Перед входом в здание из красного кирпича явно бюджетного учреждения жизнерадостная блондинка-репортер ослепляет экран.


— И другие новости. Сегодня вечером нас радует трогательная история о щедрости человеческого духа. Как мы сообщали в прошлом месяце, пожар уничтожил складское помещение Центра нуждающихся новорожденных в Бостоне. Центр бесплатно предоставляет предметы первой необходимости учреждениям и больницам, которые выхаживают недоношенных, больных или обездоленных новорожденных по всей территории Соединенных Штатов.


Поскольку это место являлось главным распределительным узлом для критически необходимых поставок, пожар стал особенно разрушительным. Но сегодня анонимный благотворитель подарил организации две тысячи коробок подгузников, чтобы восполнить их потери.


Помимо этого, было пожертвовано большое количество смесей, одежды, одеял и игрушек. Мы не знаем, кто этот анонимный филантроп, но Мерил Хопкинс, президент благотворительного фонда, назвала его ангелом. Джон, возвращаемся к тебе в студию.


Деклан выключает телевизор и поворачивает ко мне. Он явно в шоке.


— Вор-филантроп? Ничего не понимаю.


— И я. Кстати, у Лиама есть еще компании, связанные с товарами для новорожденных?


— Нет.


Я обдумываю это с минуту, в равной степени обескураженный и заинтригованный.


Пара женщин-воришек врывается на склад и угоняет грузовик с подгузниками. При поимке им грозит обвинение в крупной краже с возможным максимальным приговором в тридцать лет тюрьмы, несмотря на добрые намерения.


На хрена так рисковать?


А как насчет других вещей, одежды, еды и игрушек? Если их тоже украли, то кража подгузников была частью более масштабной, организованной операции. Операции, на планирование которой ушли недели или месяцы.


И все это за просто так?


В этом нет никакого смысла.


Никто в здравом уме не пойдет на такой риск с нулевым вознаграждением. Если воры охотились не за деньгами, то определенно за чем-то другим.


Потому что если я что-то и знаю наверняка о человеческой природе, так это то, что человек, который не мотивирован жадностью, обычно мотивирован чем-то гораздо более темным.


Например, жаждой власти.


Например, желанием отомстить. С этими вещами я слишком хорошо знаком.

Когда я начинаю быстро и жестко печатать на клавиатуре своего компьютера, Деклан говорит:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь на охоту.

Как только сайт Министерства обороны погружается, я приступаю к работе.

Спрятались вы или нет, воры, я иду.


ГЛАВА 3


Джули



Когда я снова оглядываюсь через плечо, Фин раздраженно вздыхает.


— Может, ты прекратишь это делать? Ты действуешь мне на нервы.


Я бормочу извинения и делаю еще один глоток «Маргариты», но не могу избавиться от ощущения, что за мной следят.


Если учесть, что выросла я под постоянным контролем нескольких десятков телохранителей, учителей и нянь, это чувство мне отлично знакомо.


Именно поэтому я такая дерганная, хотя должна праздновать.


Фин и Макс, которые сидят по обе стороны от меня за высоким столиком в шумном, переполненном баре «Ла Фиеста», не разделяют моего волнения. Они улыбаются и смеются, флиртуя с симпатичным барменом, за что тот продолжает присылать бесплатные напитки.


Все как обычно. Я — счастливая обладательница яркого света, который производят мои подруги (отсюда и бесплатные напитки), но если бы я оказалась здесь одна, то платила бы сама.


Не потому, что я уродина или что-то в этом роде. Правда, по сравнению с пышной, сладостной красотой Фин и острой, жесткой девичьей сексуальной привлекательностью Макс, я так же интересна, как подошва ботинка.


Это связано с той же причиной, по которой я ношу мешковатую одежду, не пользуюсь косметикой и отзываюсь на фальшивую фамилию: чтобы слиться с толпой. Чтобы раствориться на заднем плане.


Внимание — это последнее, чего я хочу.


Внимание означает вопросы, а вопросы означают ответы, а ответы — особенно правдивые — это то, что я никогда не даю.


Внимание для девушки вроде меня может быть опасным.


Смертельно опасным.


Поэтому я держу голову опущенной, рот закрытым и остаюсь настолько холодной и отстраненной, насколько это возможно, даже когда хохотушки рядом вызывают спонтанную эрекцию вокруг себя.


— Может, уберешь от меня свои штучки? — сердито говорю я, указывая рукой на ее грудь. Хотела бы я, чтобы Фин не испытывала такой любви к блузке с глубоким вырезом. — Они чуть ли не в моей сальсе.


Я отодвигаю тарелку из-под ее нависших грудей, беру лепешку из корзинки в центре стола и макаю ее в соус. Затем кладу ее в рот, наслаждаясь пряным вкусом и хрустом.


Фин безмятежно улыбается.


— Я знаю, тебе это трудно понять, второй размер, но девочкам нужен свежий воздух.


