— Да не могу я тебя отпустить, как ты не понимаешь! — повторно срывается Рупасов, но, по всей видимости, тут же вспоминает о своём обещании, потому что болезненно морщится и шумно втягивает воздух, продолжая уже тише и спокойнее. — Прости, Жень… Но я и правда не могу отпустить тебя. Только не снова. Ты же понимаешь, да?

Очень хочется верить в это. Вся моя суть так и тянется к подобному. Но я не верю.

Пусть и понимаю его. Просто потому, что прекрасно знаю — Артём не сможет сдержать своё слово, даже если на самом деле сейчас верит в это сам. К тому же, не в нём тут истинная проблема, если уж быть честной с самой собой, да и не в одной мне. Но и признаться я тоже не могу. Да и не смогу, наверное, вообще. Мой самый первый в жизни мужчина точно не поймёт. Не простит меня. Никогда. Уж лучше пусть просто ненавидит за молчание, чем узнает правду.

— Да бл*дь!!! — не выдерживает Артём.

Одним рывком он притягивает меня к себе. Я только и успеваю, что широко распахнуть глаза от удивления, когда оказываюсь на его коленях.

— Осталось пара часов до того, как самолёт приземлится, — глухо проговаривает Рупасов, прижимая к себе одной рукой за талию. — Ты же не хочешь опоздать, да?

В синих глазах плещется такое буйство эмоций, вопреки предельно рассудительному тону, что я не сразу улавливаю смысл сказанного. Просто тону в беспросветном омуте цвета бездонного океана, где смешалось так много всего, что уже не отделить одно от другого. Ярость, злость, жгучая обида, отчаяние, а ещё… нежность и тепло. И всё это — тоже для меня одной.

— Нет, не хочу, — не сразу, но нахожусь с ответом.

Так и продолжаю неотрывно смотреть в его глаза, не в силах отвернуться. Меня словно приворожили или околдовали. Привязали навечно — падать и пропадать в этой бездонной синеве, которая совершенно точно погубит. И чем дольше я смотрю, тем всё больше уверена, что согласна сгинуть или даже умереть, если придётся, только бы никогда не знать каково это — быть отдельно от всего того, что испытываю сейчас.

— Тогда тебе стоит начать говорить, потому что мы не сдвинемся с места, пока ты не расскажешь, родная, — ласково дополняет Артём, проводя большим пальцем по моим губам. — Ведь скажешь мне, да?

И вот не о том думать надо, но тело предательски отзывается на этот простой жест, а по коже проскальзывает дрожь. В одно мгновение она впитывается в мою кровь, разжигая внутри вполне однозначные мысли.

Чёрт! Я ненормальная!

— Жень, — многозначительно приподнимает бровь в ожидании Рупасов.

Уже и не помню, чего он ждёт. Я должна что-то сказать? Ответить на какой-то вопрос… Где-то на краю сознания ещё остаётся несуразная мысль об этом, но она слишком незаметна для меня сейчас. Новое прикосновение мужчины затмевают собой всё остальное. Артём зарывается пальцами в мои волосы и притягивает к себе ближе. Могу уловить его дыхание. Чувствую вкус чужих губ на своих…И в который раз схожу с ума! Подаюсь вперёд, чтобы сократить те жалкие доли миллиметров, что разделяют нас, тут же проклиная и себя, и мужчину одновременно — за невозможность понять другу друга и принять такими, какие есть, но при этом так отчаянно желать быть единым целым! Ведь я знаю — ему это нужно ничуть не меньше чем мне самой… А может быть даже больше.

— Тём, — выдыхаю едва слышно.

Всё ещё не поцелуй. Лишь соприкосновение. Почти не осязаемо. Но в то же время настолько близко, что наваждение почти накрывает с головой, не позволяя рассудку вообще больше напоминать о своём присутствии.

— Скажи мне, Жень. Забей на всё и всех. Просто скажи мне… — доносится приглушённое от Артёма. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Чего ты хочешь?

Он так и не отрывает от меня пристального взгляда, который смотрит будто насквозь. Почему-то кажется, что мне и не нужно отвечать. Он и так всё видит. Тем более, что понятия не имею как описать всё то, что выжигает сердце, затмевает разум и переполняет душу безграничной чередой эмоций, в которых хочется тонуть и захлёбываться вечно. Но, наверное, стоит произнести это не для него. Для себя.

Быть может тогда я уже перестану разрываться между двух огней и окончательно приму решение как жить дальше. Пусть оно и разобьёт моё сердце вдребезги в очередной раз. Мучительно больно падать — только поначалу. После становится проще. То ли перестаёшь чувствовать всё так остро, то ли просто привыкаешь к этой боли, а она уже становится частью тебя самой.

— Всё, — произношу едва ли разборчиво, впиваясь в широкие сильные плечи ногтями, как утопающий хватается за спасательный круг. — Всё… из-за тебя, Тём. Для тебя. Но заново у нас всё равно не получится. Сказал, что простишь, но…Это так не работает, Тём… Не получится… И эта Аня ещё твоя… — не договариваю, умолкнув.

С замиранием сердца жду что будет дальше. И без того наговорила много.

Мужчина порывисто выдыхает. Замирает. Одно проклятое мгновение, которое он пребывает в оцепенении, длится целую вечность в моём сознании. Ощущение, что снова падаю с самого высокого обрыва. Не спастись на этот раз. Но…

— Так не работает? Не получится? — хрипло отзывается Артём. — А как тогда? Как получится? Можешь говорить что угодно, только я знаю одно единственное, что всегда между нами работало и получалось!

