— Иди спать! — Злее, чем следует, грубее, чем допустимо, категоричней, чем достойна. Голос охрип и звучит с надломом. И шевельнуться не могу. Скорее вперёд — и в пропасть похоти, чем назад — и в пустоту одиночества.


Арина смаргивает испуганно огромными глазищами и спешит ретироваться к себе в комнату. Замок щёлкает… Как разрядом по оголённым проводам.


Арина


Я трусиха! Какая же я трусиха!!! Боже…

Сбежала. От него.

Нет! От себя…

Забираюсь на постель, утыкаюсь лицом в подушку, но сердце продолжает дико стучать. Меня до сих пор трясёт, а во рту горечь.

Потому что горько. Горько, досадно…

Дима хотел меня поцеловать! Хотел. Он был так близко…

Прикладываю руки к щекам — горят. Пальцы скользят на губы… И губы горят. Потому что хотят ощутить поцелуй. Димы! Его поцелуй. Как тогда, когда я позволила лишнего, когда сама шагнула навстречу…

А сейчас не посмела. Испугалась. Но он пригрозил, чтобы не смела. И я всеми силами себя удерживала.

Да и вообще последнее время старалась поменьше на глаза ему попадаться. Одеваюсь только в брюки и кофты с длинным рукавом.


Его контролю позавидовать можно. Порой сух, холоден, бывает недоволен. Его равнодушие ранит… А иной раз ловлю другой взгляд, полный голода, не невинный — взрослый. И тогда теряю себя. Как дурра, либо затыкаюсь, либо болтать начинаю. Но НИЧЕГО не спасает от пожара внутри. Я настолько заражена Димой, что скоро истлею.


Вот и сейчас. Забыла напрочь, о чём говорила. Он как гипноз. Таращилась в его чёрные глаза и млела. Бестолочь слабохарактерная. Дура бесхребетная. Зачем голос подала? Испугалась?

До икоты! Того, что могло случиться. Того, что опять бы его разгневала.

Блин! Но как он смотрел. Как затаился.

Сделай я хоть движение в его сторону, он бы поцеловал.

Точно! Поцеловал бы…

Но это ведь неправильно!


Стоп! А почему?

В моём возрасте девчонки уже спят с парнями давно. Почему нельзя украсть поцелуй мужчины? Мужчины, которого опасаюсь, но быть с которым куда безопасней. Мужчины — кто пугает, но притягивает. Мужчины, обжигающего холодом равнодушия и вместе с тем испепеляющего вниманием. Кто в состоянии раздавить словом и им же оживить. Заморозить взглядом, а следом так посмотреть, что вспыхиваю, как спичка от искры. Мужчины, кто обещает помочь, спасая бренное, но при этом неосознанно губя нетленное. Мужчины, кто ничего не требует, но лишает всего. Мужчины, держащего себя в руках, и этим, наравне с восхищением, раздражает. Кто заставляет замирать своим приходом, а уходя, лишает важной части себя, потому что каждый раз у меня обрывается внутри какая-то нить. Я боюсь, что уйдёт и больше…

Я же не дура, даже если она. Дима бандит. А его работа, если её работой можно назвать, скорее, деятельность, — очень опасная.

Вот и не выхожу его провожать — пусть думает, что сплю. И не выбегаю встречать, чтобы не испугался моего буйства. Да и сама дышать перестаю, вслушиваясь в шаги. Я ведь уже потому, как он ходит, на раз отличию его настроение. И до жути боюсь. Услышать какое-либо изменение.


Он мне нравится. Очень. До спазма в животе, до перехватывающего дыхания, умалишённого сердцебиения и отупения мозга… До такого разжижения, что становлюсь пустышкой многоговорящей.

Говорю, говорю… Лишь бы он был рядом. Ведь если болтаю, ему приходится слушать. А значит быть рядом. Пустая, глупая, наивная.

Бред! Понимаю, что надеяться на чувства со стороны такого человека нелепо. Кто я, а кто он. Да у него не одна Юля… Что у них отношения — сразу догадалась. Как увидела её взгляд — на нём.

Уверена, он получает любую. Если только хочет.

И меня может получить… Если пожелает, а он…

Не хочу нагнетать лишних грёз, но я ему тоже нравлюсь.

И никак не от одиночества.

Ну почему он такой сложный?!

Перекручиваюсь на постели и смотрю в потолок, прижимая подушку к груди, где нестерпимо сильно бьётся сердце.

Дима сложнее всех, с кем знакома.

Вот почему мне интересно. Вот почему притягивает.

Я хочу его разгадать! Мне приятно видеть, что он слушает, как слушает.

Иногда кажется, зависает, и от того слова в горле застревают. Комплекс — мухой назойливой жужжать не хочу. Но Дима развивает сомнения, задает наводящие вопросы или уточняет какую-нибудь мелочь — я опять оживаю. Жаль, что не так последовательно и ровно умею излагать мысли, вести рассказ, как дедушка, но стараюсь быть понятной…

А его глаза — удивительный мир оттенков, эмоции. От тягуче-нефтяных до светло-ореховых. Зрачок то суженный, то расширенный. То с игривым блеском, про который часто говорят «бесенята играют», то с яростными молниями, то бликами оттенённый, помутневший и чарующе бездонный.

В такие моменты горло сушит. В голову мысли стыдливые лезут. Настолько греховные, что уши горят. Себя часто ловлю на мысли, что жду.

