— Нет. Совершенно не понимаю. Зачем? Ну зачем это делать?

— Ты зачем поешь?

— Потому что мне это нравится.

— Ну так и я так же.

— Но это совершенно разные вещи!

— А для меня одинаковые, — убираю выпавшую прядь Олесиных волос за ухо и волне серьезно произношу: — И не вздумай в меня влюбляться.

— Да какой человек в здравом уме это будет делать?!

— Любовь считается болезнью, про влюбленность не знаю, но тоже не самое рациональное чувство. Так что здравый ум здесь ни при чем. Просто девушкам, особенно твоего возраста, свойственно влюбляться в дяденек постарше, особенно если те им в чем-то помогли. И мне порой не нравится твое выражение лица, то ли дура влюбленная, то ли просто дура, то ли… хрен знает что еще.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, но я уже влюблена. И это не ты, — без толики сомнения произносит Олеся, смотря мне в глаза. И вот странное дело, выглядит она вполне убедительно. Но интересоваться, когда вдруг успела с таким графиком влюбиться, и что там за субъект-не буду, не мое это дело, от слова "совсем".

— Ну вот и славно. Главное не забывай предохраняться, ляльку тебе еще все-таки рано заводить. Слушай, твоя мать собирается нас кормить? Я вообще-то голоден.

— Да, думаю уже готово, пойдем, если что я ей помогу.

Как-то не так я представлял себе сельский обед, которым встречают дочь и вымышленного парня этой самой кровиночки. Квашеная капуста, салат из помидор и пресные куриные котлеты. Ах да, еще салат из кабачков и хлеб. Я был уверен, что дела у Олесиной матери идут крайне плохо. Мысленно пересчитал всю имеющуюся с собой наличку, и когда остался один, уже начал достать деньги, но вдруг мне прилетело то же, что я однажды дал, а точнее сделал Олесе. Я со всего размаху получил по рукам.

— Ты, мать твою, охренела?!

— Нет, мне просто показалось, что я почувствовала запах табака. А мои ноздри слишком чувствительны к такому роду ароматов, — девчонка хватает меня под руку, как только ее мать заходит в коридор, и я даже не успеваю что-то сказать в ответ. Ну зараза такая, моими же словами кроет.

Олеся перекидывается парой фраз с матерью, та в ответ что-то бормочет, но я совершено не интересуюсь происходящим. И только когда мы сели в машину, Олеся заговорила первая.

— У них есть деньги, и этот шикарно-позорный стол явился не следствием бедноты, а внезапного пристрастия мамы к полезной еде, потому что у ее мужа вдруг перестала справляться печень с вредной едой. Блин, стыдоба-то какая, — прикрывает ладонями лицо и тяжело вздыхает. — Можно мы заедем в одно место? Там вкусно кормят и не гадюшник. И пахнет там приятно, клянусь.

— Ну если клянешься, то давай заедем, — подавляю в себе очередной смешок за столь откровенную правду, совершенно забывая о недавно отбитых руках.

***

— Я же говорила, что здесь не воняет и вкусно кормят. Ведь вкусно же? — с надеждой в голосе интересуется Олеся, облизывая палец от крема.

— Вкусно, — уверенно произношу я, запивая эклер мятным чаем.

Почему-то говорить, что основное блюдо показалось пресным, а десерт сухим, с малосъедобной маргариновой начинкой, не хотелось. Пришлось давиться тем, что есть и делать вид, что все вкусно. Странно, учитывая, что я давно уже перестал в чем-либо притворяться. Хотя о чем я, все что происходит сейчас в моей жизни вообще крайне странно.

— Ну что опять? Говори уже, если не терпится спустить яд. У меня что-то на лице? Чашка грязная?

— Прекрати параноить, — сказал главный параноик, ставя чашку на стол. — Все нормально. Давно хотел спросить, а что ты поешь? Я имею в виду какой стиль, язык.

— Стиль совершенно неподходящий для ресторана.

— Это что рэп?!

— Нет, — смеется она, прикрывая ладошкой рот. — Ну… как сказать, примерно такие песни как…

— Если ты не можешь сказать вслух что поешь, как выступаешь на сцене?

— Я не боюсь выступать на сцене, просто кто-то сейчас будет издеваться, а мне сегодня еще петь, и как только я открою рот, вспомню то, что ты сейчас скажешь.

— Охренеть какое умозаключение. Ничего я тебе не скажу, не бойся.

— Я пою на английском, французском и испанском. И да, языки я не знаю, но это не главное, я знаю перевод, да и к тому же английский я уже учу.

— Неужели я тебя так затюкал, что ты заранее оправдываешься?

— Нет, просто многие не понимают, как можно петь на незнакомом языке. А песни все лирические и не для ресторана, потому что хочется распеться, как того требует песня, а в ресторане надо потише, чтобы не разогнать гостей, но иногда не получается и все равно пою, как хочу.

— Ясно, что ничего не ясно. Олесь, а чего ты вообще желаешь? Я имею в виду не масштабно на годы вперед, а в ближайшее время, что-то, что реально можно исполнить, но по каким-то причинам пока не получается.

— На море хочу побывать, а не только на картинки смотреть. И на волнах покататься, как показывают в кино. Люблю плавать.

— И все?

— Остальное не для чужих ушей. Ну еще в аквапарк хочу, особенно туда, где есть искусственные волны. Круто, наверное, — мечтательно произносит Олеся, обводя указательным пальцем края губ.

И все, меня в очередной раз повело. Думал я недолго, через несколько минут мы уже сидели в машине.

