Мы не отрываем взгляд друг на друга, все мысли о трех пристально наблюдающих женщинах испарились. Киллиан нежно проводит большим пальцем по моей скуле, потом по губам.


— Ты написал в своей записке, что я заставляю тебя мечтать о другой жизни. Неужели это правда?


— Да.


— И… — Мое сердце колотится так сильно, что мне приходится взять паузу и сделать глубокий вдох. — А если я попрошу тебя об этом? Попрошу отказаться от жизни, которую ты сейчас ведешь? Ты сделаешь это ради меня?


Он отвечает без колебаний, его голос хриплый.


— Я бы так и поступил, если бы ты сказала, что доверяешь мне. Я бы так и поступил, если бы ты подарила мне свое сердце. Если бы ты перестала сдерживать себя.


Его адамово яблоко дрожит. Киллиан облизывает губы. Его голос падает до шепота.


— Если бы это означало, что я могу заполучить тебя навсегда, я бы зажег свою жизнь в огне и покинул пепелище.


Между нами опасно потрескивает напряжение.


Киллиан ждет, накаленно и молчаливо, глядя на меня. Его ладони на моем лице подрагивают. А когда он хрипло шепчет мое имя, все внутри меня переворачивается.


Я почти говорю это.


Я почти выпаливаю: «Да, я доверяю тебе, да, я без ума от тебя, да, давай будем вместе, и пошел бы весь мир на хуй».


Но в этот момент меняется музыка.


Звучит песня Let It Be группы The Beatles.


Ледяной холодок пробегает по моему телу, отчего волосы на затылке встают дыбом, а кожа на руках покрывается мурашками. Моя мать словно обращается ко мне из могилы с предупреждением. Я практически слышу ее слабый, шипящий мне в ухо голос.


«Не повторяй моих ошибок. Не влюбляйся в негодяя, иначе умрешь, как я».


И магия рушится.


Я отстраняюсь от Киллиана, смахиваю его руки со своего лица и перевожу взгляд на табурет, тупо на него уставившись. Затем дрожащими руками тянусь за бокалом вина. Я пью его, продолжая трястись, потому что все так же ошеломлена тем, как близко я подошла к краю обрыва.


Ошеломлена тем, как сильно мне хотелось броситься вниз.


Киллиан тяжело вздыхает рядом. Его смех низкий и хриплый.


— Харли.


Бармен вытягивается по стойке «смирно», когда Киллиан окликает его по имени.


— Что вам принести, босс?


— «Гленливет». Три пальца. Без льда.


— Понял.


Мы сидим в напряженной тишине, бок о бок, наблюдая за Харли, который берет бокал и наливает виски. Как только Харли ставит его на стойку, Киллиан хватает бокал и выпивает одним глотком. Выдохнув, с резким стуком он ставит бокал обратно на стойку и поворачивается ко мне.


— Давай не будем затягивать. Я уеду сегодня вечером, а не завтра утром. — Его голос грубый, как будто по его гортани прошлись наждачной бумагой.


Я задушила внутренний голосок, кричащий: «Нет! Нет! Нет!»  и постаралась сделать так, чтобы мой собственный голос звучал спокойно.


— Дело не в том, что я не хочу тебе доверять. Дело в том, что я не могу.


Киллиан горько смеется.


— Можешь. Просто решила не делать этого.


— И ты действительно меня в этом обвиняешь?


Он обхватывает мои плечи и поворачивает лицом к себе. Его челюсть тверда, глаза пылают яростью... еще никогда он не выглядел настолько красивым.


— Да, черт возьми, обвиняю, потому что ты сама видишь, как нам хорошо, но такая трусиха, чтобы боишься хотя бы попробовать.


— Трусиха? — повторяю я, повышая голос. — Скорее, слишком умна. Или мудра!


Он наклоняется и пронзает меня своим горящим взглядом.


— Чушь собачья, — рычит он.


Я моргаю, потому что его тон сочится яростью.


— Прошу прощения?


— Это полная чушь, и ты это знаешь. Это оправдание.


Мой голос поднимается еще выше.


— Ты преступник!


— Как и ты.


— Ты гангстер!


— А ты — воровка.


— Я делаю то, что делаю, чтобы помочь людям! — кричу я.


Когда он смотрит на меня, жилы на его шее напряжены, а ноздри раздуваются.


— Я тоже, воришка, — после минутного молчания выдает он. — Я, блядь, тоже.


Затем Киллиан вскакивает на ноги и идет прочь сквозь толпу, сжав ладони в кулаки и расправив плечи.


— За выпивку не переживай, дорогая, — мягко говорит Харли. — Этот раунд за счет заведения.


Он уходит, оставляя меня наедине с непонятным ощущением, что я только что совершила ужасную ошибку. Но почему?


Когда я возвращаюсь в мотель, Киллиан уже там, ждет меня.


ГЛАВА 24

Киллиан



Я собирался вернуться в Бостон сразу из ресторана, но как только сел в автомобиль, понял, что не могу.


У меня осталась еще одна ночь.


И я ею воспользуюсь.


