— Быть не может! — смеются глаза Прокофьева, он делает глоток шампанского и предлагает мне руку: — Тогда буду рад…

— А я отлучусь на секунду, — выжимает формальную фразу Милена, отпивая игристого, и идёт прочь.

— Я скоро, — на ушко роняет Дима и, не дожидаясь моего ответа, уходит за тёткой.

Знать не хочу, куда и зачем. До боли желаю, до желчи в желудке и до тошноты боюсь!

Лучше не думать! Лучше увлечь себя чем-то сторонним. Не хочу расстраиваться. Не хватает ещё разреветься!!!


— Ну, что ж вы молчите, прелестное создание? — мягко стелет Прокофьев, пока идём по залу.

— Я не знаю, что сказать… — мнусь в неприятной близости от художника. Мне с ним неуютно. Всё время кажется — оценивает. И не как человека, кто понимает в искусстве, а как женщину…

— Хотя бы похвалите автора сего шедевра, — останавливается возле первой встречной картины. Сарказм в голосе даже вызывает улыбку. Прокофьев меняет фужер с шампанским, но вместо одного берёт два. Один вручает мне: — Для вдохновения, ну и лекарство от смущения и страха, — подмигивает понимающе, с лукавой улыбкой.

Уже было отказываю, но потом… гнусная мыслишка, выпить… пару глотков в день совершеннолетия — не самый скверный поступок.

— Очень гармоничное сочетание цветов, наложение слоев, мазки…

— Да вы что? — изумляется художник, отпив шипучего напитка. — А что вы скажете о самой задумке?

— Она мне не близка по восприятию. Предпочитаю реализм, — чуть обдумав, тоже пробую шампанское. Сильногазированный. Но вкус отличный — чуть сладковат, в меру кисл. С большим смаком припадаю к краю фужера вновь. Делаю глоток, чуть больше — вино на языке играет богаче, горячее бежит по горлу.

— Не поверите, — понижает голос до шёпота, — но мне тоже. — Небольшая заминка и добавляет с грустью: — Жаль, что творцом этого произведения являюсь я!

Самокритичность?! Неожиданно! Обычно творческие люди очень ранимые, и критику воспринимают ярко и остро. А Прокофьев…

Пока нахожусь в немом шоке, подхватывает меня под локоть и утягивает к следующей картине.

— Раз уж я нашёл самого честного зрителя, буду рад послушать ваше мнение ещё, — глухо хмыкает. — Только выпить нужно больше, — тормозит официанта. Меняет бокалы. Один мне, другой себе. — Глоток для храбрости, и я буду готов! — шутливо пальцем просит секунду.

Вот так, слово за слово, переходим от картины к картине, оценивая мастерство автора и промеж щекотливого дела осушая по несколько фужеров с шампанским.

Полотна кажутся всё более понятными, художник — очаровательным. Да и вообще обстановка дружелюбная, весёлая, яркая, располагающая.

К Прокофьеву часто подходят посетители, вовлекают в беседу, он меня не отпускает — всё время придерживает за руку и знакомит с каждым.

На самом деле на меня все смотрят с нескрываемым интересом. И улыбаются. Мне это нравится… или не нравится. Да какая разница?!

Главное не задумываться, где Дима…

Митрофан… То есть Митя, он попросил перейти на «ты», прекрасный собеседник. Самокритичный, улыбчивый, обходительный, вежливый, культурный, воспитанный. Такой замечательный, что ему об этом говорю, не таясь. Прокофьев это воспринимает с очаровательной шуткой, в который раз не забывая о гостях. К нам подходит очередной посетитель. Полный, но лощёный, с залысинами. Мне он понравился сразу. Обниматься полез… Художник, верно считав моё недоумение, быстро уводит меня в сторону к другой группе людей. Эта компания более милая. Мы с ними завязываем разговор на какое-то время, а потом тема банально сводиться к: «Ах, какие шикарные полотна в этот раз выставил художник!» И я начинаю откровенно скучать.

— Арина, очарование моё, — это, пожалуй, то, чем мужчина отторгает — уменьшительно-ласкательными, слащавыми эпитетами. Молча выдавливаю улыбку. — Вы заскучали…

Художник, с моего позволения, меня покидал ненадолго, встречая очередных «важных» гостей. И пока его не было, я вновь с очередным бокалом шампанского остановилась возле инсталляции, исполненной творцом и героем сегодняшней выставки.

— Нет, что вы, — лгу, пряча взгляд в бокале. Всё чётче жжёт отсутствие Димы. Безотчетно вожу глазами, выискивая его, но дяди, как след простыл. Милены тоже нет.

Настроение стремительно ухудшается.

— А если ли бы я вас похитил? — шуршит интригующе художник, как и я рассматривая металлическую конструкцию странной пары, то ли дерущих друг на друге волосы, то ли в безудержно-страстном запале старающихся спариться.

В недоумении уставляюсь на Прокофьева.

— Шучу, очаровательная Арина Родионовна, — насмешливо мотает головой. — Но, как самая сведущая и честная посетительница в моём логове, — доверительно, — могла бы меня немного порадовать.

— Смотря чем, — дурашливо хихикаю, зубами по бокалу клацнув. Боже! Газики и сладкий напиток делают меня невменяемо глупой и легкомысленно ветреной.

