Выгибаюсь навстречу, отчаянно надеясь на больший контакт наших тел, но резкая боль простреливает запястья, напоминая о том, насколько же я ограничена в своих возможностях. Но и она лишь добавляет остроты безмерно страждущим ощущениям. Наверное, именно поэтому, когда мужчина отстраняется от меня, всё что я могу — капризно хныкать в мольбе, чтобы он исправил эту несправедливость как можно скорее. Вот только облегчать мои страдания Рупасов не спешит. Даже когда он избавляется от всей своей одежды и возвращается на кровать, аккуратно вклиниваясь между моих ног.

— Ты такая красивая, Жень… — хрипло бормочет он.

А я буквально впиваюсь взглядом в тонкую чёрную вязь рисунка татуировки на его теле, мысленно блуждая вдоль плавных искусных линий, опоясывающих рельеф крепких мышц. И в который раз безмерно восхищаюсь тем, насколько же идеально сложен мой любимый.

Наверное, я ненормальная, или по меньшей мере, со мной что-то не так, но глаза будто бы режет от одного осознания что я вижу перед собой, но при этом не могу дотронуться… Нельзя так сильно хотеть мужчину, ведь эта зависимость совершенно точно губительна. Невозможно любить настолько безумно и отчаянно, будто бы от этого зависит собственная жизнь. Но я хочу. И люблю.

— Ты даже не представляешь, как я с ума сходил всё это время по тебе, — негромко произносит он, аккуратно обхватывая за лодыжки, укладывая их себе на плечи. — А ты? Ты вспоминала меня, а, Жень? — дополняет, плавно заскользив кончиками пальцев по внутренней стороне моих бёдер.

Едва осязаемые прикосновения по краю резинки чулок сводят с ума. Каждый мой новый вдох сравним с тем, будто вместо кислорода я впитываю истинное пламя самой преисподней. С такой безудержной силой горят мои лёгкие.

— Да, — выдыхаю запоздало.

Артём дарит мне тёплую полуулыбку и наклоняется вперёд, целуя чуть ниже колена, постепенно продвигаясь выше и выше. Ответная волна судорожной дрожи во мне пробегается от самых кончиков пальцев и разливается по всему телу, вынуждая ёрзать от нетерпения.

— Как часто, Жень? — продолжает Артём.

Уже давно теряю смысловую нить диалога. Вообще непреодолимо трудно сосредоточиться хоть на чём-то, помимо убийственно медленной и неспешной ласки, истязающей моё тело и сознание. Но, по всей видимости, Рупасова это не устраивает.

— Как часто ты вспоминала обо мне, Жень? — настаивает он на своём.

Его ладони скользят выше по внутренней стороне бёдер, задевая пальцами кружево нижнего белья, а губы повторяют этот путь, вынуждая меня уже откровенно стонать от переизбытка острых ощущений.

— Постоянно… — выдыхаю вынужденно. — Пожалуйста, Тём… Я так больше не могу-у…

Хочется просто вцепиться в его волосы, притянуть к себе ближе, впиться в него голодным поцелуем, забирая и впитывая в себя вкус чужого и одновременно самого родного дыхания. Меня буквально ломает от невозможности прочувствовать жар мужского тела, обхватить за торс ногами и ощутить в себе наполненность, которую может подарить только он. Но я не могу себе этого позволить. Мои руки до сих пор находятся в мягком, но надежном захвате металла и кожи, а разум отказывается воспроизводить хоть что-то, что помогло бы. И всё, что мне остаётся — продолжать молить свою мужчину ниспослать мне освобождение… Нет, не от пут, которыми он привязал меня… Не только к кровати. К себе. Причём так давно, что уже и не помню, а было ли в моей жизни время, когда я жила отдельно от него. Словно меня и не существовало прежде.

— Одного твоего слова достаточно, — то ли напоминает о былом, то ли просто соглашается со мной Артём.

Нижняя часть белья всё ещё на мне… Тем контрастнее и ярче первое проникновение его пальцев вглубь моего тела. Но и оно не приносит столь необходимой разрядки.

Лишь разжигает мучительную агонию потребности быть единым целым с мужчиной до небывалых высот. Меня выворачивает этой болью. И если я совсем недавно так боялась упасть, то теперь все мои грёзы только о том, чтобы свалиться в этой вершины как можно стремительнее и скорее. Уже не могу сдерживаться. Делаю то, о чём он предупреждал… То, чего он хотел. Я кричу. Громко. Наверное, даже слишком, потому что…

— Тише, родная, — остаётся где-то на краю моего сознания нежно-успокаивающий полушёпот. — Тише.

Мужчина продолжая ласкать меня изнутри жестоко медленно и сладко. До такой степени безгранично томительно, что у меня перед глазами темнеет. Я уже ничего не вижу. Только чувствую, как каждый нерв раскалён до предела, а мышцы каменеют от судорог. Время словно замедляется, оставляя барахтаться и тонуть в омуте бесконечного круговорота, убивающего с такой изощрённостью, что кажется, будто бы эта пытка создана специально для меня. И тогда, когда я уже решаю, что это никогда не закончится, а я сама просто сгину в этой беспросветной пучине сладостной боли, мир рассыпается на мириады осколков чистейшего наслаждения, заставляя внутренние мышцы сжиматься в ошеломительном оргазме. Меня будто вышвыривает из реальности окончательно. И эта моя новая действительность настолько прекрасна, что просто не могу не остаться там…

— Жень, — доносится словно издалека.

