Босс — ранняя птичка. Потому не удивляюсь его звонку. Сам хотел увидеться, тем более мне важно почву проверить, а то последнее время случайности до невообразимости раздражают.

Пастор не делает жёстких заявлений. Претензий, по сути, не выдвигает. Но и я умалчиваю, что документы на лавку уже у меня. Решаю придержать информацию.

Мне ещё покоя не даёт история с Костылём.

Его ослушание — чиркнул пером с дозволения крыши. Мужик мог убить, не будь я расторопнее. И, конечно, волнует устранение Костыля. По-другому никак не могу назвать, и его убийство наводит на нехорошие мысли. А ещё масла в огонь добавляют никак не унимающиеся работники опеки и отдела по расследованию особо тяжких. И без того был для них ярким персонажем, а теперь и подавно мной интересуются с особым пристрастием.

Вот и хочу понять, по какой причине Пастор решает избавиться от меня. Что-то подсказывает — из-за страха быть убранным. Власть, она пьянит. И чем дольше ты у власти, тем больше во хмелю голова, а ощущение вседозволенности затмевает рассудок, оголяя нервишки и обостряя бдительность до степени «маниакальная». Как была у Сталина.

А тут ещё и босс боссов активировался, как назло.

Конечно причина есть! Потому Пастор и дёргается — «под него копает Игужин», а лопату настырно мне в руки суёт. А мои умения ей работать — хорошо известны Пастору. Только неприятно, что Нестор Львович поддаётся истерии и не доверяет мне! Я никогда не предавал. Даже если был не согласен с методами и подходами.

— Как дела по главному вопросу? — бесстрастно уточняет Пастор, сидя в своём кабинете за столом и изучая документы.

— Двигаются.

— А почему старик до сих пор жив?

— Я над этим работаю…

— Тогда почему документы ещё не у меня?

— Коган в больнице.

— Убери, мне ли тебя учить?

— Это делу не поможет. Уберу его, наследство на девчонку перейдёт, а она…

— Убери и её.

— Тогда документы зависнут, и тебе долгое время ничего не будет светить. У меня есть кое-какие задумки…

— Какие?

— Я собираюсь немного по-другому решить этот вопрос.

— Мне стоит волноваться? — пристреливает взглядом босс.

— Только если не доверяешь, — не менее пристально отвечаю.

— Сколько?

— Сроки не хочу называть, — кривлю душой. — С этой семейкой планы к чертям улетают, но постараюсь к срокам торгов подгадать.

— Кстати, — расплывается в улыбке Пастор, — через несколько недель в Красноярске будет занятный аукцион. Я бы хотел, чтобы ты туда смотался, — зависает пауза. Судя по загадочной улыбке, босс ждёт от меня реакции. Но мне нечего сказать. Надо, так надо! — Если тебя интересует, — всё же сам решает приоткрыть завесу таинственности, — там будет Милена, — вновь умолкает и смотрит с ещё большим ожиданием.

— Тогда зачем я?

— Тебе нужно проветриться, — размыто звучит. — Посетишь важное мероприятие. Она передаст важную посылку. С этим нужно будет вернуться… на машине. Можешь один, можешь взять кого-то из ребят, — но яснее ясного — Пастор всеми силами желает меня приструнить, и племянница в этом — достаточно сильное оружие. Особенно, если учесть, что у нас с Миленой случаются интимности. По обоюдному и взрывному согласию. Одно время я был уверен, что люблю её. Долгое время… И настолько отупел от желания быть с ней, что выставил себя полным идиотом, когда сделал ей предложение. Несмотря на предупреждение босса, что мы не пара, несмотря на советы со стороны. Милена дала отворот поворот, при этом не отказывая до сих пор ни мне, ни себе в разовых перепихах-встречах. По её словам: «Чувства и брак не должны пересекаться». Поэтому выходить за такого как я — без роду, без племени, не имеющего на счетах приличной суммы, ниже её достоинства. Она меня воспринимает, как любовника, а как супруг… в этом случае моё положение смехотворно.

Как человек гордый и самодостаточный, я выслушал…

Это было оскорбительно, унизительно, но я промолчал. Не мне устраивать истерики и разборки. Бросаться признаниями и клятвами, если Милена так посчитала, значит так и должно быть.

Правда, убить я её хотел. Собственными руками! Придушить. И даже не за отказ. А за смех, плевок в душу и последующий секс…

— Мне кажется, ты ещё не отошел после ранения.

Скупо усмехаюсь, но в пол. Такие заявления равны признанию в бессилии. Пастор в агонии, и не знает что делать. Даже готов племянницу под меня подложить. Надо же…

— Я подумаю насчёт отпуска, — тоже умею говорить так, чтобы озадачить собеседника.

— Отличная мысль! — оживляется Пастор. — Слетал бы в Лондон… Проветрился. Там прекрасные выставки…

— И Милена? — иронию не скрываю.

— Как ни странно, — босс ещё тот сатирик, особенно, когда оппонент понятливый. — Искусство, торги, скупка… это её стихия. Так что, да. Встретишься с Миленой.

— Понял, — киваю сухо.