— Если не испугаетесь остаться со мной наедине, я бы с удовольствием вам показал кое-что эксклюзивное.

— И что же это?

Умеет художник заинтриговать, да и действие шампанского обостряет любопытство. Мне скучно, и раз Дима оставил в компании этого человека, значит доверяет ему. И вообще, что может случиться?

Мы же не одни…

— Пойдём, сокровище, — таинственно шепчет, — только надеюсь на твою порядочность, — лукаво играет бровями, мягко придерживая под локоть и задавая направление.

Через первую арку, вторую, третью. В четвертом зале по лестнице наверх… И оказываемся на просторном этаже. Длинный коридор, несколько дверей по обе стороны. Опасливо торможу.

— Не бойся, я не обижу, — насмешливо шепчет художник, обжигая кожу на плече. Настораживаюсь сильнее, но мужчина меня обгоняет, не позволяя себе большего. Руку протягивает, жестом маня за собой: — Если боишься, ни в одну из этих комнат не пойдём.

Хм, интерес укрепляется. Неоднозначно киваю, запоздало поняв, что спалила себя пьяным жестом.

— Тогда за мной, если храбрая, моя любопытная, — нежно посмеивается художник, пленив ладонь и утягивая меня за собой.

Словно половинка магнита, следую за ним по пятам. Хотя меня чуть шатает из стороны в сторону: каблуки неудобные, платье узкое, а Прокофьев, как и я, навеселе, поэтому шагает целеустремлённо, не озабочиваясь моими проблемами. Но это мелочи, поэтому спешу за ним, изредка похихикивая, когда меня заносит в очередной раз.

По коридору… Насквозь, а за углом двери обнаруживаются.

— Боже! — от восхищения на некоторое время выпадаю из реальности, застыв уже в иной вселенной. Впечатление, что попадаю в другой мир! Стеклянный потолок, многоцветие пёстрых огней города, звёзды на индиговом небосводе. Под стать исследовательской обсерватории, только в антураже художника. Полотна, картины… Некоторые завершенные, некоторые только в процессе.

Это мастерская! И я нахожусь в самом сердце!!!

Потрясающе красиво. Невероятно интимно…

— Иди, покажу кое-что, — подзывает художник к одному из панорамных окон под потолок. Прокофьев уже с бокалом более крепкого напитка. Делает глоток и указывает пальцем на улицу, вниз, при этом едва не расплескав коньяк. — Этаж скромен, но отсюда прекрасно виден парк. — Останавливаюсь рядом, не думая, как будет выглядеть моя выходка, прислоняюсь лбом к прохладной поверхности и хмельно смотрю на площадь в парковой зоне. — В такие часы там часто гуляют, — голос Мити убаюкивает мирным бархатом. На улице звучит тихая музыка, далёкие голоса. Закрываю глаза и покачиваюсь в темноте и лёгкости опьянения. Так хорошо и свободно…

Ловлю себя на том, что уже танцую с художником. Голова покоится на плече Митрофана. Я рассеяно слушаю журчание его рассказа:

— …Музу терять очень больно. Особенно для творца…

Голос расплывается и лишь обрывки редко заплывают в сознание: «Обретение такой юной…» «…нетронутой пороком девственной красоты» «будоражит…»

— Ты бы согласилась стать моей Музой? — шелестит совсем близко. Жаркий воздух щекотит ушную раковину, а в следующий миг остроты ощущению придаёт мягкий укус за мочку. По телу лихорадочно прогуливается мимолетная волна возбуждения. Горячительные потоки… В животе рождается пожар.

— Я буду щедрым, — волнует кровь проникновенным голосом художник, едва ощутимыми поцелуями прокладывая дорожку по шее к ключице.

— Я, — язык заплетается. Где-то телепается мысль, что это неправильно. Всё! Ситуация глупая. Я не должна!.. Но мягкие поглаживания, настойчивые и умелые касания, выбивают из головы разумное. Хихикаю, когда щекотливый язык касается губ. Робко прогуливается по устам, словно выпрашивая дозволения. Хмель ударяет сильнее. Сердце несётся галопом… И я всхлипываю, когда оказываюсь под бурным натиском — в крепких объятиях, куда меня жадным поцелуем утягивает с лёгкостью художник. Где парю свободной и желанной, а вокруг взрывается мифическое светопреставление.

О, чёрт! Я никогда прежде так не напивалась.

Шампанское и вино пробовала. Дедушка позволял по особым праздникам, но столько… никогда не себе не позволяла.

И видимо, зря! Мне нереально хорошо и весело. Раскрепощенно! Могу себе позволить! Теперь мне восемнадцать! У меня день рождения! Это особый повод… Потому и выпила.

Хотя большим поводом стало то, что Дима меня оставил! Одну! Наедине с чужим человеком! А сам пошёл… со стервой!

И ни разу за день меня не поздравил!

ГЛАВА 24

Бес


Шумно дышу в макушку Милены. После бурного, на грани дикого, животного соития. До сих пор в ней, а перед глазами Аринка. Дерзкая, вольная, красивая, в новом наряде: сильно преображающаяся из невинной девочки в знающую себе цену женщину.

Мда. Банально нужно было куда-то девать порывы. Вернее вставить и излить. Милена оказалась под рукой. Как нельзя кстати. Тем более мы периодически занимаемся сексом. Для нас это норма!