Собственный организм напоминает нечто абстрактное, не способное больше чувствовать ничего, кроме оставшейся эйфории, наполняющей душу лёгкостью и безмятежностью. Но ласковое трепетное прикосновение к моим губам заставляется вернуться из своего недолгого путешествия.

— Жень, — уже требовательнее зовёт Артём.

Череда новых поцелуев вынуждает тянуться навстречу. Вновь забываюсь, потянув руки вниз, чтобы обнять мужчину. Острая боль прошивает запястья, а я невольно морщусь, сожалея лишь о том, что до сих пор так и не могу прикоснуться к любимому. Ничего не произношу вслух, но моя реакция остаётся услышанной.

Металлические пряжки на кожаных браслетах оказываются расстёгнуты уже вскоре, и я с наслаждением опускаю затёкшие ладони на широкие сильные плечи, впиваясь в загорелую кожу ногтями.

— Я здесь, любимый, — шепчу несвязно.

Его член упирается мне в промежность. Нужно лишь податься совсем немного вперёд и тогда… Тихий, но настойчивый стук в дверь разрушает ту иллюзию, которая только начала вырисовываться в моём воображении.

— Брат, я всё понимаю, — доносится из коридора приглушённый голос Рупасова-младшего. — Но у нас во дворе федеральный судья в компании злющего фээсбешника, а ты заперся с его женой… Имей совесть!

Артём замирает на мгновение, а взгляд цвета бездонной синевы застывает.

— С-сс… — так и не договаривает он.

Резко выпрямляется и садится. На его лице мелькает болезненная судорога, а с уст срывает шумный тяжёлый выдох. Руки сжимаются в кулаки с такой силой, что проступает рисунок вен, а кончики пальцев белеют.

— Не фээсбэшник он, — бормочу зачем-то в оправдание Косте. — Пограничник…

Поднимаюсь и сама, усаживаясь напротив Рупасова. В памяти максимально досконально прокручивается весь наш разговор за то время, что мы здесь находимся. Мужчина всё ещё предельно возбуждён. Даже представить себе не могу, что он может чувствовать сейчас. И тем более, не знаю, что он способен сделать дальше. Да мне и не особо интересно. Я уже приняла решение за нас обоих.

Вновь обнимаю Артёма за плечи с придвигаюсь ближе, прокладывая влажную дорожку из терпких поцелуев вдоль пульсирующей жилки на его шее, тем самым выказывая своё отношение к происходящему. Да, я намерена продолжать. И присутствие кого-то там, за пределами места, где есть только я и он — ничего не меняет.

— Вали на хрен, Сень! — следует от моего мужчины достаточно громко, чтобы послание дошло до адресата.

Не могу сдержать шальной улыбки, продолжая дарить любимому ласковые прикосновения своих губ и рук.

— Но… — слышится в ответ нерешительное.

Рупасов-младший так и не договаривает. Я обрываю его.

— Да, вали на хрен, Сень! — повторяю слова Артёма.

Немного отстраняюсь и всматриваюсь в его глаза. В них отражается такое буйство эмоций, что они в одно мгновение захлёстывают, утягивая в свой омут. Я тут же забываю обо всём остальном, возвращаясь в свой отдельный мир грёз, посвящённых самому идеальному мужчине. Хватает всего лишь осознания того, насколько сильно он хочет меня, чтобы почувствовать новую предвкушающую дрожь, въедающуюся в мою суть сладкой волной возбуждения. И, раз уж мои руки свободны, на этот раз всё будет так, как желаю того я… Не просто возместить полученный от него дар.

Намного больше. Чтобы и Артём захлебнулся во всём этом точно также, как я совсем недавно.

— А как часто вспоминал обо мне ты? — возвращаю ему его же вопрос.

Рупасов немного прищуривается, слегка склонив голову влево. И даже рот успевает открыть, наверное, в намерении ответить. Но всё, что мужчине удаётся — лишь едва различимый хрип, когда я обхватываю его эрекцию у самого основания, сжимая так крепко, как только позволяют силы.

— Часто? — интересуюсь повторно.

Подаюсь вперёд, прижимаясь приоткрытыми губами к краю чёрной татуировки на мускулистом плече. И тут же спускаюсь в этой ласке ниже, аккуратно царапая ногтями каждый участок кожи, где оставляю влажный след от своих поцелуев.

— Ты же знаешь, что да… — гулко сглатывает Артём.

На секунду отстраняюсь от него, чтобы вновь взглянуть в его глаза. И так и не отвожу взгляда, смотря снизу-вверх, когда опускаюсь ещё ниже, прокладывая новую дорожку из нежных поцелуев вдоль кубиков пресса.

— Жень, — мучительным полушёпотом отзывается он.

Тяжесть мужской ладони ложится на затылок и стягивает волосы. Мне почти больно, но это ощущение лишь подстёгивает к дальнейшему. Подушечкой большого пальца я размазываю часть проступивших капельна головке и тут же слизываю оставшееся.

— Бл*дь… — шумно втягивает воздух Рупасов.

И тут же порывисто выдыхает, как только мои губы обхватывают возбуждённую плоть, вбирая в себя максимально возможно. Сжимаю ладонь на нём с новой силой, лаская вверх-вниз… С наслаждением отмечаю как член в моей руке подрагивает и пульсирует, а пальцы Артёма ещё крепче и болезненнее впиваются мне в затылок.