— И что тебе от меня надо, Арсений Покровский? — холодным тоном поинтересовался Богданов.

— Хочу принести соболезнования по поводу утраты Миланы.

Во рту было сухо и немного царапало в горле от неловкости ситуации. Но имя бывшей невесты я произнёс легко, без видимых трудностей. Даже слишком легко для человека, сходившего по ней с ума.

Кажется, что Богданов понял мои чувства даже раньше меня. Родители обладает волшебным чутьём, когда дело касается их детей. Они сразу отделяют искренние переживания и соболезнования от тех, что произносятся только потому, что так надо.

Я всё ещё не понял, когда успел перейти в разряд посторонних людей. Но я произносил слова вслух, а они проходили мимо моего сердца.

— Тебя не было на похоронах, — внезапно резко произнёс Богданов.

— Я не мог. Но сегодня навестил могилу Миланы.

— Мила была беременна. Семь недель, — отрывисто сообщил Богданов.

— Что?!

Ответом мне послужила тишина. Богданов сбросил звонок, даже не попрощавшись. Я выматерился, бросив телефон на стол.

— А что ты хотел? — раздался голос брата. Ваня стоял в дверях, отпивая виски. — Тебе пить не предлагаю.

— Я и не хочу пить. За текущий год я выжрал норму спиртного на несколько лет вперёд.

— Не звони Богданову, — продолжил начатую тему брат. — Нечего тревожить родителя, пусть даже и ребёнком у него была оторва Мила. К тому же…

Брат сделал глоток и покатал спиртное на языке.

— К тому же он считает, что ты виноват в смерти Милы.

— Я?

— Да. Вы же поссорились. Бурно поссорились. Потом у вас обоих началась ломка, как у заядлых наркоманов. Милана накуролесила. С летальным исходом. Тебе повезло больше.

— Мы поссорились за два месяца до её гибели. Как я могу быть виноватым? — спросил я.

— Горюющему отцу ты не докажешь своей правоты. И ни за что не переубедишь. Мой тебе совет — займись своей жизнью и работой. Кажется, ты хотел вернуться к управлению фирмой?

— Вернусь, — пообещал я. — Только сначала вникну в курс дел.

— Не торопись, Арс. У меня всё под контролем. Сначала приведи в порядок мысли.

* * *

Этим вечером я улёгся в кровать до непривычного рано. Проворачил в голове всё произошедшее.

Мысли упорно возвращались к той ночи.

Милана была мертва. На её месте была другая. Получается, что я взял незнакомую девушку против воли, изнасиловал?..

Я взбивал подушку, по десять раз менял положение на кровати, то и дело откладывал одеяло в сторону и накрывался им снова.

Постель казалась мне неудобной. Но на самом деле мне было неудобно от огромного чувства вины, распирающего изнутри.

А ещё меня дико раздражало, что брат отказывался назвать имя пострадавшей. Иван отказываля говорить хоть что-то на эту тем. Брат не хотел делиться сведениями.

Но мне нужно выяснить всё. До дикого зуда и ломоты в пальцах, которые нечем занять.

Сейчас у меня при себе даже не было сигарет. Пришлось вставать. Брат всегда бросал сигареты на верхней полке в гостиной, чтобы дети не достали.

Я стрельнул у старшего брата парочку сигарет. Вышел на балкон полураздетым: футболка и шорты не держали тепло. Зябкий вечерний воздух мгновенно вытянул жизненное тепло из тела.

Но мне нужно как следует промёрзнуть и выстудить себя изнутри, чтобы не наломать дров ещё больше.

В голове крутились слова брата:

«Не бери в голову. Я решил эту проблему…»

Ты, Ванька, может быть, и решил свою проблему — вытащил задницу младшего брата из передряги.

Но что мне делать с огрызком собственной совести, ноющим слишком громко?

Так что проблема для меня ни хрена не решена. Мне только предстоит взяться за её решение.

Я принялся вспоминать события той ночи. Когда охранники брата запихивали меня в машину, смазанный взгляд успел зацепиться за неоновую вывеску «Orange».

Значит, клуб «Orange».

А ещё брат проговорился, что девушке не просто заплатили. Её уволили.

Клуб «Orange», уволенная месяц назад девушка-блондинка.

Теперь точно найду.

10. Арсений

Мысль зацепила очень сильно. Вернувшись в дом, я сразу же пошёл в направлении выхода.

— Не рановато для самостоятельных прогулок по ночам? — окликнул меня брат.

Ваня остановился напротив меня.

— Далеко собрался?

— Вань, ты мне не нянька, — напомнил я.

— Нет. Я твой старший брат. У нас нет родителей, чтобы читать тебе нотации.

—  Ты вместо них? — поинтересовался я. — Не подумай, что я возмущаюсь. Я просто уточняю. Мне тридцать два. Я должен тебе отчитываться в том, куда собираюсь пойти гулять задолго до полуночи? Когда я успел превратиться в Золушку?

— Остынь. Ты не Золушка, а грёбаная тыква. Тыква, которая останется этой ночью дома. В кругу семьи, — напористо ответил брат.

