На его губах мелькает виноватая улыбка, когда я в удивлении разворачиваюсь к нему. Ничего не говорю, но вопросительно выгибаю бровь, ожидая продолжения.

— Подумал, вам бы стоило поговорить. без свидетелей, — продолжает всё в таком же тоне собеседник, отводя взгляд в сторону. — Брат, как три дня назад вернулся, так и заперся у себя. Пьёт беспробудно, ни с кем общаться не хочет… — хмурит брови, добавляя через паузу нерешительно. — Что случилось-то у вас?

Невольная усмешка расплывается на моих губах сама собой. Пусть это эгоистично и подло, но знать, что не одной мне плохо — согревает сердце… Жгучим ядом ощущения расплаты за свершённые грехи.

— Слушай, я понимаю, что это не моё дело, но… Брат ведь жениться собирался, знаешь? — вновь заговаривает Арсений, так и не дождавшись от меня ответа. — И бросил свою невесту перед тем, как ты с обрыва его «Mustang» столкнула. Три года с ней встречался, вроде как даже нормально у них всё было. А потом раз… И всё! Из-за тебя ведь! Она не поверила даже. Ждала его в ЗАГСе как последняя идиотка, пока он с тобой был… А теперь что? Снова разойдётесь лет на восемь? — звучит с горькой ухмылкой. — Как два упёртых барана, ей богу! Он не хочет мириться, так хоть ты не будь такой же! Сама ведь знаешь, у него конкретно крыша едет, когда дело тебя касается! Если не ты… Никто уже… — заканчивает с печальной полуулыбкой.

Тяжело вздыхаю, отчасти признавая чужую правоту.

— Да, ты прав, Сень… Не твоё это дело… — возвращаю ему его же слова.

Договорить не успеваю. Тяжёлые двери СТО громко хлопают, сопровождая собой появление Кости.

— Жень, ты долго ещё? — спрашивает он, не посчитав нужным даже взглядом удостоить моего собеседника. — А то Рома звонил. Сказал, будет через два часа где-то и сразу же выдвинемся… Вещи надо собирать.

— Нет, всё уже. Иду, — отзываюсь негромко.

Коротко киваю Арсению в знак прощания и отворачиваюсь от него, намереваясь покинуть помещение.

— Уезжаешь? — доносится мне в спину удивлённое.

Не сбавляю шаг.

— Да, — бросаю, даже не оборачиваясь.

— Снова? — в явной издёвке добавляет он.

Сердце болезненно сжимается, наряду с произнесённым, а в подсознании всплывают памятные образы, буквально тыкая носом в то, что наступаю на те же грабли. Но я быстро справляюсь с неуместным чувством, вспомнив о том, как совсем недавно Артём сам сказал своему брату, что больше не хочет меня видеть… К тому же, те выводы, которые Рупасов-старший явно уже сделал по отношению ко мне — явно не те вещи, которые он может простить. А я… не хочу больше оправдываться.

— На этот раз точно насовсем, — отвечаю сухо.

Костя открывает дверь на выход, и мы оба выходим на улицу.

— Всё в порядке? — интересуется деверь, как только мы оказываемся вдвоём.

— Да, — вру без зазрения совести.

Ведь, в конечном итоге, что бы ни чувствовала, другого выбора у меня всё равно нет — я буду в порядке. Рано или поздно.

— Одного не пойму во всём этом… Почему ты не сказала своему ненаглядному, что не делала аборт? — неожиданный вопрос застаёт врасплох.

Так и замираю перед своей машиной, не успев открыть дверцу с водительской стороны. Разворачиваюсь к Косте лицом, внимательно вглядываясь в его глаза. Не припомню что-то, чтобы мужчину вообще хоть когда-либо интересовала моя личная жизнь, даже если она касалась старшего брата… Тем удивительнее слышать от него сейчас нечто подобное.

— Поначалу хотела. Правда. Но потом просто поняла одну вещь: если бы рассказала, всё стало бы как прежде… Не меняется он, Костя. И обещания свои не держит. Снова.

А я не хочу так. Не хочу быть нужной кому-то только до тех пор, пока ему удобно так жить, — отвечаю, как есть, даже без раздумий. — Да и Матвея я слишком люблю, чтобы ставить его в такие условия, где сплошная неопределённость, а каждый новый день будто на пороховой бочке проходит.

Мужчина неопределённо хмыкает и дарит ободрительную улыбку.

— Не пожалеешь? — добавляет он, открывая дверь своей машины.

Внутрь не садится. Ждёт моего ответа.

Пожалею ли я? Сейчас думается — нет. Но на самом деле, прекрасно знаю, что уже вскоре моё мнение изменится, а я сама буду тихонько загибаться и сожалеть о каждом своём поступке… Но то будет потом. Да и не привыкать мне больно падать.

— Нет, конечно, — отзываюсь как можно беззаботнее.

Больше не смотрю на мужчину, усаживаясь за руль. В скором времени мы возвращаемся в дом моей матери. Время близится к полуночи. Она спит, как и сын.

Учитывая скорый приезд мужа, придётся разбудить их, да и самим ложиться спать не стоит, но пока мы стараемся лишний раз не шуметь, оставаясь на первом этаже коттеджа.

