Расквасившись от нежности, слегка всхлипываю, а когда эмоции утихают, определяю душевный поцелуй на старческой щеке.

— Привет, — шепотом и с жутким настроем опять всплакнуть. — Ты как?

Блин, а я так надеялась, что справлюсь с собой и нервами. Что не буду волноваться. Сажусь на стул напротив койки дедушки. Ручки на коленки, как прилежная ученица.

— Шептать необязательно, — мягко усмехается дед.

Ну вот, моя уловка завуалировать сорванный голос — не удалась. Поэтому применяю уже испробованный в школе метод:

— Я не специально, — тяжко вздыхаю, — вчера под дождь попала, сегодня с утра горло болит и голос пропал.

— Ариша! — порывается подняться дед, но я его быстро укладываю на место:

— Деда, тебе нельзя вставать.

— Как можно быть такой неосмотрительной? — упирается родственник — волнуется не наигранно. — Надо было сразу горячего чаю с мёдом.

Виновато голову склоняю. Не люблю врать, да и получается скверно. Хотела как лучше, а вышло… Дед всё равно распереживался.

— Прости, — боюсь глаза поднять, изучаю ботинки в бахилах, линолеум. — Я противогриппозное приняла. На всякий…

— Вот это правильно. Умничка! — чуть кивает дед, выдавливая улыбку.


Некоторое время болтаем о школе, о предстоящих экзаменах, о моём поступлении. Планы большие, а главное, дед настроен на скорейшее выздоровление.

А Димы всё нет.

Нет, и с каждой минутой шанс, что он придёт — ускользает.

Не обидно. Вот честно.

Он, по сути, чужой человек. Как бы ни было тяжко, но я понимаю… и принимаю.

Входящий звонок на мобильный сбивает меня с очередной поверхностной фразы. Долго копошусь в рюкзаке в поисках телефона. Я им крайне редко пользуюсь, поэтому он припрятан. Как любит повторять родственник, мы не настолько богаты, чтобы позволять себе дешёвые вещи и постоянно их менять. Поэтому у меня дорогой С8. Знаю, что есть новее, но мне и этого с лихвой… Что мне с ним… Я крайне редко звоню. Смс — отправляю еще реже. Могу сфоткать или снять на камеру интересный момент, который желаю запечатлеть потом на картине — и это предел. Поэтому даже такой техники хватает за глаза. Единственное, он стоит прилично, и я его прячу дальше, чтобы чужие глаза на него реже смотрели. Народ всякий бывает. Один по-доброму позавидует, другой по-злому, а третий вообще вздумает украсть.


Поэтому, чтобы выудить айфон, приходиться повозиться. А когда удаётся, поправляю очки, которые частенько на нос съезжают. Уставляюсь на экран и застываю в немом удивлении. «Дядя Дима»! Вот так… правда без фотки, но от одного имени из головы все мысли вылетают.

Дима?

Дима?

Откуда у меня его телефонный номер? Я не забивала. Если только он сам…

— Прости, дедуль, — винюсь: торопливо пальчиком мажу по зелёной иконке. — Да? — В телефон, боясь глянуть на родственника.

— Почему так долго? — в лоб и даже без учтивого «привет».

— М-м-м, — идиоткой мычу в трубку, потому что всё ещё в шоке. — Телефон был глубоко в рюкзаке.

Секундное молчание, но так разящее недовольством, что прикусываю губу.

— Почему не в школе? — продолжает допрос так, будто уже отвечает за меня, а я жестко провинилась.

— Меня отпустили из-за голоса, — тушуюсь, глазами изучая складки на одеяле дедушки, так и не решив для себя, как должна говорить с чужим/близким человеком, которого знаю\не знаю.

— Деду уже сказала? — зато, видимо Дима прекрасно разбирается в ситуации и его ничего не смущает.

— Нет, — сердце заходится бешеным ритмом. Встаю со стула и безотчетно качаюсь к выходу, но так и не сделав шага, тотчас торможу — может вообще не нужно никуда идти. Дима звонит сказать, чтобы я и не говорила.

Растерянно оборачиваюсь, глядя на деда в поиске поддержки. На его старческом лице недоумение. Ожидание… немой вопрос.

Я бы ответила, да не знаю что.

— Советую подготовить, — холодно отметает мои суетные мысли Дима, — чтобы с бухты-барахты… я не обнаружился, — жуёт слова, тоже их явно с трудом подбирая.

— Да, конечно, — даже не могу точно сказать, рада ли. Внутри всё переворачивается с ног на голову. Очумелое сердечко своим громким стуком оглушает. В ногах дрожь. Улыбаюсь, как дура. А чему? Бес его знает…

— Вы уверены? — всё же роняю, затаив дыхание.

— Я уже почти на месте, — безапелляционно. — У тебя пять минут. Потом выходишь меня встретить. Время пошло, — и на проводе быстрые гудки.

Никогда не слышала военных, у меня круг общения совсем другой, но Дима явно из той сферы. Причём из комсостава. Ему удаётся пнуть меня, как никому и никогда. Хотя, на самом деле, никому и никогда в голову не приходило мной так лихо командовать.

— Дедуля, — начинаю мягко, спешно выискивая более верные слова. — У меня очень важное дело к тебе. Ты только не волнуйся.

Ой, зря это сказала. Такие слова, как правило, работают наоборот.

