— Отлично, — хлопаю ладонью по поверхности, оставляя пятитысячную. — Я выезжаю, рассчитайте. Сгоняю за вещами, когда спущусь, всё должно быть готово. Чаевые заберёшь себе.


По номеру двигаюсь быстро. Вещей-то нет. Проверяю, ничего ли не оставили, а в ванной комнате задерживаюсь — щётки и пасту гостиничные забираю. Когда сюда ехали, забыл взять, а сейчас… понадобится. Тем более ехать всю ночь.

Ночевать тут оставаться — не вариант. За себя не ручаюсь. Уж лучше в дороге… уж лучше ехать. Тоже будет несладко — узкое пространство, но, б*, девственниц не т*ют в машине!!! Даже элит-класса…

Так что, однозначно, лучше ехать!


Торопливо сбегаю вниз, услужливый администратор только примечает, тотчас спешит навстречу. С двумя небольшими коробками… и улыбкой на все чаевые — и даже больше.

— Спасибо, что вы выбрали нашу гостиницу, — шаблонную речь заводит. Молча забираю, что причитается мне, иду на выход:

— Спасибо…

— Счастливы будем видеть вас вновь! — приторную фразу в спину обрывает захлопывающаяся дверь. Сбегаю по ступеням здания. Поклажу определяю на задние сиденья: посылки от Милены — одна мне, другая дяде… О том, какая причитается мне определяю по помадному «факу».

Мило.


Вдыхаю свежего воздуха: уже не морозного, но ещё прохладного. Выкуриваю сигарету, сажусь в машину, ключ в замок.

ГЛАВА 25

Бес


Так и еду некоторое время, но каждый взгляд на Рину бьёт током, а перед глазами вновь и вновь мелкая в объятиях художника. Его наглые руки, сжимающие тонкий стан. Бл*, м* везёт, что я уже за город выехал. А так бы опять вернулся убедиться, что руки переломаны.

В ногах и мозгу хранится память, как я уже упавшего, харкающего кровью художника, добиваю. Давлю ботинками хрупкие кости. Да-а-а! Звук ласкает слух.

Видимо тогда под руку и попалась Арина. Пыталась остановить.

Мила труслива и умна для этого — жизнью научена. Беса усмирить нельзя!!! Если я срываюсь, лучше молча ждать, пока отойду.

А Арина… мелкая моя большая озабоченность. По незнанию бросилась. По неведению решила геройствовать. Глупая, невинная дура! Кого защищала-то? Этого грустного муд*, кто без разбора ебётся? Бухает для вдохновения и принимает разную хрень, ибо муза давно его покинула? Кто чуть не осквернил её невинность и доброту?

Бл*, это надругательство над самой сутью чистоты и святости!!!

Меня вновь начинает лихорадить. Под пальцами скрипит руль, гашетка утоплена. Машина набирает неприличную даже по моим меркам скорость. А я, как назло, на Рине залипаю. Смотрю, смотрю… когда бы ещё мог вот так откровенно и без смущения её рассматривать? Мало чем отличается от неспящей. Тот же гордый лоб, аккуратный нос и полные губы.

Мелкая так чиста от порока и так порочна своей чистотой…

Больная фантазия услужливо показывает, как я греховно срываю этот статус и с каким упоением вкушаю запретный плод. А потом, утверждая свою полную власть, подчиняю.


Бью по тормозам, виляя к обочине. Сердце лихорадочно чуть из глотки не вылетает. От того, что давно не дышал, в лёгких спазм. А в паху тягучая боль разливается. Ноги не слушаются, руки тоже, но выдергиваю себя из машины.

Матерясь на все лады, пережидаю волну возбуждения, из-за которой мой измученный орган едва до самого извержения не дошёл.

Задираю голову, бездумно глядя в звёздное небо.

Прохладно, темно, безлюдно… Трасса в это время большей частью пустует, хотя редкие машины конечно проезжают. Отстраняюсь от земного. Мне нужен покой и одиночество. Шумно втягиваю воздух, протяжно выдыхаю. Зарядка для мозга, плоти…


Начинает светать, ветер треплет волосы, остужает кровь.

Возвращаюсь, бросаю косой взгляд на мою греховную мечту и вновь сворачиваю на трассу. В этот раз еду спокойней несколько часов, ровно до тех пор, пока мелкая не начинает стонать. Это выше моих хрупких сил.

— Арина, — собственный голос хриплым выходит.

Девчонка в тисках сна — дёргается, мечется. Безрассудную мысль — мелкую успокоить, отметаю, когда глазами цепляюсь за голые ляжки и развилку между ног… в чёрном кружеве.

Платье порвано! Пока Рина спит и ёрзает по сидению — подол задирается!!!

— Мелкая, — почти стону от бессилия своей слабости. Своего желания. Своей боли. Своих принципов. Своего греха.

Зло толкаю:

— А ну, подъём!

Бл*, и так еле дышу. И так еле смотрю!!! Чистый спирт. Грёбаный глоток чистейшего спирта, обжигающий, смертельно опасный и ударнее по хмелю.

— Что? — морщится Арина, непонимающе глазами шаря по обстановке.

Губы облизывает, а меня коротит на этом жесте. Непринуждённом, но обнаженном сексе. Всё! Хочу её поцеловать!

— Бл*, на хрен свали на заднее! — рычу и за шкварник мелкую дёргаю, словно желаю сам закинуть назад.

