У меня просто двоится в глазах от нервов. Нет, нет, нет!

Это ошибка. Это… Боже, мама родная, дорогая, милая мамочка!

Я… беременна.

* * *

Вот, оказывается, как бывает. Счастье приходит тогда, когда его вообще не ждешь. Говорят, дети — это счастье. Но сейчас я испытала совершенно непонятные эмоции. Мне казалось, что всё, что сейчас произошло мной — просто какая-то глупая шутка. Последствия наркотиков, которые подмешал мне в чай Артём, решив ещё разок поглумиться.

Мои оправдания — полный бред. Как бы я не лупила себя за по щекам, моё состояние в данный момент — здоровее некуда. Чай мне принес официант, а не Артём. У меня был секс. Беременность не исключена. Тем более, если этот секс осуществлялся в состоянии полного небытия.

Вот гады! Вот они попали! Прибью их! Хотя тут нужно действовать очень осторожно. Мажоры же. Сами меня прибьют, чтобы я не порочила их репутацию. Вот и как им сказать? Что мне делать? Боже! За что ты так со мной? Мне ещё рано становится мамой. А как же учёба? Как же карьера и грандиозные планы на будущее? Да меня мигом попрут за неуспеваемость. Не только с учебы, но и с работы. Если я вдруг не признаюсь близнецам, то обеспечивать ребёнка и себя придётся самой.

Сколько вопросов… И ни одного здравого ответа. Только сижу, забившись в угол ванной. Рыдаю, рву на себе волосы. Я ведь столько сил потратила, чтобы оказаться в лучшем вузе страны! Столько зрения угробила на подготовку к экзаменам! И что? Что в итоге?

Отчислят. Вот что. На содержание ребёнка, тем более матери-одиночки, требуются деньги. Хотя есть ещё один хитрый способ. Взять кроликов за яйца! Мол, если откажутся признавать ребёнка (хотя так и будет, я уверена, они ведь мажоры), то я пойду на телевидение и расскажу журналистам, что сынки мэра вдвоем совратили бюджетницу. Теперь она ждёт ребёнка и вообще непонятно, кто отец. Сами Назаровы опровергнут мои слова, утверждая, что я — лгунья. Но медицина не дремлет. Тесты ДНК никто не отменял. Пусть сами расхлебывают ситуацию. Это они виноваты в первую очередь. Это были их дурацкие игры.

А заявление будет сенсацией века! Полный позор и срам мэру Михаилу Назарову. Отличный план, вот только я не такая… не такая стерва. Не умею себя вести подобным образом. А если не повезёт? Они ведь такие могущественные со своими миллионами. Заткнут глотки любой телевизионной тявкалке, а меня в бетон закатают.

Обхватив колени руками, от полного отчаяния я разрыдалась в голос. Так и просидела в ванне часа два, наверное, толком не придумав план по устранению проблемы. Одно решила точно — ребенок будет жить.

Со мной или без меня. Но я не буду убивать невиновного человека из-за глупости троих безголовых «подростков». Почему подростков? Потому что в тот день мы повели себя именно так.

Я корю себя. Сожалею о многом. Я в отчаянии. Но слезами горю не поможешь. Разве что силой духа.

* * *

Выпив горячего чаю, я немного пришла в себя. Что ж, поплакали и хватит. Слезами горю не поможешь. Это случилось, это жизнь. Это реальность. Нужно не кукситься, а действовать. Сказать братьям, не сказать? Не знаю. Я боюсь. Боюсь их реакции. Вдруг они меня придушат, они же испугаются за репутацию папочки и сделают всё, чтобы я избавилась от малыша. Наплевав на мои чувства и на то, что нерожавшей девушке опасно делать аборты. Тем более, с резус-отрицательной группой крови. У меня — четвертая отрицательная. По крайней мере, я должна сообщить матери о случившемся. И сделаю это прямо сейчас.

Отодвинув кружку в сторону, я набрала номер мамы. На звонок долго не отвечали. Лишь на десятом гудке, послышался сонный хрип:

— Алло.

Ну вот, набрав в грудь побольше воздуха, сначала я ходила вокруг да около… рассказывала ситуацию. Мать слушала молча, как будто уснула, даже захрапела в трубку, а потом, когда услышала слово «беременна», тут же очнулась. И… заорала в голос так пугающе, что, наверно, всё общежитие услышало её «глубоко интеллектуальную речь».

— Ты что?? Ты залетела что ли? Вот ты дрянь! Я так и знала! На меня даже не надейся! Ты и так меня бросила! Смылась, оставив без копейки!

— Неправда! Я устроилась на работу, я скоро переведу тебе денег!


Но ты же их пропьешь… снова.


— Вырастила «подарочек», называется. Одна на своем горбу тащила! И где благодарность? Молись, чтобы ты сама выкинула этого… Или я тебя придушу! Шмара! Приеду и придушу…

Я бросила трубку. Этого? Она назвала ребёнка «этим». Слов нет. К черту все! Сама справлюсь, как обычно. Лучше бы она просто бросила меня под колёса. Или сразу в приют! В детском доме я была бы намного счастливее, чем под опекой недочеловека, что ходит под себя и ест с пола, как собака. Понимаю, что родителей не выбирают, что я плохая дочь, если брошу мать навсегда. Но я не железная, я больше так не могу!