Блин! Так и есть. Дед хмурится сильнее. В глазах волнение. Понимая, что моя уловка идёт лесом, собираюсь с силами для признания.

— Сегодня приходили из отдела опеки и попечительства, — на одном дыхании, заломив руки и судорожно сжимая телефон. — Нужно срочно что-то придумать с опекунством или признанием меня дееспособной.

— Милая, — рассудительно и мягко отзывается дедуля, — ты же умная девочка. Понимаешь, как сложно найти человека, которому можно было бы доверить наш бизнес. Тебя… И который смог бы в кратчайшие сроки собрать такой огромный пакет документов. Мы с тобой пробовали… И не раз. Обсуждали.

— Да, — киваю неуверенно, — я понимаю, это сложно.

— Прости, но я не знаю, как нам найти выход из положения.

— А если скажу, что есть один вариант…

— Какой? — седые брови деда съезжаются на переносице, а три глубокие морщины прорезают лоб.

— Дима согласен помочь! — выдавливаю улыбку.

— Какой Дима? — вытаращивается дед. Впервые вижу такой откровенный шок на его бледном, исхудалом лице.

— Дедуль, — опять начинаю мямлить. Хочу градус разговора снизить, потому что от следующего он точно взвинтится на неприличную высоту. — Ты только… Прошу, — подаюсь к нему. Телефон в рюкзак прячу. Опускаюсь на стул, дедушкину руку в свои ладошки пленяю. — Не волнуйся только, прошу…

— Арина, — голос деда недовольно дрожит. Родственник махом высвобождает руку из моих: — Тебе лучше рассказать, что за Дима…

— Дедулечка… — сглатываю нервно. Блин, вот как более деликатно описать наше знакомство с Дмитрием? Точнее, при каких обстоятельствах оно случилось.

— Арина! — вот теперь тон дедушки вибрирует не только от волнения, но и недовольства.

— Вчера на меня напали в переулке, но меня спас мужчина. Его зовут Дима, — выпаливаю скороговоркой. Вроде как получилось быстро и достаточно чётко. — Это не всё, — уже снижаю скорость, потому что дед не сорвался на вопль, не бьётся в припадке, значит можно более спокойно разъяснить случившееся. — Его ранили, когда он меня спасал…

— Девочка моя, — странные телодвижения деда наводят на неутешительную мысль, что всё же в нём не осталось ни капли спокойствия. Не то порывается вскочить, не то с постели скатиться, не то за сердце схватиться. Торопливо его за плечи укладываю обратно:

— Деда, миленький, прошу, — шиплю слезливо, — успокойся… Тебе нельзя волноваться, будет плохо… Ты и так отсюда не скоро выберешься, а я не хочу с кем-то… — давлюсь слезами, шмыгая носом. Перед глазами влажная пелена. — Я с тобой хочу жить, понимаешь?!.

— Ариночка, маленькая моя, как же ты… — охает дед. — Это же опасно!

— Понимаю, — заверяю рьяно, — в этом-то и дело. А Дима… Дима — рыцарь. Правда-правда… Очень хороший. Не приставал, не пошлил, ни разу не намекнул на деньги. К тому же… — перевожу дух. — К тому же он уже сюда идёт!

— Зачем?

— Дело в том, что он сказал работникам отдела опеки и попечительства, что он мой дядя. А ещё, что у него есть документы какие-то на меня, а потом мы с ним…

— Как ты могла? — ошарашенно выдавливает дед. — Безответственно! Безрассудно! Чужому человеку… С ним… а он, — задыхается родственник, хватается за сердце. Аппарат начинает истошно вопить, через секунду в палату, как ураган, врывается медсестра.

— Да что же вы творите? — негодуют женщина, торопливо махнув мне рукой «на выход!». — Я тебе говорила, ему нельзя волноваться! — грозно пальцем, прежде, чем выхожу в коридор.

— Ах, вы… — ворчливое за дверью, которую тихо прикрываю. Виновато опустив голову, стою потерянная и осквернённая ситуацией. — И так не положено, — выговаривает Галина Сергеевна, добрая медсестра, такая участливая к нашей с дедом проблеме, — посетителей в вашем состоянии. Да ещё и девчонка вас вон, как доводит…

Слёзы обжигают глаза. Подавленно сажусь на скамейку для ожидания и чтобы никто не увидел моего горя, уставляюсь на свои ботинки.

Несколькими минутами спустя утираю слезы, кляня себя за то, что вот так взяла и вывалила на больного человека жуткую информацию.

— Уже поговорила? — приятный, чуть запыхавшийся голос Димы вырывает из скверных мыслей о собственной низости. Низости из-за страха остаться одной…

Даже вздрагиваю от неожиданности.

— И да, и нет, — прячу стыдливо взгляд. — Ему плохо стало и меня выставили.

— Хреново, — ляпает спаситель, присаживаясь рядом.

— Ну-ка, глянь на меня, — распоряжается тихо.

— Неа, — шмыгаю носом.

Вот чего не ожидаю, что Дима простым движением, ухватив меня за подбородок, крутанёт голову в свою сторону. Пристально смотрит глаза в глаза. Кофейные, наливаются беспробудной мглой, а меня отравляет чудный аромат мужского парфюма и сигарет. Затягивает в омут беспросветность взгляда.

— Ныть закончила, — сухо и без желания смягчить распоряжение до уровня «просьбы».