Эллен Росс - Беременная для Зверя

— Выдержит. Не выдержит — её проблемы. Жизнь и не таких пережёвывает, выплёвывая.

— Ты не думал, что она своему папаше на хер не упала, если в той дыре жила?

— Думал. А ещё думал, что не зря нас гоняют. За своей дочуркой Порох всё-таки приглядывает. Чую. Чуйка меня редко подводит. Так что… воду не баламуть, Ризван. Не по-братски это.

— Мне плевать! — говорит Ризван. Но чувствую, что не от чистого сердца говорит. — Ты на ней всю ночь ездить будешь, а жарко станет — драпанёшь со всех ног. Тебе не привыкать сутками без сна мотать. А ей тяжело придётся. И что, опять Арину мне кинешь на схрон?

— Назад сдаёшь? — удивляюсь.

— Я — нет. А вот тебе в отношении Арины не помешало бы это сделать, — говорит Ризван.

Зря он эту тему раздувает. Другой бы уже в хлеборезку получил. Но Ризвана я как брата люблю. Другой семьи у меня теперь нет. Поэтому пальцы сжимаю и разжимаю медленно. Злость перекачиваю. Уничтожить на корню пытаюсь.

— Без твоих советов разберусь. Иди сам отдохни, — стараюсь говорить без злобы. — Или под дверью моей уши греть будешь?

— Мне похуй, что ты с девчонкой делать будешь, — грубо отвечает Ризван. — Только потом мне её не передавай, ага? Сам сопли подтирай.

После разговора с Ризваном какая-то муть внутри поднимается. Вроде ничего особенного не обсудили. Но чувствую себя погано. В номер возвращаюсь, слушая затихающие всхлипы девчонки.

Лежит точно так же, как когда я вышел из номера. Ни на миллиметр не сдвинулась. Жесть какая-то. И член уже не дёргается, как ошалелый. Ближе к девчонке подбираюсь и за плечо её трогаю.

Напрягается. Замирает. Как струна натянутая на колки. До предела. Чуть дальше двинешь — сорвётся. Я в ней это хорошо ощущаю. Так же хорошо, как то, что по-другому с ней не получится. Не хочется. Не заслужила.

— Иди лицо умой. Вытри сопли. Ну же!

Малая садится и простыню к груди подтягивает. Глаза ещё больше из-за слёз кажутся.

— Умойся. Спать надо…

Разваливаюсь на кровати во весь рост, откинув полотенце. Всё-таки вкусная эта Малая. Пахнет здоровски. Как подарок сладкий. Простыни мотеля смердят дешёвым порошком, но здесь, где она лежала, пахнет иначе совсем. Болт опять напрягаться начинает. Как кобель, свою суку почуявший, встаёт по стойке смирно.

Она долго в ванной плещется. Нарочно долго. Всё, что угодно, лишь бы рядом не появляться. Я за это время передёрнуть успеваю. Быстро. В голове перематываю, как кроха пальцами по болту скользила. Потом как кончила от того, что кнопку её чутка примял, как надо. Скручивает судорогой. На пальцы свои выплёскиваюсь спермой горячей.

Вот чего мне надо. Сжатий её щели. Вокруг члена. Не просто привсунуть и подолбиться, но чтобы Малая кончала вокруг моего раздутого от похоти ствола. Текла и кончала. Впитывала сперму, как губка.

Сладости её влажной хочется. Соков тёплых. Тесноты завораживающей. Тумана в зелёных глазах. Они у неё другими стали, после того, как кончила.

Хорошо ей было. Аж на ногах еле стояла.

Давно не чувствовал, чтобы бабы кончали так. Не с визгами, а расплываясь мякотью горячей. Становясь лёгкой и воздушной. Недосягаемой. Ей там хорошо было. Одной. За туманом оргазма.

Внезапно головой трясу. Дурь. Блажь… Кто мне башку этими мыслями засрал?

Встаю и стучу по двери ванной.

— Малая, харе воду тратить! Выходи.

Вода тот час же шуметь перестаёт. Дверь открывается. Глаза у крохи воспалённые, покрасневшие. Но лиц уже сухое и руки тоже. Говорю же, просто так воду включила.

— На кровать иди.

Крошка успевает на мои пальцы посмотреть, спермой заляпанные. Словно спотыкается и тут же торопится на постель забраться.

— Ложись, — командую. — Отдохнуть тебе надо.

Быстро водой сперму ополаскиваю. Возвращаюсь, видя, как Малая под одеялом копошится. В голове дурной не те мысли вспыхивают. Порочные. Шальные. Думается, вдруг она себя трогает, а? Вдруг услужить хочет.

Едва сдёргиваю одеяло, как понимаю. Хрен там, а не услужить. Малая на себя одежду напяливает. Причём прячась от меня. Заметив взгляд мой, останавливается. Одеяло в сторону убираю. Трусики она так и не натянула до конца. Белые. Хлопковые. Обычные такие, млять. До середины бёдер натянуты. И бёдра её сливочные крепко стиснуты. Но я уже знаю, какое сокровище мягкое между них припрятано. Зачётное развлечение. Новая игрушка, которую я ещё не распробовал, как следует.

Она замерла. Ничего не делает же, дрянная девчонка. Пальцы дрожат на резинке трусов этих. А меня раздирает на части похотью. Дико бесит, что она на меня так влияет. Как будто дьявол её вытесал так, чтобы одним видом меня в кипяток похотливый концом окунать. Он аж гореть начинает от желания подолбиться.

— Можешь надеть трусы. И майку, — разрешаю.