— Что им нужно, так это подтяжки.


Она выгибает брови.


— Хочешь сказать, что мое великолепное декольте обвисло?


— Нет. Я предлагаю тебе инвестировать в нижнее белье, благодаря которому мужское население Бостона не будет знать анатомию твоей груди. Кажется, что ты нацепила кальку вместо лифчика. У того мужика вот-вот случится сердечный приступ.


Фин переводит свой зеленоглазый взгляд на пожилого джентльмена через несколько столиков от нас, о котором и идет речь. Как только он замечает это, давится своим тако.


— Бедняжки, — ласково вздыхает она. — У них нет ни единого шанса.


— Кстати, о бедняжках, — тихо шепчет Макс. — Парень в конце бара — огонь. Мои трусики плавятся.


Она смотрит поверх моего левого плеча, но когда я уже собираюсь оглянуться, она шипит:


— Не смотри!


— Как я тогда оценю, что он огонь, если не могу смотреть?


— Не смотри прямо сейчас. — Она делает вид, что рассматривает свой маникюр. — Я скажу, когда можно, как только он перестанет прожигать дыры в твоем затылке.


Значит, кто-то смотрит на меня.


Мужчина.


Не хорошо.


— А как он выглядит?


Макс поднимает глаза, затем быстро опускает их к ногтям. Красный румянец расползается по ее щекам.


— Как будто он способен оплодотворить женщину на расстоянии. Господи, вот это глаза. Лицо. Тело…


— Он — помесь Джеймса Бонда и Росомахи, — исподтишка бросив на него взгляд, который она пытается замаскировать, встряхнув волосами, вставляет Фин. — Только больше. И еще горячее.


—  И гораздо опаснее, — соглашается Макс.


Опасный? У меня замирает сердце. Все волоски на моих руках встают дыбом.


— Дай мне свою пудреницу, — жестко требую я у Фин.


Они с Макс обменивается встревоженными взглядами, затем Фин зарывается в сумочку, которая все это время висела на спинке стула, и достает оттуда маленькую зеркальную пудреницу, без которой никогда никуда не выходит.


Молча протягивает ее мне.


Я щелчком открываю ее, делаю глубокий вдох и подношу к лицу.


Делая вид, что проверяю свою несуществующую помаду, бросаю взгляд на мужчину позади меня.


Отражаясь в зеркале, пара сверкающих темных глаз встречается с моими.


Господи Иисусе. Я чувствую разряд, как будто кто-то включил меня в розетку.


Макс ошиблась. Он не огонь.


Он гребаный вулкан.


Мощный, темноволосый и очень мужественный, с заросшей щетиной челюстью и широким чувственным ртом. Черный костюм от Armani сидит как влитой, демонстрируя выпуклые бицепсы и накачанные бедра. Когда он проводит рукой по подбородку, я замечаю множество татуировок на костяшках его пальцев.


И словно он знает, что мое сердце ухнуло в пятки от его вида, полные губы изгибаются в легкой насмешливой улыбке.


— Нужно прибраться в пятом ряду, — в ужасе шепчу я.


Это одна из наших многочисленных кодовых фраз, которая означает: «Мы в полной жопе, создаем отвлекающий маневр и сваливаем как можно быстрее».


Фин замирает.


— Вот дерьмо, — выпаливает Макс.


Что до меня, я захлопываю пудреницу, возвращаю ее Фин и допиваю остатки своей «Маргариты». Затем дотрагиваюсь до ножа в кармане пальто, жалея, что у меня не пистолет. Потом перевожу взгляд с одной подруги на другую.


Мое сердце бьется о грудную клетку. Моя кровь — расплавленная в венах лава.


— Готовы?


— Я не собираюсь терять еще одну пару лабутенов, — возмущается Фин.


— Именно поэтому ты обязана всегда носить байкерские ботинки, как я, идиотка. Эти острые штуки, которые так тебе нравятся, не предназначены для бега, — злится Макс.


— Если бы я хотела выглядеть как бездомный цирковой артист, то определенно оделась бы как ты, Максима.


— Поднимайся, Финли.


Нахмурившись, потому что она ненавидит, когда ее называют полным именем, Макс резко встает и уходит, толкая вращающуюся дверь в задний коридор ресторана, где находятся туалеты.


Через пять секунд мы слышим приглушенный грохот, а затем крик. Еще через несколько мгновений оживает пожарная сигнализация.


Ресторан погружается в хаос.


Из коридора, в котором скрылась Макс, выбегают охваченные паникой мужчины и женщины, толкая друг друга и спотыкаясь в спешке о собственные ноги. Посетители за соседними столиками вскакивают с криками и стекаются к входной двери.


Аварийные огни переливаются красным и синим.


Срабатывает система пожаротушения, поливая с потолка ледяной водой.


Над входом в коридор по стене поднимаются серые клубы дыма.