Анна Абрамова - Бес с тобой

* * *

Утром Аря в школу. Я по делам. Днём встречаемся у деда. Вечером мелкая шурует в художественную студию, либо домой — уроки делать и готовиться к ЕГЭ, а я опять по делам босса катаюсь. То конфликт разрулить с молодыми да борзыми, то на место поставить зарвавшегося депутата, то менты забывают, кто им больше зарплату платит. В свободное время улучаю минутку навестить очередного парня из списка, который Костыль НЕ прислал. Самому пришлось попотеть и составить. А знакомый перед смертью мне СМС написал: «Они не виноваты! Спрос с меня!» Ему бы это сделало чести, если бы не тот факт, что мне абсолютно похр*! Меня не пронять такими пафосными соплями. Мне дела нет до громких слов. Я! Давал! Чёткие! Указания! И они их слышали. То, что было не от меня и им пришлось по вкусу — как раз и будет решающим аргументом при карательной миссии.

Муд* не услышали, так мне не сложно, я поясню доходчиво, правда, только раз!

Убивать не стану, но урок послушания запомнят навсегда.

А вечером, точнее ближе к ночи, мы с Ариной встречаемся и много говорим. Как бы я ни игнорировал новые ссадины: кровь на костяшках, царапину на руке, лице, — от внимательных глаз Рины ничего не ускользает. Обязательно высмотрит и врачевать начинает.

Не отказываюсь — у меня мелкие раны, а не отбитый мозг. Правда, чем больше она меня трогает и нежностью топит, тем сильнее задумываюсь над тяжестью заболевания как раз головы. Ну и плоти, что уж душой кривить. Реагирую я на Рину, ни черта не могу с собой поделать.

Меня окутывает её светлость, чистота, робость, мягкость и милое очарование. И чтобы окончательно себя не потерять в этом непорочном разврате, я заваливаю источник моего нездорового наваждения вопросами. Никогда столько не общался. Нет, не я информацию сливаю, скорей Арина впихивает в меня.

Бес

В таком ритме проходят несколько дней. Дикие до простоты по ощущениям и сумасшедшие по информативному накалу. Самое интересное, я бы не назвал Арю болтухой. В основном она молчит, занятая своими делами. Уроки, рисунки, уборка… Но если задать вопрос — с удовольствием отвечает, а так как красноречием девчонка блистает, вот и получается — слово за слово.

И это хорошо. Мне-то особо рассказывать нечего. Истории не самые благовидные, не самые душевные, да и грязи в них предостаточно. НЕ для ушей мелкой. Тем более, если поведаю хоть что-то запретное, мне придётся её самолично убить!

Если бы не тягучее молчание, в котором тону от обостряющегося разврата больше, чем в непринуждённой беседе, я бы позволял ей молчать часами. Но столь обыденное по отдельности: Арина, тишина, уединение, мрачный дом, моя задумчивость… а в совокупности: мы с Риной наедине, в тишине, одни дома… разыгравшееся воображение — обостряют мой порок до стадии неизлечимого. Поэтому всеми силами старюсь наши посиделки сделать лёгкими по общению, полными по занятости.

И нет бы просто — убедился, что с ней всё нормально — и шурую домой, да только… не могу. Рина как магнит. Разок попав в радиус её поля воздействия — уже сложно оторваться. Она притягивает. И не только взгляд.

Чувства и эмоции… Она безраздельно щедра. Делится, даже если у меня откровенно настроение плохое, и в голове крутится очередное задание от Пастора. Тем более если опустошен, и нет ни желания, ни сил общаться.

Аринка живая настолько, что завораживает своей энергией. Топит, наполняет. Вот и я. Как ненасытное чудовище давлюсь, но пью. Подыхаю, но травлюсь. Захлебываюсь, но глотаю.

И впервые чувствую, как никогда, что живу.

Впервые ощущаю полноценность.

Семья — неприемлемое для моего существования слово, играет настоящими красками. Красками жизни.

Мелкая — мой кислород. Мой воздух. Обретённый смысл…

Светлая, чистая, милая, улыбчивая…

Такая маленькая и такая большая. Юная, но взрослая. Очаровательно невинная и обольстительно непосредственная…

НО НЕ МОЯ!

Просветление тяжко даётся — сродни неожиданному удару по голове.

НЕ ДЛЯ МЕНЯ!

Аж кишки скручивает от горечи.

Не моя!

Бесова кровь кипит, требуя выхода.

НЕ моя…

Раздирает душу и, теряя контроль над собой, я по обычаю ретируюсь. Ловлю себя на неутешительной мысли, хватаю куртку, сигарету и ухожу.

Домой. В поиске тепла. Женского… В поиске того, что поможет снять напряжение…

А когда переклинило первый раз, едва смог ноги передвигать. Меня в прямом смысле парализовало от неуместного и неправильного плотского голода. Так сводило пах, что коснись меня мелкая в тот момент, кончил бы на месте, как зад*т, впервые ощутивший стояк и передернувший ствол.

С чего спрашивается?