Рядом ложусь. Одеваться не собираюсь. Нравится мне ощущать тепло её тела кожей своей. Я его хорошо чую даже на расстоянии. Чем-то сладким от неё веет. Как тёплым ветром и солнцем. Можно даже глаза закрыть и представить, как её волосы лицо щекочут. Паутинкой невесомой.

— Щель ещё кровоточит?

Она смущается и, быстро натянув майку, ныряет под одеяло. Старается дистанцию держать. Умница деваха. Сечёт, что меня злить не надо. Только держаться дальше для меня не вариант, оказывается. Я ближе к ней передвигаюсь. Перекатываю Малую на предплечье правой руки, вынуждая улечься головой на плечо. Её пальцы на мгновение груди касаются. Потом ладонь отдёргивает.

— Извини.

— За что?

— Тут рана. Тебе больно, наверно.

— Больно? Ты же меня видела. Ну? Думаешь, вот это больно? Можешь пальцы засунуть, поковырять. Херня…

Отрицательно качает головой. Дышит едва заметно. Тихо-тихо так. Замирает, выжидая. Как полевой зверёк. Чуть что — удрать готова. И надо бы глаза закрыть и поспать. Ей в первую очередь. Но меня тянет языком почесать и хоть что-то от неё добиться. Другое. Не затравленное это выражение, не заикающийся голос. Гонор хочу её увидеть. Стержень обнажённый. Какая она? Пугливая? Возможно. Но хрен сломается. И вроде не прогибается. Хер поймёшь, что у неё за душой и есть ли что вообще.

— Ты не ответила!

Левой ладонью живот её накрываю. Впалый, мягкий. Как перина белоснежная.

Пупок как точка в конце предложения. Кругленький, аккуратный.

Всё в ней такое мягкое и успокаивающее, что ли. Но похотью раздирает жёстко. Только вздрочнул, а дурная кровь опять к концу болта приливает. Каменный становится. Опухший.

Вот как можно быть такой? Ни хрена не делать, но заставлять при этом конец смазкой течь… Как будто слюни, блять, на неё пускаю.

— Щель сильно кровоточит?

Малая глаза прикрывает, но отвечает почти сразу же. Краснеет. Не привыкшая дела свои бабские со мной обсуждать. Да и меня бы её течка, прокладки и прочая дребедень бы не волновали, не будь она для меня нужной.

— Немного.

— Немного это сколько?

Пальцами резинку трусов её цепляю. Немного внутрь.

— Я не замеряла. Есть ещё выделения, — быстро тараторит она. — Есть. Нельзя меня трогать. Нельзя…

— Я твою щель трогать не стану. Но потопом ты кровать не заливаешь, значит, можно немного позабавиться, — ухмыляюсь. — Тебе понравится…

— Нет. Мне не может нравиться то, что ты делаешь. Это против моей воли.

— Кончать будешь, я сказал.

Прижимаюсь к ней теснее. Давлю её своим телом стальным. А она по мне — теплом, как горячий шёлк. Впечатления смазываются, мысли растекаются. Хочется её всю раскатать и держать. Голой.

— Дай пальцы свои!

Подношу её пальцы к своему рту и всасываю их, старательно смачивая слюной.

— Теперь руку в трусы опусти.

— Не надо…

— Я обещал десерт. Ты его получишь. Давай, Малая, или будешь конец мой сосать, как леденец.

Она смешно зажмуривается и всё-таки медлит. Забавная кроха. Краснее так, что аж уши полыхают.

— Можно свет выключить? — просит. — Пожалуйста.

— Я тебе не стол заказов.

— Пожалуйста… Я лучше в темноте. Мне не так стыдно будет.

— Дурная, — фыркаю. Но верхний свет выключаю. Только ночник светить остаётся. Приглушённо. Мягко. — Этот не выключу. Не проси!

Малая кивает. Я наблюдаю, как её пальцы крадутся к запретному. По сантиметру сдвигаются. Нетерпение меня на корню подсекает. Я едва держусь, чтобы не ускорить. Но хочу увидеть, как она свою кнопку тронет и теребить начнёт. Начинает дышать чуть чаще. Я своими пальцами внутрь ныряю. Трусы по швам трещат. Толкаю пальцы девчонки ниже.

— Вот здесь, Малая. Погладь себя…

Нажимаю на её пальцы, задавая темп движениям. Она бёдра свести пытается и так ускользнуть забавно, что хочется смеяться. Движение вперёд. Дрожь. Потом назад. Она уже чувствует, чем это грозит и пытается удержаться.

— Не зажимайся. Иначе всю ночь упражняться будешь. В разном…

Губы прикусывает. Маковые. Пышные. Дурные. Сумасшедшие. И жемчуг зубов сверкает. Острой усмешкой. Тихо выдох отпускает. Пытается его спокойным сделать. Но он всё равно резковатый и короткий выходит.

— Чё, думаешь, пар сдержать? — ухмыляюсь, надавливая. — Бесполезно. Спускай пар, иначе потом рванёт и башню снесёт. Дрочи, Малая…

— Гадко звучит.

— Да? — удивляюсь. Хватку пальцев ослабляю, но пока поверх её держу. Чтобы чувствовать — она это делает. Ускоряется. Незаметно для себя бедро в сторону отодвигает и делает это чаще. Пальцы у неё влажные, скользкие. Кнопку чётко теребят. Пробуют на вкус.

— Чем тебе не нравится слово дрочить? Какое хочешь взамен?

— Ни…ка… кое!

Слова уже раздельно. По слогам.