борт, чтобы спастись от огня. Рассказали, что молодой Халльдор остался лежать на палубе – он был тяжело ранен, и сил у него хватило только на то, чтобы приподнять голову и крикнуть:

 – Скажите моему брату, что мы славно сражались сегодня! И если у Сванвид родится сын, пусть назовет его Ульвом…

Рассказали, что Эйвинд конунг услышал его слова и, разметав налетевших на него воинов, бросился в воду, чтобы добраться до гибнущего корабля и вытащить Халльдора. И это ему удалось. Вот только он не заметил, как в воде с его шеи сорвался оберег, который дала ему Йорунн. Должно быть, развязался намокший узел, и Перунова секира, соскользнув со шнурка, исчезла в морской глубине…

Когда Эйвинд, крепко держа Халльдора, уже плыл назад к Мстящему Волку, путь ему преградила чужая лодья, и знакомый хриплый голос окликнул его:

– Эй, Торлейвссон! Помнишь меня? А ведь я не умер, хоть ты на это надеялся!

Эйвинд поднял голову. На носу лодьи, обнимая уцелевшей рукой резного дракона, стоял Олав Стервятник. А возле него – трое лучников, уже готовых стрелять.

– Вижу, ты не удивлен, – нахмурился Олав. Он почти не изменился за прошедшие годы, ничуть не одряхлел и казался таким же крепким и сильным, как и прежде. – Я мог бы вытащить тебя, как щенка, из воды, вызвать на поединок и убить в честном бою. Но ты сделал все, чтобы лишить меня этой удачи, – он приподнял обрубок правой руки и криво усмехнулся: – Теперь поглядим, хватит ли везения тебе самому!