— У меня есть своё жильё…

— В котором навели порядок сегодня. Вернёшься завтра. Но сегодня я хочу, чтобы ты остался здесь. Это не обсуждается. Или…

Брат двинулся вперёд, произнеся с грозной интонацией:

— Или я решу, что слишком рано дал отмашку, чтобы тебя выпустили.

— Полегче, Вань. Мне не пять лет. Я прекрасно знаю, что облажался. Этого уже не исправить. Но не надо тыкать меня в это мордой каждые пять минут, как провинившегося кота, нассавшего в тапки.

Иван усмехнулся.

— Посмотри на себя. Ты собрался разгуливать в этих шортах в конце ноября?

— Погорячился немного.

— Вот и остынь. Не пори горячку.

Ваня указал взглядом на коридор, ведущий к спальне, и скомандовал:

— Вперёд.

Я отвесил ему шутовской поклон.

— Как скажешь, господин брат. Но завтра я отправляюсь в свободное плавание. В курсе?

— Приведи себя в порядок, моряк. И не утони в луже, — напутствовал меня Иван.

* * *

На следующий день я проснулся едва ли не самым первым. Поцеловал племянников на прощание в спящие, пухлые щёчки. Я собрался покинуть дом брата как можно раньше. У меня накопилось множество дел, требующих немедленного решения.

На кухне я столкнулся с братом, уже полностью собранным и одетым.

При взгляде на брата мне стало немного стыдно за свой внешний вид: щетина даже наощупь казалась неопрятной, а джинсы и джемпер надоели до ужаса.

Запустил пальцы в шевелюру — похоже, что и здесь стоит навести порядок.

— Кофе? — предложил брат. — Оксана сварила.

— Оксана варит дерьмо, а не кофе. Так что нет, спасибо. Я заеду в любимую кофейню.

Брат безразлично пожал плечами и как ни в чём не бывало потягивал коричневую бурду из крохотной чашки.

Мне даже смотреть на это было противно, не то, что пить.

Есть женщины, которых нельзя подпускать к продуктам — всё испортят. Оксана умудрялась испоганить даже элитный сорт арабики.

— Ты знал, что Мила была беременна? — спросил у брата, пристально наблюдая за его реакцией.

Он оторвался от своего смартфона, кинув на меня мимолётный взгляд.

— Узнал на похоронах. А что?

— Да ничего. Почему мне не сказал? — спросил я, мгновенно закипев злостью.

Всю ночь пытался перемолоть её во что-то другое, но так и не смог.

— Ну, вот ты узнал этот прискорбный факт. Что-то в мире изменилось?

— Изменилось. Беременность была семь недель. В то время мы  ещё встречались. Мила считалась моей невестой. Это был мой ребёнок.

— Поправочка, — усмехнулся Ваня. — Он мог быть твоим ребёнком. С той же долей вероятности, что ребёнок мог быть от другого мужчины. Милана тебе постоянно изменяла. Кажется, именно по этой причине вы постоянно ссорились?

— Да, Милана была гулящей девкой. Но ребёнок мог быть моим!— произнёс я, начиная ходить по кухне.

— Или не твоим. Мила была дыркой, каких поискать. Ты сам мне об этом говорил. Так что забей. Нет ни Милы, ни её выблядыша.

После слов Вани меня резко накрыло чёрной яростью. Я наотмашь выбил чашку с кофе из рук брата, забрызгивая его светло-серуюр рубашку коричневой жидкостью.

— Полегче, Арс! — процедил сквозь зубы брат.

— У тебя всё просто. Нет ни ребёнка, ни матери. Даже о мутной истории с другой девушкой можно не беспокоиться. Все вопросы можно замять и решить! Да?

— Да, именно так. В моём мире всё решаемо. И это… — показал брат на пятна от кофе. — Тоже решаемо. Веди себя прилично. В моём доме.

— Мне похуй на правила приличия! Но не надо говорить так, словно речь идёт об испорченной пачке молока, а не о чужих жизнях!


Брат невозмутимо расстёгивал золотые запонки.

— Оксана! — позвал он. — Принеси мне другую рубашку! — потом обратился ко мне: — О чужих жизнях? Позволь уточнить, с каких пор тебя начали волновать чужие жизни? Ты же свою жизнь едва по кабакам не просрал, но сейчас печёшься о чужих жизнях. О чужих жизнях, которых уже нет.

Ваня швырнул грязную рубашку на пол.

— Уже нет в живых ни ебливой Милы, ни её и твоего или не твоего ребёнка. Их нет, понимаешь? А ты истеришь и бесишься на пустом месте. Проснись, брат! Я вытащил тебя из дерьма. Не стоит окунаться в то же болото с головой сразу же по возвращению!

— Спасибо, Вань. Реально говорю спасибо. Но сейчас я очнулся, понимаешь? Позволь самому решать, что мне делать со своей жизнью, а? Без тебя.

— Проебёшь ты свою жизнь, Арс, — вздохнул брат, принимая свежую рубашку из рук жены. — Без меня тебе не справиться.

— Я собираюсь опровергнуть это утверждение. Спасибо тебе за всё.

Я вышел на улицу и вызвал такси. Хлопнул себя по карманам — бумажник есть, ключей от автомобиля нет.

Ухмыльнулся, вспомнив слова брата о том, что за руль он меня не пустит.