Даже если бы и собиралась что-то сказать, не успела бы всё равно. Он впивается в мои губы жадным глубоким поцелуем, точно, как совсем недавно, наказывая меня этой грубой жестокой потребностью чувствовать друг друга. И я поддаюсь. Отвечаю с не меньшей жадной исступлённостью. В лёгких уже не хватает воздуха. И я забираю чужой кислород. Готова вообще на что угодно, лишь бы только не прекращалось ничего… Ладони Артёма опускаются на мои плечи, скользят по ключицам и ниже, ласкают грудь, живот, спускаются дальше, стягивают тонкое чёрное кружево нижнего белья.

— Ох… — срывает с моих уст вместе с вторжением его пальцев в моё тело.

Проникновение нежное, осторожное. Ласка неспешная, сводящая с ума ещё больше, чем уже есть. Не знаю возможно ли бы быть ещё более одержимой и невменяемой, но, если и правда есть такая вероятность — я очень близка к этой грани.

— Давай, скажи ещё раз, что это не работает, что не получится. Скажи, что не хочешь меня точно также, как я хочу тебя… Безумно хочу тебя, Жень… — тихим полушёпотом отзывается мужчина, постепенно проталкиваясь во мне глубже. — Давай, соври, что это не так. Скажи, что не любишь. Что не нужен я тебе, — проникает ещё глубже, вынуждая меня выгибаться в спине и инстинктивно подаваться бёдрами навстречу.

— Всё равно не поверю. Потому что ты — всё для меня. И я сдохну быстрее, чем смогу принять это твоё враньё, — он растягивает изнутри, продолжая ласкать с чуть большим нажимом, но всё ещё мучительно медленно. — Уже ведь говорил тебе, не будет других женщин, пока ты так хочешь, Жень. Я все эти дни с тобой провёл. Не видел её ни разу. Не по телефону же бросить ту, которая платье подвенечное примеряет?.. Забудь про неё. И про свадьбу тоже забудь. Не важны они все, когда ты со мной, — нажимает и поглаживает изнутри так предельно правильно и необходимо, что могу лишь погружаться в свою эйфорию дальше, пока каждое слово отпечатывается в сознании. — Ты мне веришь? — резко покидает моё тело, оставляя ощущение пустоты.

Приходится вернуться в реальность.

— Да… — с огромным усилием выдавливаю из себя. — Но…

Договорить не удаётся. Артём снова вторгается в мой рот, словно завоеватель, клеймя свою территорию. Не слышу и не запоминаю тот момент, когда он умудряется избавиться от своих джинс. Понимаю, что это так, когда он разрывает поцелуй, немного отстраняется и приподнимает меня за бёдра, тут же насаживая на возбуждённую мужскую плоть.

— Никаких «но» больше не будет, Жень, — проговаривает вместе с первым толчком во мне. — Ты мне нужна… Всегда. Любая. Просто потому, что моя. Только моя. Ничья больше, — впивается пальцами в мои бёдра сильнее, поднимает вверх и выходит, чтобы снова резко опустить на себя. — Я люблю тебя больше жизни. И точно знаю, что ты чувствуешь также, так что не говори мне, что это — не то самое, которое должно помочь нам начать заново.

Молчать — пожалуй, самый лёгкий из всех возможных вариантов. Да и частый жёсткий ритм, который задаёт Рупасов, не считая нужным продлять диалог и дальше

— не очень-то способствует иному. Могу лишь тихонько вскрикивать и мысленно молить Артёма не останавливаться, пока тот ожесточённо вбивается в моё тело, раз за разом двигая нас обоих к границе, через которую и сама стремлюсь переступить.

Оргазм накрывает и выворачивает нас почти одновременно. Внутренние мышцы сжимаются вокруг мужчины, пока он изливается в меня, а в синих глазах поселяется невесомая пелена, перекрывающая собой былые эмоции. На секунду я даже вижу в них безмятежность и освобождение. И чувствую то же самое. Ровно, как и было сказано… Не важно уже ничего, когда он со мной.

Да, мы оба зависимые. Точно не адекватные. Не способные прощать или принимать что-либо, что идёт в разрез с нашими желаниями и стремлениями. Но, при всём при этом, именно это нас и объединяет. Мы одинаковые в своей сути. И пусть последнее совершенно точно не приведёт ни к чему хорошему, как и былое множество раз, но…

Попытаться то можно? Почему бы не рухнуть с небывалой высоты вновь, если уже доводилось проделывать подобное не единожды? Как минимум потому, что перед падением, всё равно ведь возможно ощутить это незабываемое чувство полёта, которое может сделать счастливым… Счастливыми — нас обоих.

— Хорошо, Тём, — выдыхаю тихо. — Мы попробуем заново.

Не вижу его лица, потому что уткнулась лицом ему в грудь, наслаждая мерным тяжелым дыханием и размеренным сердцебиением. Но всё равно чувствую ответную улыбку, когда он нежно целует меня в макушку.

— Умница, — отзывает Рупасов.

Артём прижимает к себе крепче, но объятия длятся недолго. Мужчина тяжело вздыхает и пересаживает меня обратно на пассажирское сиденье, после чего спешно поправляет на себе одежду.