Шага с его стороны. Но Дима выдержан — вряд ли решится. В нём есть стопор. От того обиднее и горше. Я бы хотела с Димой…

Ой!..

Лучше не думать о таком. И так дышу через раз.

Он мне нравится! Это плохо, но нравится!!!

Неправильно, но нравится…

И не как дядя Дима, а как мужчина… Как Дима!

Ещё чуть ворочаюсь, и сон всё же утягивает.

Бес


С утра смотался ни свет, ни заря, всё равно не спал… Это ненормальное что-то. Сумасшествие в обострённой степени, клиническое.

Уже подумываю к девчатам в дом терпимости завалить, но везёт с работой. Весь день гоняю под завязку. Даже на время отвлекаюсь от собственных демонов, но они всё равно настигают ближе к вечеру.

Боюсь домой… до трясучки. Вчера чуть не сорвался. Благо, Рина меня остановила. Разумная маленькая девочка, делающая меня совершенно безрассудным.

Ничего, успокаиваю себя тем, что скоро это всё закончится…

Набираюсь храбрости, вернее, босс напоминает, что мне завтра нужно ехать в Красноярск, а значит не придётся день рождение мелкой с ней провести, ведь отсутствовать буду по уважительной причине. Чтобы не расстраивалась — подарок вручу.

Да! Это правильно.

Меня отпускает — нахожу, как оправдать собственное свинское поведение, а возвращаясь домой, от ужаса чуть квартиру не крушу. Запах чужаков!!! Возможно, я больше зверь, чем думаю. Ведь нет ничего обычного для простого человека, принюхиваться и звереть, но ревность ослепляет.

— Арина! — рявкаю на всю квартиру, да так, что даже стены сотрясаются. Девчонка появляется быстро. Улыбка тотчас сходит на нет. Не знаю, что читает на моём лице Рина, но уже в следующую минуту становится напуганной и зажатой. Голову в плечи, глаза в пол. Руки заламывает. С ноги на ногу переступает.

— Я. Тебя. Слушаю! — вкрадчиво, изо всех сил сдерживая Беса.

— У-у нас были гости, — заикается мелкая, совсем жалко выглядя.

— С какого х*? — обманчиво спокойно. Да. Знаю, терпеть не может, когда матерюсь, но у меня сейчас злые эмоции. Стелить и подбирать слова — некогда. — Мы специально шифруемся, чтобы тебя не нашли, а ты в дом гостей…

— Так это твой друг, — с лёгким недоумением перебивает Рина, виновато глаза подняв.

Меня стопорит.

— Мой кто? — не глухой — не разобрал юмора, а если был не он, стоит уточнить деталь, которая меня, мягко говоря, вгоняет в недоумение.

— Д-друг, — вновь запинается мелкая, становясь пунцовой. — Он сказал, что ты просил за мной присмотреть.

— Я просил… чтобы ОН сказал? — вторю обрывки фразы с нарочитыми паузами и оттенками, показывая всю абсурдность реплики. Голос опасливо вибрирует, медленно шагаю к Арине. Девчонка затравленно отступает, пока не врезается спиной в стену. Глаза от страха расширяются всё больше. Плохо контролирую себя, поэтому торможу уже впритык с девчонкой. Зависаю горой. Руку в стену упираю аккурат над головой мелкой.

— По-твоему, я мог х* знает какого друга отправить к тебе, наплевав, что скрываю?

— Н-нет, — нервно мотает головой Рина.

— Мы уже почти месяц зависаем! Я хоть раз говорил о друзьях?

— Н-нет.

— Я хоть раз вообще употреблял это слово?

— Н-нет!

— Тогда, повторяю вопрос, какого х*… - В тихой ярости понимаю, что сумасшедший. Меня лихорадит. Как хочу взять дуру и встряхнуть. Так сильно, чтобы, бл*, вновь поумнела. А то сидя в квартире, стремительно тупеет.

Сжимаю кулак до хруста. Кровь мозг затмевает.

— Только не бей, — так сильно размазывается по стене Рина, что затыкаюсь. Зажмуривается сильно-сильно, с лица схлынивает краска, губы дрожат.

А я… как маньяк… насилую взглядом. Дико, до исступлённого блаженства желаю мелкую жестоко проучить.

Ускользающим рассудком слышу напуганный девичий визг. Сдавленный всхлип… А в следующий миг впечатываю Рину в себя. Так сильно прижимаю, что мелкая безудержно ревёт.

В руках от бешенства пульсирует кровь. В голове гул, а сердце с катушек слетает — долбит ударной дробью в грудь… из-за страха за дуру… Её же могли убить. Изнасиловать.

В макушку носом натыкаюсь, травясь родным запахом. Сирень… Нежная, милая…

— Никогда. Так. Больше. Не делай.

— Угу, — шмыгает носом девчонка куда-то в меня.

От этой близости горю в пожаре. Но этот Ад сродни экстазу.

Несколько минут стоим в безмолвном оцепенении. Я — не в силах сдвинуться и нарушить объятия, а мелкая… Видимо, так напугана, что дышит через раз. Дрожит мелко, остаточно всхлипывает. Но не отпускает. Чувствую её ладошки — в кулачки сжатые. Всю её ощущаю…

Моя! Маленькая умная глупыха!

И плевать, что не моя…

— И меня бойся, мелкая. Меня нужно бояться сильнее всего!

Через «не хочу» отлепляю девчонку от себя. Придерживаю за плечи: