— Как ты…? — в горле образовывается тугой ком, мешающий мне нормально говорить.

— Кудряш, подойди ко мне, я не кусаюсь, — произносит Громов.

Я слушаюсь его и делаю несколько шагов навстречу. Сажусь на край кровати, осторожно тянусь к его руке и накрываю своей. Его синие глаза непрерывно на меня смотрят. Так глубоко и долго, что хочется в них утонуть.

— Я испугалась за тебя, Илья, — говорю почти шепотом. — Пообещай, что больше не станешь меня так пугать.

Громов приподнимает в воздух руку и касается моей щеки. Его прикосновение вызывает у меня целую гамму эмоций, потому что он гладит меня пальцами особенно нежно и горячо.

— Все будет хорошо, Кудряш.

Дверь в палату открывается, и медсестра Оля заносит штатив с медикаментами, которые нужно вводить Илье внутривенно. Всё же, реанимация — это не место для таких вот спонтанных свиданий и встреч.

Я отшатываюсь в сторону, делаю вид, что изучаю историю его болезни, но, судя по смеющейся улыбке Громова, из меня совершенно никудышная актриса.

* * *

— Прикроешь меня, я хочу свинтить пораньше, — просит Дашка под конец рабочего дня.

Заведующий отделением у нас очень строгий, поэтому опоздания и любые нарушения дисциплины заканчиваются прилюдной поркой и выговором.

— Ты куда собралась? — отрываю взгляд от бумаг и смотрю на подругу.

Она подводит губы красным, обильно пудрит нос. Распускает свои длинные волосы, и довольная собой, крутится перед зеркалом.

— На свидание, — звучит её ответ. — Он холост, никогда не был женат, ипотек и кредитов нет, и, кажется, совершенно не употребляет алкоголь.

— Закодирован? — спрашиваю шутя.

— Тьфу на тебя, Аля! — обиженно кривит губы подруга. — Лучше пожелай мне удачи!

— Удачи, Даш. Я правда надеюсь на то, что в этот раз у тебя всё получится.

Подруга убегает, оставляя меня в ординаторской одну. Рабочий день подбегает к концу, больничные коридоры опустели, а моё волнение за самочувствие Громова всё равно зашкаливает. За эти часы я уже, должно быть, достала медсестру Олю своими вопросами и звонками.

Во время обеденного перерыва я всё же собралась с духом и позвонила его матери для того, чтобы успокоить. Обычно такие слова мне даются с огромным трудом, но тут у меня нашлись мотивы и силы. Сказала, что нужно немного подождать и её обязательно пустят к сыну.

На столе вибрирует мобильный и я, не глядя на экран, снимаю трубку.

— Аль, ты скоро заканчиваешь? — спрашивает Ромка.

— Через полчаса буду свободна.

— Я хотел бы увидеть Илью. Устроишь встречу?

— Прости, у меня нет таких полномочий, Ром. Я даже матери его не разрешила приходить, пока Громова не переведут в общую палату.

— Жаль, — вздыхает Игнашев. — Давай я заберу тебя?

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Ромка заверяет меня, что будет возле больницы примерно через полчаса. Я начинаю собираться, но решаю ещё раз спросить у медсестры как там Илья. Прохожу по больничному коридору, иду к посту, но на месте никого не обнаруживаю. Ноги сами несут меня в палату Громова. Толкаю дверь от себя и замечаю, что Илья уже ходит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Он подходит к раковине и умывает лицо. Вид его полуобнаженного тела заставляет меня нервно сглотнуть. Он… мощный, сильный и по-прежнему красивый.

Увидев меня на пороге заканчивает умываться и закрывает ржавый кран. Тянет руку к полотенцу и вытирает капли воды, стекающие по лицу.

— Тебе, наверное, больно ходить? — спрашиваю, глядя на перебинтованный живот Ильи.

Спрашиваю не как врач, а как женщина у которой глядя на него душа болит.

— Не больнее, чем танцевать с вывихнутой ногой, — отвечает Громов.

Я улыбаюсь, потому что этот случай произошел со мной на свадьбе у наших старых знакомых. В разгар веселья я споткнулась и подвернула ногу, но уходить с танцпола не спешила, пока не выиграла один весёлый конкурс. Сейчас уже и не помню, в чём была суть и каким был выигрыш. Помню только, что Илья нёс меня на руках до травмпункта, а я смеялась, несмотря на боль, и твердила, что ещё не натанцевалась.

— Я тогда много выпила, — произношу, смеясь. — Поэтому боли почти не ощущала.

— Я бы тоже сейчас с радостью выпил, но мой лечащий врач мне не разрешает, — качает головой и делает шаги мне навстречу.

— Глупые шутки, Илья, — отвечаю с придыханием.

Упираюсь спиной в закрытую дверь и тяжело дышу. От него пахнет медикаментами, но этот запах будоражит мои чувства не меньше дорогого парфюма.

Он близко. Настолько, что смело берет меня за шею и приближает к себе. Его губы теплые, немного шероховатые и настойчиво целуют. Язык раздвигает мои губы и ласкает мой рот, вызывая легкое головокружение и отчётливую пульсацию внизу живота.