Джули открывает свой номер в мотеле и замирает, увидев меня у ее кровати. Затем тихо выдыхает и закрывает за собой дверь. Она даже не тратит силы на вопросы и выяснения, как я сюда попал.


Когда она вновь поворачивается ко мне, ее глаза сияют от волнения.


— Ты не должен ожидать, что я пожертвую ради тебя всей своей жизнью.


— Тем не менее, от меня ты ожидаешь именно этого, — грубо замечаю я.


Закусив губу, она рассматирвиает мысы своей обуви. На Джули одно из тех легких летних платьев без рукавов, которые так ей идут. Правда, лучше всего они смотрятся, когда я их срываю.


— Я... — Она замолкает, переводит дыхание и начинает по новой, все ещё глядя под ноги. — Я не пытаюсь спорить. Или бросаться словами. Или судить. — Она смотрит на меня, насупив брови. — Но в тебе много непонятного.


Я делаю шаг к Джули, потому что не могу протянуть больше ни секунды без прикосновений к ее телу. Мои пальцы покалывает от желания дотронуться до ее кожи.


— Я же сказал, что все расскажу.


Мои слова заставляют ее глаза вспыхнуть.


— Но сначала я должна довериться тебе?


— Да.


Это ее еще сильнее раздражает. Я вижу, как она старается успокоиться, но ничего не может с собой поделать. Кровь уже прилила к ее щекам.


— Почему я должна прыгнуть с обрыва первой? Почему ты не можешь довериться мне и рассказать все?


— Потому что на карту поставлено слишком много жизней, мне нельзя так рисковать.


Это ее останавливает. Но ненадолго. Она делает шаг ко мне, настаивая:


— И что это значит?


Я качаю головой. Что приводит ее в бешенство.


Она подходит ближе.


— Твой мальчик на побегушках, Диего, сказал мне кое-то, что меня беспокоит.


Черт бы побрал Диего и его болтливый рот.


— Он сказал, что твоя работа очень важна, — продолжает она, несмотря на мое молчание. — Тогда мне показалось это смешным, я посчитала, что Диего просто находился в заблуждении, смотря на тебя, как на своего наставника в образе крутого плохого парня. Смотря на нечто, к чему стоит стремиться. Быть худшим из худших. Королем преступников. Но потом, по дороге сюда, я вспомнила твои слова о том, что ты стер мое досье в базе ФБР. Стер именно ты, а не кто-то другой. Следовательно, у тебя есть доступ к той самой базе данных ФБР. И учитывая твою способность манипулировать правительственными спутниками, находить людей как иголки в стоге сена и наводить справки, в которых будет даже информация о том, люблю ли я долбанную яичницу, все становится более и более интересным, если не сказать больше.


Джули подходит все ближе и ближе, пока не останавливается передо мной, смотря мне в глаза. Ее голос становится тише, а глаза горят огнем.


— А потом ты сказал, что тоже помогаешь людям. «Я, блядь, тоже» — сказал ты, такой весь из себя злой и гордый, как будто я оскорбила тебя. Что, конечно, не имеет никакого смысла. Как глава ирландской мафии может помогать людям, если в его обязанности входит лгать, обманывать и убивать?


Она хочет ответа. Мне приходится сжать ладони в кулаки, чтобы не дотянуться до нее. Не прижаться губами к ее рту, не сорвать с нее платье и не погрузиться в ее тепло.


Не пытаться сделать ее своей.


Она должна сдаться добровольно.


— И еще вопрос с твоим именем, — шепчет она, заглядывая в мою душу. — Киллиан. Имя, о котором, насколько я могу судить, никто, кроме меня, не знает. Для всего мира ты — безжалостный гангстер Лиам Блэк, но меня ты просил называть тебя Киллианом. Ты сказал, что это твое настоящее имя. Как ни странно, я тебе верю…


Она так близко, что я чувствую запах ее кожи. Ощущаю тепло ее тела. Вижу, как бьется пульс на ее горле.


Мы смотрим друг на друга в напряженном молчании, всего в нескольких дюймах друг от друга, пока она не требует:


— Расскажи мне свою большую тайну, гангстер.


— Скажи, что ты влюблена в меня. — Ее щеки становятся пунцовыми, а задние зубы скрежещут.


— Расскажи мне, как ты выяснил, кто мой отец.


— Скажи мне, что ты моя, и что у нас все серьезно.


Она смотрит на меня так, словно жаждет размозжить мне череп тупым предметом.


— Объясни, что ты имел в виду, говоря, что на карту поставлено слишком много жизней.


— Скажи мне, что ложь, которую я заставил тебя сказать в кладовке, вовсе не была ложью, и я расскажу тебе все, что ты захочешь знать.


Она изучает мое лицо в напряженном молчании. Затем выдыхает и вскидывая руки в воздух.


— Знаешь что? Просто уходи. Мне надоело играть с тобой в игры.


Джули отворачивается, но я хватаю ее за руку, разворачиваю и прижимаю к своей груди. Стиснув ее челюсть в своей ладони, я заставляю ее посмотреть на меня.