Вроде всего лишь слушал о деталях семейной коллекции, которая принадлежит роду Коган несколько веков. О том, что уже собрано. О том, что ещё найти. Ринка то по столу ёрзала, за журналом или каталогом не дотягиваясь. То карандашиком постукивала по столешнице, то его в волосы втыкала…

Звуки булькали, проникая в мозг, с каждым пузырём меня наполняя и подгоняя к неотвратимому передозу, а я завис на мимике девчонки. На зелёных глазах, играющих оттенками в зависимости от содержания и увлеченности рассказа. Её брови: то съезжающие к переносице, то взлетающие вверх. И губы… Эти неподражаемые губы.

Рассказ невинен, а картинки перед глазами зашкаливали своей откровенностью. И бл*, не было ничего краше, эстетичней и желанней этих грёбаных… полных, чувственных губ и того, что я с ними хочу сделать. Ничего грязного и плохого. Ничего из ряда вон выходящего или извращённого. Всё строго впихиваемое в понятие «секс». А в сексе грязи быть не может. Это природа, инстинкт, и сейчас мой инстинкт вопит и требует: «Завладеть этими губами!!!» Даже если напугаю животной страстью и причиню боль в нетерпении. А потом оттрахать, как только в голове перещёлкнет.

И это будет…

И это будет настолько правильно и хорошо, что аморальней не придумаешь!

Если первый мой внезапный уход Арина чуть обиделась, спроецировав причину на себя, то остальные уже принимала, как должное — вот с таким человеком живу. Охренительно круто, когда рядом такая понимающая и чистая душа. Как маяк в темноте — во мраке, где давно брожу, не находя пристанища.

Потому и возвращаюсь…

Арина

В воспитанном обществе принято здороваться при встрече, прощаться, расставаясь, и допустимо при срочности и спешности — отмахиваться какими-то банальностями. Часто выдуманными причинами, зато хоть как-то объясняющими действие или некультурность в тот или иной момент. Но это явно не про Диму.

Он появляется из ниоткуда, смущает близостью, привносит раздрай в и без того суетное мышление. Маячит рядом, как тень. Безмолвный собеседник, настойчивый слушатель… И уходит так же внезапно, порывисто: у меня всегда в груди щемит. Слова обрываются, дыхание надламывает — стою, опущенная ниже воды и опустошенно смотрю вслед. Своему «никто и всё» — кто наравне со спасением неотвратимо меня уничтожает. Не специально — это мои тараканы и они становятся навязчиво озабоченными. Но с каждый приходом Дима меня пленяет крепче. С каждой минутой привязывает сильнее. С каждый вздохом порабощает, и я всё чётче понимаю, что чем ближе он, тем меньше меня. Он становится неотъемлемой частью моей жизни. Моего утра, дня, вечера, ночи…

Я уже до такой степени привыкла к нему, что начинается ломка, если не слышу, не вижу, не ощущаю. Никогда не была зависима, а теперь… я погрязла в дяде Диме.

Это стыдно, безнравственно и некрасиво. Я не имею права на какие-либо чувства в его сторону. Он чётко разграничил — ты подопечная, я присматриваю. А то, что звучит иной раз двояко, так это мои проблемы. Видимо, я всё же нехорошая девочка, потому что мои мысли далеки от невинного и чистого. Мелькают такие картинки и фантазии, что от жара задыхаюсь, тушуюсь, мнусь, прячу глаза… Не смею поднять красное от стыда лицо и встретиться со взглядом моего персонального наваждения. А вдруг помёт, вдруг прочтёт? Он ведь… куда опытней! Смекнёт, что мелкая дурочка втрескалась в него по уши и теперь только живёт редкими встречами. И уйдёт! Только навсегда! Или посмеется! Не переживу насмешки. Первая любовь она… может убить, особенно такую ранимую душу, как моя.

И в тоже время я понимаю. Что это тупик. Он и я… мы чужие. Мы из разных миров, мы не можем быть вместе. И даже не потому, что я не дамся, а потому что он… не возьмёт. Зачем ему девочка, когда вокруг женщины? Зачем ему мелкая и неопытная, когда рядом взрослые и раскрепощённые? Зачем ему лишние заморочки и проблемы? Ему и без меня… хватает.

Жаль, телу этого не объяснить. А тело… оно оживает лишь рядом с ним! Сердце ударной дробью несётся, будто желает доскакать до причины моего неровного дыхания. В душе Райские кущи и птички поют.

Меня лихорадит, а бабочки в животе… Я не верила в их существование. Зря! Они есть! Теперь точно знаю. Только пока не разобралась, как их утихомирить.

И вот опять… в очередной раз Дима уходит, оставив меня на обломках недоговорённой фразы, на хрупкой грани разреветься, на подступе к душевному срыву. Одну… в зале… в полном опустошении.

Сколько смотрю на тёмный коридор, где скрылся дядя, не знаю — проваливаюсь в прострацию, — но когда отмираю, подавленная плетусь к себе в комнату. Падаю на постель…

Хаотичные мысли не дают спать. Что я опять не так сделала?

Перебираю мысли, раскладываю поступки по полочкам.

Вроде ничего.

Может, что-то сказала не то?

Вспоминаю досконально каждую фразу, вопрос, ответ… Но не нахожу ни слова обидного или унижающего достоинство человека.

Даже злюсь на него! А только возвращается, мне ему на шею хочется кинуться. Повиснуть бессовестной пиявкой и признаться, как скучаю за ним.