Рина мгновенно руки вскидывает, прикрывая лицо:

— Только не бей! — всхлипывает сдавленно, всё ещё в цепких лапах кошмара. Замираю, то на неё смотря, то на дорогу:

— Алкашка, дуй спать на заднее сидение, — грубее, чем хочу, но так нужно! Мне! Ей! Нам! — Рина опускает дрожащие руки, с испугом на меня поглядывая. Не выдерживаю: — Сказал метнулась быстро! — рявкаю гневно.

Арина шмыгает носом — покосившись назад, отстёгивает ремень безопасности и с обиженным видом ползёт, куда послал.

Не смотрю! Не сморю. На дорогу. Вперёд! На дорогу. Тёмная, опасная, с поворотами…

Убейте меня!


Уже почти рассвело. Остаётся не так долго до дома. А потом… что дальше? Я не смогу с ней больше жить. Нет сил. Сорвусь, и так еду еле-еле.

А зачем переживаю? По сути, Арина уже совершеннолетняя. Могу лишь проверять, всё ли у неё нормально. Время от времени.

Не нуждается ли в деньгах? В помощи по квартире?

Бл*! Я ведь так и не сказал ей главного.

Как могу её бросить? И как бы точку поставить?


Опять сигарету в зубы. Жму кнопочку стеклоподъёмника, и в салоне сразу же становится свежо и шумно. Зло курю, в голове неудобные мысли сшибаются. И хочется, и колется. Я ведь вроде обещал Когану, что Рину не трону, а сам только и делаю, касаюсь. И чем больше, тем неистовей тянет.

А я не смею. У неё есть шанс. Найти нормального человека, кто будет любить. Ценить. Уважать. Баловать. Развлекать. Кто сможет… Тот, у кого будет такая возможность. А не я. Что с меня взять?

Пустое желание. Прихоть? Запретный… Да!

Лучше держаться друг от друга на расстоянии. Я хочу, чтобы у неё был шанс найти своё счастье с другим. С достойным…


Так и еду, сражаясь с собой, с чувствами, мыслями, плотью. Изредка поглядываю в зеркало заднего вида на мирно спящую Рину, с отвращением понимая, что увяз. В топи, которую избегал и отрицал — в отношениях под названием «семья». Пусть не своя. Пусть не родная. Пусть ненадолго. Пусть неполноценная.

Но за столько лет я впервые ощущаю нечто большее, чем примитивное «зацепиться» и «выжить»: гораздо сильнее и теплее — «удержать» и «сохранить».

Ломать проще, чем строить, но к такому подвигу я ещё не готов и даже мечтать не стоит. Поэтому начну с малого. Попытаюсь не сломать — хотя бы не позволю разрушить.

Выбрасываю окурок в окно. Во рту уже помойка, горечь от курения и сухости. Краем глаза в зеркале заднего вида улавливаю движение.

Арина возится, кряхтит, ворчит… просыпается. Лицо помятое, причёска испорчена, взгляд непонимающий, но чуть виноватый и подслеповатый.

— Дим, — голос хриплый. Теперь на полном основании перевожу на неё взгляд. — Я в туалет хочу, — смущённо и обхватывает плечи руками.

— Пять-десять минут терпит?

— Я — да, мочевой пузырь… не уверена, — кривит личико, косясь в боковое окно.

— Если будет невмоготу, говори. А пока едем.

— Угу, — кивает Арина. Нужно отдать должное — не лезет с разговорами, не выводит на эмоции. Забивается в уголок и устремляет глаза в окно. Лбом в стекло… Но до заправки или кафешки всё равно не успеваем.

— Больше не могу, — скулит Рина, уже несколько минут ёрзая по заднему сидению.

Торможу, как приходится — удачно на отворотке и даже редкие деревья есть. Чтобы не слушать или не дай бог не увидеть, и тут даже не в моей разнеженной психике дело, а девичьей, нетронутой такими развратными мыслями, как моя. Сигарету прикуриваю и иду чуть вперёд. Мне самому нужен отдых. Бутылку с водой предусмотрительно прихватываю и в сторонке чуть омываю лицо. Не душ, не полноценное — умыться, но хоть что-то бодрое, свежее и мокрое…

Пока растягиваю время, Арина, уже ковыляя на шпильках, к машине спешит. В шубку кутается, голову в плечи вжимает, личико недовольное.

Едем дальше, в молчании. Правильно ведь, что молчит. Кошусь на мелкую, она копошится на заднем сидении. Пакет шуршит. Начинает ёрзать.

— Только не оборачивайтесь, — реплика конечно же срабатывает в обратную. Поэтому тотчас в зеркало уставляюсь. Арина переодевается.

Бл*, где моя выдержка?

— Я же просила, — стыдливо прикрывается руками, ещё не натянув до конца футболку.

— Это что за нудизм?

— Мне неудобно в машине в платье, — сморщилась Рина. — Я увидела пакет со своими вещами, решила переодеться.

— Я не тупой и не слепой, — обрываю сухо. — Могла попросить остановиться, я бы вышел.

— Не хотела вас отвлекать.

— То есть, сверкая голым телом, ты меня не отвлекаешь?

— А вы не смотрите! — с вызовом.

— А ты не хами!

— Я не хамлю. Предупредила и попросила.

— Это было глупо для столь умной девушки.

— У вас какое-то неудержимое желание поругаться?

— А ты смотрю дерзить начала на ура! Взрослая стала?

Мелкая точно считывает мою реакцию и злость, которую до сих пор не смог в себе потушить. Меня разрывает на части от того, как хочу разобраться. Просто… хотя бы для того, чтобы куда-то деть эту злую нерастраченную половую энергию.