***

— Я же просила подвезти меня в ресторан, а это что?

— Торговый комплекс, что же еще. Я тебе порвал купальник, и чтобы успокоить свою совесть, я куплю новый.

— Не надо, я тот зашью, там вообще дело пяти минут, — тараторит Олеся, теребя замок своей сумки.

— Во-первых, твой купальник попросту уродский, и то? что он порвался-это как раз его плюс, во-вторых, сделаешь приятное своему парню.

— Во-первых, я не говорила, что у меня есть парень, во-вторых, идти и выбирать купальник вдвоем-это слишком. Отвези меня, пожалуйста, в ресторан, а если решу покупать новый, сделаю это сама, когда захочу.

— Значит так, вышла из машины и больше ни слова. Со мной, Олеся, надо дружить, а сейчас ты начинаешь меня бесить и это плохо.

Видать кто-то решил встать в позу, да и пожалуйста, вытащить Олесю из машины мне не составило никакого труда, ровным счетом, как и довести до нужного отдела. Как ни странно, цели ее смущать у меня не было, я был занят выбором плавок для себя, желательно попросторнее. Как и предполагалось, Олеся выбрала самый дешевый купальник, при взгляде на который хотелось выть-серая убогость, для кого вообще это продают?

— Как две с половиной? Там же написано пять тысяч? — ошарашенно произносит Олеся, подвигая к себе купальник.

— У нас на все товары всю неделю скидка пятьдесят процентов, в самом низу этикетки это указано.

— Я не видела. Тогда этот я повешу, и, пожалуй, другой возьму, — с улыбкой произносит Олеся.

Ну кто бы сомневался, что дело в деньгах. Через несколько секунд Олеся принесла другой купальник, только, мать моя женщина, черного цвета! К счастью, внешне не убожество, но этот цвет меня доконает.

— Я сама, — зло цедит Олеся, как только я протянул карту. Ну если дура, так сама. Благо не произнести это вслух у меня хватило ума, как и выйти из магазина не устраивая скандал.

— А теперь слушай меня внимательно и не перебивай. Сегодня у тебя выходной. Ты не возвращаешься в ресторан. Сейчас мы обходим это здание и идем в аквапарк. После того как я приобрету билеты, и ты будешь молча стоять рядом со мной, не подсовывая дрожащей рукой свои деньги, мы зайдем внутрь и пойдем принимать душ. Это такие правила, а не то, о чем ты подумала или размечталась. Там, кстати, можешь простирнуть новый купальник, если брезгуешь. Потом его же и наденешь, ну а дальше пойдем познавать мир…. сссумасшедшего катания с горок, ну и не только. Вопросы есть?

— Нет.

— Забыл сказать, в бассейн не писать, мало ли водица изменит цвет, не позорь дядю Игоря.

— А вы сами-то не забудете, дядя?

— Никак нет. Все, дуй на выход, и так времени до хрена уже.

В аквапарке Олеся выглядела полной потеряшкой, не удивлюсь, если окружающие подумали, что я ее папаша. Некогда бойкая девчонка вела себя как ребенок, а я как дурак хватал ее за руку и водил за собой. Когда наконец дождался ее выхода из раздевалки, испытал истинное облегчение. Во-первых, больше не нужно переживать, что она где-нибудь свернет себе шею без меня, во-вторых, хотелось уже увидеть ее в купальнике. Все же дома рассмотреть ничего не удалось, тогда я думал о ее возможном трупе, а не о том, где и что там выросло. Сейчас же, несмотря на черный цвет купальника, могу с уверенностью сказать, что, во-первых, он ей идет, а, во-вторых, на ее миниатюрном теле подросло все, что надо, может даже с капустой переборщили, или лифчик с какой-нибудь подкладкой. Ладно, хватит об этом думать, Бессонов. Беру Олесю за руку и, совершенно не интересуясь ее мнением, веду к приглянувшимся мне горкам.

И тут надо признать я поймал самый настоящий кайф, не помню, когда в последний раз веселился как ребенок, не задумываясь ни о чем. Я был уверен, что буду просто наблюдать за тем как резвится сама Олеся, но сам подсел на эти простецкие по своей сути забавы. Мне стало так хорошо, как будто я переел эндорфинов.

— А я сначала была не рада, потому что была уверена, что ты будешь издеваться, а тут так круто, просто кайф. Спасибо, Игорь!

— Пожалуйста, — подавляя в себе улыбку произношу я, переводя дыхание.

— А пойдем вот на тут горку, там на ватрушках будем спускаться.

— Нет, Олесь, ты иди одна, меня туда не пустят.

— Почему?

— Потому что там для мелких, типа тебя, и я сейчас не шучу и не издеваюсь.

— Ну ладно, тогда я пойду, да?

— Иди, конечно.

Не пошла, а почти побежала. Перевожу дыхание и спускаюсь в бассейн, облокачиваясь спиной о бортик. Кто бы мог подумать, что такое неприятное утро выльется в такой вечер. Пожалуй, впервые за последнее время я не испытываю чувства вины за то, что мне в кой-то веке хорошо. И вот так, просто смотреть на спускающуюся на ватрушке Олесю, оказалось очень даже приятным занятием, особенно интересно наблюдать за ее восторженным лицом и приподнятым вверх большим пальцем. Да и я недалеко отошел, показывая в ответ этот же жест. Да, да, иди катайся на волнах, если это вообще можно назвать волнами, киваю ей головой на ее жесты в сторону волнового бассейна. Вот же парадокс, как мало нужно человеку для счастья.