Ставлю греться чайник, а Костя устраивается на диване в гостиной, принимаясь за чтение какой-то местной газеты. Следующие минуты проходят в обоюдном молчании. Но потом я вспоминаю, что в бардачке моей машины до сих пор должен лежать бумажный пакет с пометкой из красной полосы, который велел отдать мне федеральный судья. Почти забыла о нём.

Выхожу обратно на улицу, прихватив с собой дозу никотина. И остаюсь там довольно долгое время, разглядывая содержимое документов восьмилетней давности, попутно выкурив не одну сигарету. Выводы, которые складываются при прочтении информации… Не самые лучшие. Странные. И заставляющие задуматься. О многом.

Заявление от потерпевшей, которое я толком не рассмотрела поначалу, подписано Еленой Наумовой, хоть и написано не её почерком. Бумага датирована как раз тем числом, вскоре после которого «моя дорогая подружка» сообщила о том, что переспала с Артёмом в первый раз. И, если учесть имеющийся там же факт медицинского освидетельствования, в котором помимо нанесённых телесных повреждений зафиксировано и свершение полового акта… Всплывший в памяти образ наручников, которыми Артём пристёгивал меня не так давно в той же самой комнате, моментально навязал соответствующие мысли. А если принять во внимание другие предметы, которые имеются в том шкафу спальни Рупасова, где всё происходило с нами обеими…Удивительно, как вообще случившееся классифицировали по сто одиннадцатой. Тут же явно напрашивается другое.

— Ты чего тут застряла? — тихий голос Кости вынуждает вздрогнуть.

Вот уже дважды за вечер он умудряется подойти ко мне незаметно.

— Эмм… — не могу найтись с вразумительным ответом.

Так и не договариваю. В полнейшей растерянности смотрю на документы в своих руках, ведь в голове до сих пор не укладывается прочитанное.

— Ах вот оно что… — неприязненно морщится мужчина в ответ. — Только сейчас прочитала что ли?

Не удивляюсь тому, что он сам тоже в курсе содержимого, при том, очевидно, давно.

— Да, — отзываюсь глухо.

Достаю из кармана пиджака почти пустую пачку и беру ещё одну сигарету.

— Не многовато ли за один раз? — вяло улыбается Костя.

Мужчина бросает многозначительный взгляд в сторону остатков не так давно уже употреблённых мною порций никотина. Я же поднимаю лицо к тёмному небу, вдыхая тяжёлый дым… И думаю о том, что в какой-то мере он прав.

— Да уж… многовато, — озвучиваю своё согласие вслух.

Вот только к сигаретам это не имеет никакого отношения. А всё потому, что теперь я точно знаю: Артём меня обманул! Ведь говорил, что не трогал её! И я, тупая идиотка, поверила! А он… Ненавижу! Как же я ненавижу его и то, что он с нами сделал!

Мысли кружат в сознании и переплетаются между собой, напоминая сплошной хаос.

Затягиваюсь сигаретой повторно как можно глубже, чувствуя, как смертельный яд проникает не только в лёгкие. Моя кровь насквозь пропитана и отравлена уже давно. Кое-чем другим, гораздо крепче и губительнее. И это убьёт меня быстрее, нежели никотин. Давнее ощущение предательства, разъедающее душу на протяжении последних лет, заполоняет изнутри слишком быстро и безвозвратно, чтобы было возможным сдержать или заглушить это ненавистное чувство… Я сама тоже не могу остановиться.

— Скоро вернусь, — проговариваю сухо и иду к своей машине.

Позади слышится скептичный хмык.

— Хорошо бы… — доносится мне в спину.

Не оборачиваюсь. Почти дохожу до машины, когда будто на невидимую стену натыкаюсь. В разуме предательски копошится ещё кое-что, не дающее покоя. Из лёгких будто весь воздух вышибает, а сознание словно мозаику из разрозненных кусочков прошлой и настоящей реальности складывает. Выводы даже делать не надо. Они сами собой напрашиваются.

— Рома и правда считает, что Артём… — проговариваю приглушённо и вынужденно умолкаю, проглатывая вставший в горле ком. Добавляю всё также тихо. — Что тот, кто совершил те двенадцать убийств… Он?

Никак иначе я и объяснить не могу содержимое бумаг в своих руках, которые уж слишком прекрасно вяжутся и дополняют всё происходящее вокруг меня с того момента, как оказываюсь в родном городе по воле Агеева спустя долгих восемь лет.

— То есть тебя саму такое обилие совпадений не смущает? — интересуется встречно Костя с ядовитой ухмылкой.

Если бы я и знала правильный ответ, всё равно вслух не произнесла бы.

— Я тебе вопрос задала, — реагирую грубо. — Да или нет?

На добрую минуту повисает гнетущая тишина. И мне уже начинает казаться, что она вполне могла бы заменить согласие тому, чего я жду, но…

— У Артёма Рупасова есть алиби на момент похищения и истязания девушек, если ты об этом, — мрачно отзывается Костя, тут же дополняя поспешно. — У обоих братьев.

Так что… Сама понимаешь. Без вариантов особо, — хмыкает в довершение.

У меня будто тяжеленный камень с души сваливается. А ужасные домыслы, которые, как оказалось, не имеют под собой фундаментальных опасений, быстро выветриваются из головы. Я просто забываю об этом. Ведь есть нечто иное, вновь затмевающее все мои мысли. Стоит бросить лишь один мимолётный взгляд на документы, связанные с Еленой Наумовой, которые до сих пор сжимаю в кулаке, как ярость пылает с новой силой.