Обхватываю ладонями его колючие щёки и отвечаю на поцелуй. Одна рука Ильи свободно опускается на мою талию, гладит спину, скользит ниже и дерзко сжимает ягодицы, вырывая у меня из груди сдавленный стон.

Илья Громов — мой бывший муж, отношения с которым, как мне всегда казалось, остались далеко в прошлом. Сейчас для меня совершенно не имеет значения всё то, что было до этого и что будет после. Мои чувства к нему, словно птица Феникс возродились из пепла.

Глава 22.

Альбина.

— Мне нужно будет сделать остановку по дороге. Не против? — спрашивает Рома, когда открывает для меня дверцу своей машины.

— Не против, — плюхаюсь на соседнее место и, закрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла.

Чувствую себя ужасным человеком, который только что совершил особо тяжкое преступление. На душе висит груз вины за то, что всё так глупо получилось. Если отбросить сейчас всю лирику получается, что год назад я воспользовалась Ромой как донором, чтобы зачать и родить ребёнка. Родила для себя, потому что я по-прежнему считаю Вику только своей дочерью.

Нет, чувства у меня к Роману есть, но это что-то совсем другое, кардинально отличающееся от Громова. У меня к Игнашеву огромная благодарность и уважение. К Илье — страсть, боль, чувства на грани, по лезвию ножа.

Рома как мог пытался поддерживать меня после развода. Говорил комплименты, вытаскивал меня на прогулки, в рестораны и кино. Если бы не он, я бы чокнулась давно или вскрыла вены как минимум.

— Был сложный день? — спрашивает Игнашев, выезжая с парковки.

— Совсем немного, — произношу в ответ, не раскрывая глаз.

Боюсь, что как только их открою он всё для себя поймет.

Илья всегда привлекал внимания женщин, но поводов ревновать его не давал, а может раньше я просто не придавала этому значения. До тех пор, когда я стала по-настоящему уязвима, лишившись Полины. Вместо того, чтобы поддерживать друг друга мы отдалились. Вместо того, чтобы стать сплочённее, мы стали будто бы по отдельности.

В этот непростой для нас период я случайно наткнулась на сообщения от неизвестной мне женщины в телефоне своего мужа. Перед глазами всё поплыло от шока, потому что такого удара в спину от Громова я не ожидала. И я будто бы прозрела, осознала, что нас уже больше нет и не будет.

Первое время винила и себя тоже. Возможно, Илье было сложно рядом с такой женой, которая кардинально изменилась после утраты ребёнка. Да, я стала закрытой, малообщительной, совершенно не притягательной и пустой. Но всё это было временно. Мне просто нужно было пережить, перестрадать, переждать. Я же хотела родить ему ещё одного ребёнка, сразу же после родов Полины. Да только у нас ничего больше не получилось.

На одном из праздников наших друзей, встретившись с Ромкой Игнашевым, я призналась ему почему выгляжу грустной. Не ждала, что он сдаст товарища и примет мою сторону, но, наверное, выглядела настолько жалкой, что Ромка прокололся и подтвердил мои догадки. Мой муж Илья и его новая помощница Валерия трахаются у меня за спиной. И что самое обидное, отношения у них не разовые, а самые что ни есть серьезные, ведь Громов помогает Валерии возить в поликлинику её ребенка.

Во мне тогда взыграла дичайшая ревность. Не потому, что он трахает другую, а потому что он так скоро предал память нашей Полины.

— Как там Громов? — интересуется Ромка, набирая скорость.

— Пришел в себя, — отвечаю дрожащим голосом.

— Надо же, — произносит Игнашев. — После такой-то аварии. Думаю, он по гроб жизни должен быть обязан тебе. Ты же его лечащий врач?

Ромка бросает на меня короткий взгляд, отчего я сильнее вжимаюсь в сиденье, наверняка выдавая себя с потрохами. Ужасная я актриса, а он этого вранья не заслуживает.

— Я, но хочу передать его Дашке. Всё же у меня слишком много своих пациентов.

— Правильно, Аль. Ты у меня трудяга, я всё понимаю. Но ты не обязана вести Илью, даже несмотря на то, что близко его знаешь.

Груз на душе становится всё больше. Мне хочется прямо сейчас рассказать Ромке, что я запуталась в себе, но он неожиданно останавливает свой автомобиль у банка и просит меня подождать. По мере того, как долго он отсутствует, моя уверенность в собственных силах и том, что нужно признаться в предательстве, медленно тает.

Ромка возвращается спустя пятнадцать минут. Озадаченный, взволнованный. Захлопывает дверцу, тяжело вздыхает.

— Ром, я хотела с тобой поговорить, — начинаю.

— Я тоже хотел, Аля, — произносит Рома, повернувшись ко мне. — Знаю, что в последнее время был не очень хорошим семьянином и отцом, но я готов исправиться.

Выдыхаю и на него не смотрю. Как же всё сложно в жизни. Мне гораздо проще провести пятичасовую операцию, чем сказать простые, казалось бы, слова своему мужчине.