Пока еду, гуглю на предмет торгов. Закрытая информация, лишь для определённого круга лиц. Но связи позволяют мне быть в их числе. Если сам никогда и ничего не приобретал, то племянница Пастора — в этом специалист. Хищница… и, зная моё безразличие к искусству, слегка удивляется интересу, но кратко рассказывает. По почте скидывает брошюру на выставляемые лоты.

— Ты приедешь? — как бы промеж дела.

— Ага, — сухо, уже просматривая картинки и особо не задумываясь.

— Значит, скоро увидимся? — с подтекстом.

— Да, пока, — скидываю вызов, потому что за рулём неудобно и рулить, и говорить, и инфу смотреть.


Ближе к полудню телефон начинает трезвонить. Кто бы сомневался?! Отдел опеки и попечительства. Где я? Где Арина? Кошу под дурака: «На работе. Девочка в школе…» На что с угрозами: «Её нет», и если я вздумаю Коган Арину укрывать, меня ждёт… и всякое разное, уголовно наказуемое.

Заверяю, как только увижу, обязательно передам, чтобы Арина была хорошей девочкой и слушала чужих. Конечно глумлюсь, но что за детский сад? Неужели они думают, если будут сыпать угрозами, я как нежная барышня. рассыплюсь от испуга и сдам всех и всё?

А потом уверяю, если будут ко мне вопросы, я в любое время готов на контакт. Только звонок, я у них! Только без интима…


К деду приходится заехать чуть раньше. Он уже волнуется — ему тоже звонили и угрожали. На что успокаиваю, но… Арина не сможет к нему приходить, дабы избежать перехвата органами попечительства.

Исмаил Иосифович крепкий малый. Не то чтобы излучает благодарность, но понимает, что в данный момент я представляю сторону мелкой, и уже из-за этого выдержанно молчит и соглашается — раз так, значит так.

И пока в палате одни, злобной медсестры нет, вредного врача тоже, выуживаю телефон и набираю Рину. Видео-звонок. Она сначала недоумённо хлопает ресницами, поправляет очки, привычкой дурной губу закусывает, а когда настраивает камеру, краснеет:

— Здравствуйте, — роняет удивленно, как понимаю, сидя за столом в своей комнате.

— Привет, я у деда твоего. Сейчас, — телефон протягиваю Когану. Старик с недоверием его берёт, как и внучка настраивает свою личную — камеру — зрение, и уже в следящую секунду его губ касается тихая улыбка.

— Аринушка.

Опять в душе всё наизнанку. Оставляю их наедине…

Только выхожу из палаты, примечаю Галину, Юлькину подругу. Сидит за столом сестёр, заполняет какие-то бумажки.

— Привет, — ни капли вежливости, просто формальность. Галина с каменным лицом:

— И как у тебя совести хватает? — откладывает папку и поворачивается в полоборота.

— Да ничего вроде, — чуть в шоке от хамства и наезда знакомой, — хватает. Даже, полагаю, избыток, раз до сих пор тебя слушаю.

— Говнюк ты, Бес, — выплёвывает Галя, поднимаясь.

— Спасибо, я себя устраиваю и таким, — разговор надоедает, поэтому отворачиваюсь, глазами блуждая по пустому коридору и обдумывая, где бы покурить. Благо, Галя благоразумно затыкается и уходит по делам. Только остаюсь один, возвращаюсь в палату.

Исмаил Иосифович заметно светлее, чем был, когда я только пришёл:

— Не знаю, что вы, молодой человек, с ней сделали, — возвращает мобильный, — но Ариночка выглядит счастливой, — старческие глаза увлажняются. Коган и сам не рад своей реакции. Пытается успокоиться.

Отвожу взгляд, нарочито долго с телефоном занимаясь. Чтобы старику время дать в себя прийти.

— Ничего, просто она вас любит. Вот и прыгает, как егоза от счастья.

— Пожалуй, эту причину и выберу, — кивает ровно Коган. — Моему старческому сердцу так милее… — на несколько минут зависает молчание, даже подумываю, что пора прощаться. — Вы ещё ей не сказали?

— Нет, — теперь моя очередь чувствовать неловкость. — Не смог. У нас ещё есть время в запасе, а я пока варианты подходящие рассматриваю. Надеюсь, к вашему выходу из больницы подыскать достойный.

— Это, — заминка, — с вашей стороны… — Исмаил Иосифович сражается с чувствами, — мило…


На том закругляемся.

ГЛАВА 15

Бес


Первую сознательную ночь не могу отделаться от ощущения беспокойства. Прислушиваюсь к тишине, но она вязкая, и меня утягивает сон. Вырывает из темноты звук — распахнув глаза, его больше не слышу. Даже начинает казаться, что просто приснилось. И только несколькими минутами позже понимаю, что всхлипы всё-таки раздаются из дальней комнаты.

Натягиваю подушку на голову. Ненавижу слёзы. Тем более бабские. Не думал, что Рина плакса.

Понятно — тяжело. Дед в больнице, одна в чужой квартире, без друзей и знакомых, с, по сути, незнакомым мужиком… приходится скрываться, но ведь живая. Никем не испорченная! Не в питомнике! Уже отлично!!!


На вторую ночь специально затычки в уши пихаю. На тот случай, если мелкая опять вздумает сантименты рассусоливать по подушке.