Она не исправится. Она мне не мать. Мать не та, которая родила, а та, которая вырастила. Когда я её вижу — чувствую лишь боль в сердце и слёзы на ресницах. За что? За что она так меня ненавидит?

Вся эта показуха с учёбой, с медалями за первые места на олимпиаде, красным дипломом… Это делалось лишь для неё. Чтоб показать, какая у неё умная, хорошая дочь. Чтобы после этого она меня полюбила, начала уважать, дарить ласку, тепло. То есть те чувства, которых мне так сильно не хватало, которых я была лишена с самого рождения.


Я не заметила, как опустилась на корточки возле ванны, как накрыла лицо ладошками, дала волю крику. Эли не было в общежитии, она уехала к своему парню и осталась у него с ночевкой. В мыслях снова и снова, снова и снова вертелись фразы матери, будто острыми лезвиями кромсали моё грохочущее сердце.

Неприятная слабость ознобом сковала всё тело. Мне стало холодно. Руки тряслись с такой силой, что я не могла удержать телефон. Кое-как доползла до кровати. Забралась под одеяло, чтобы согреться. Закрыла глаза, провалившись в чёрный туман. Обратно в реальность меня вырвал острый спазм внизу живота, что скрутил клубком, отчего я невольно прижала колени к груди и жалобно всхлипнула.

Когда боль немного отступила, на шатающихся ногах, придерживаясь за стены, я дохромала до туалета. Тогда я не понимала, что со мной происходит. Но внутренний голос подсказывал, что мне нужно срочно позвонить Эле. Особенно после того, когда живот повторно схватило, а на пижамных штанах я заметила алые пятна крови.

Голова закружилась, как во время катания на качелях. Повезло, что телефон всё это время находился в моей руке. Открыв телефонную книгу, я нажала на первый номер, что высветился на экране, имя которого начиналось на букву «А».

Я смотрела на пятна крови на белье и захлёбывалась от страха.

Нет. Я не хочу. Не хочу его терять…

Трубку долго никто не брал. Когда я собралась нажать на сброс вызова, сонный мужской голос пробубнил нечто невнятное в динамик, но я, всхлипнув, обрывающимся голосом перебила:

— Артём, Артём… я… я б-беременна. Я узнала об этом только сегодня. У меня очень сильно болит низ живота. А на белье… кровь.

Глава 12.

Артем


Вот тебе и замухрышка-мышка. Врезала, так врезала!

Я крутился на кровати, вот уже полночи не мог уснуть, всё думал о девчонке, одной рукой поглаживая до сих пор пылающую жаром щеку, другой — прижимая к вискам пакет со льдом. Голова трещала, как будто я лихачил без шлема на мотоцикле, врезался в столб и заработал сотряс. Этот удар хрупкой на вид ручонки, но пипец, оказывается, сильной на деле, хорошенько встряхнул мне мозги. Проклятье! Я еще больше заболел Мармеладкой.

Да, именно в тот момент, когда она мне двинула. Капитально устроила встряску башке. В тот момент после удара там, в черепушке, что-то заклинило. Вот так вот… Именно так! У меня проснулись чувства к Яне.

Утром я так и не успел её догнать. Ноги подкосились из-за похмелья. К тому же ещё и удар, блин, дезориентировал. А она убежала. Вся в слезах. Жалко очень. Если бы можно было отмотать время назад, я бы всё исправил. Да, я жалею о многом. Я идиот. Послушал брата, точнее — не хотел, чтобы он выставил меня слабаком и трусом перед дружками. Поэтому и согласился. Но в тот момент Яна нравилась мне не столь адски сильно, как сейчас. После ночи жаркой любви и отрезвительного хука по морде.

Но та ночь, в отношении ощущений, была божественна. Ни с одной девушкой, даже самой красивой, я не испытывал ничего подобного — такого яркого, что в голове и в паху взрывались радужные салюты.

Я закрыл глаза, напряг извилины и вновь вернулся в тот день. Память частично восстановилась. Понемногу я начал вспоминать минувший вечер. Мурашки по коже от того, какие картинки всплывали в моих мыслях — яркие, острые горячие! Ух! Мне стало очень душно, даже лёд не помогал. А мой приятель в трусах налился кровью и до боли врезался в поверхность матраса. С ума сойти! Когда такое было? Чтоб вот так вот, как пятнадцатилетний задрот, от одних лишь мыслей становился тверже металла?

— Мармеладная девочка, — где-то вдали, родом из прошлого, в мыслях эхом загудел голос брата.

— Что? Мармеладная? Почему ты так на её назвал?

— Потому что она сладкая…

Он подошел к Яне со спины, схватил за волосы и облизал бархатную кожу малышки. От ключицы до самой мочки. Девчонка вскрикнула. И едва не упала от слабости, но брат её придержал. Пьяненькая такая.

Доступная. Нереально отзывчивая.

— Ну давай, братец, сам попробуй, убедись… — Тоха провоцировал меня на игру.

Да, я не удержался. Подошел к ней с другой стороны и повторил тоже самое. Медленно, затаив дыхание, смакуя каждое мгновение, провел кончиком языка по совершенным изгибам тела.